…15 августа 1990 года история «КИНО» закончилась. Осталась музыка, фильмы, воспоминания, фотографии. «КИНО» не запишет более ни одного альбома. Но то, что осталось, потрясает! Как ребята с окраины за пять лет превратились без чьей-либо помощи в группу № 1 в нашей стране? Думаю, ответ прост, – они были и остаются чертовски талантливыми музыкантами. Вот весь секрет. Мы не так уж часто видимся в последние годы – все в непрерывных разъездах: Юрий Каспарян в турне с «Ю-Питером», я давно уже не играю на гитаре – занимаюсь совершенно иной электронной музыкой как диджей, Георгий Гурьянов – профессор Новой академии изящных искусств и художник с мировой известностью, Игорь Тихомиров – саунд продюсер, – но когда это происходит, нам есть что сказать друг другу, мы даже слушаем «КИНО» иногда. И знаете, песни Виктора и звучание «КИНО» по-прежнему трогают, они по-настоящему хороши. Время вынесло свое решение. Будет очень жаль, если в России больше не появится группа, которая пусть по-своему, но сможет «дотянуться до звезд, не считая, что это сон…».
Дмитрий Бунин
«…Картина работы Цоя очень понравилась самой Катрин Денев…»
…Году в 1982-м я как-то приехал в гости к Гене Зайцеву, отцу всех ленинградских хиппи, а у него уже были гости. На полу сидели два каких-то молодых парня, и играла музыка. Неплохая довольно-таки музыка. Спрашиваю: а что за группа играет? Гена мне и говорит, а вот эти парни и играют. Цой и «Рыба». Дуэт. Им Гребенщиков помогал записываться, и у них получилось… Вот так и познакомились. С Цоем я потом как-то редко довольно общался. А вот с «Рыбой» мы дружили, часто тусовались и проводили время вместе. Потом он даже попросил меня стать его крестным отцом, когда креститься задумал. Так что он мой крестный сын…
Я очень люблю Крым. И часто ездил туда отдыхать. И вот как-то поехал в Алушту и встретился там с «КИНО». Музыканты приехали туда концерты давать – «Звуки Му», Курехин, «КИНО»… Мне постоянно встречался на пляже кто-нибудь из рокеров, то из Москвы, то из Питера. Ну вот, в общем, я подумал, поеду-ка я к питерским. И поехал. Стал с ними тусоваться. Там была большая компания. Человек пятнадцать. Все «КИНО» и их сопровождение… После фестиваля у них были гастроли, и вот я побывал с ними на гастролях… Мы встречались, тусовались у Игоря Бушланова, раз даже жили вместе (нам «Лицедеи» оставили особняк на территории закрытого пионерлагеря «Кипарисное»)… Помню, как-то загорали на пляже, и вдруг кто-то сказал, что в районе Адоларов были замечены дельфины. Мы с Каспаряном схватили матрасы и к скалам. Приплыв, мы заняли круговую оборону, расположившись «лицом» друг к другу, дабы исключить возможность неожиданного нападения сзади, но дельфины так и не нарисовались…
…В 80-е годы в Питере, на Загородном проспекте, 40, находилась мастерская замечательного художника и человека Андрея Медведева. Клубов в то время не было (кроме «Сайгона» и рок-клуба), и все выдающиеся деятели современного искусства бывали частенько в этой мастерской, а некоторые и вообще сутками оттуда не вылезали. Я не буду перечислять имена, нет смысла. «КИНО» были также частыми гостями, как в составе, так и поодиночке. Однажды внимание Виктора привлек разворот какого-то венгерского журнала по искусству, в котором была реклама авиакомпании «Малев», так родилось желание поживописничать. Андрей выдал загрунтованный холст на подрамнике (этого добра было в достатке), краски-кисти, и процесс пошел. Рекламка была разлинована на квадратики, изображение переносилось на холст карандашом, потом маслом, претерпевая значительные изменения, и через часик-другой Виктор, насытившись процессом, решил, что, может быть, продолжит потом. Но потом не получилось: не нашлось времени. Было это в 1988 году. Картинка долгое время так и висела на кухне мастерской.
Году в 1995-1996-м Андрей по причине финансовых проблем предложил мне, как близкому другу, приобрести эту картину. Полотно неоднократно выставлялось (Музей горскульптуры – в честь 50-летия Тимура Новикова; в 2008 году в Нарвской крепости в день рождения города; на Гатчинском кинофестивале (произведения известных, у которых изобразительность не главный предмет деятельности, то есть музыкантов, актеров, писателей и т. д.), где привлекло внимание и понравилась Катрин Денев). По мнению искусствоведов, это последнее произведение Цоя и единственное в стиле поп-арт (до этого были распространенные в 80-е годы квадратноголовые). В настоящее время картина продается, так что, если есть идеи, велком…
Алексей Гостев
«…Цой сказал мне: „У тебя очень крутая бабушка…“»
Разбирая ящик, набитый древними аудиокассетами, с намерением наконец-то их выкинуть, наткнулся на бесценное сокровище. С высоты высоких технологий (простите за каламбур) цена этому добру – 10 тенге, если не меньше. Для меня же это еще одна лазейка в XX век, во времена моей отчаянной юности, когда об Интернете не мечтали даже фантасты. На чудом сохранившемся пластмассовом сэндвиче с хромированной пленочной прослойкой, не поверите, еще фирмы «Тасма» – диктофонная запись концерта группы «КИНО». Этот акт неприкрытого пиратства я самолично совершил во Дворце спорта в один из февральских вечеров 1989 года. Тогда же состоялась моя первая и последняя встреча с Виктором Цоем. История довольно смешная. Я собрался взять у Цоя интервью и для храбрости всю ночь что-то пил со своим лучшим дружком Сережкой. Зная за собой дурацкую черту в самый ответственный момент терять дар речи, мы с Сергеем написали какой-то странный манифест с претензией на шутку-юмор (помню только, что там был отсыл «в ЦК компартии и в ООН»). И с этой бумаженцией отправились в гостиницу «Казахстан». В восемь (!) утра. Под пытками не скажу, почему мы поперлись в такую рань, – очевидно, с перепою. Надо же было додуматься… 24-й этаж гостиницы, ломимся в номер люкс. Открывает дверь человек в халате, спросонья, с приятно знакомым лицом. С улыбкой говорит: «Вообще-то я еще сплю». Как будто даже извиняется. «А мы вас долго не задержим!» – говорю я сурово и вручаю Цою манифест. И еще мешок с яблоками (была у меня такая фишка – всем дарить апорт). На прощание прошу Виктора позвонить по указанному в письме телефону. Он улыбчиво кивает. «Ну-ну», – думаю… А вот дальше начинается глупость, которая едва не погубила мой грандиозный замысел. Вместо того чтобы отправиться домой, как минимум проспаться, как максимум дождаться звонка, я весь день шлялся по городу и примерно раз в три часа трезвонил из автомата своей бабушке – справиться, не спрашивал ли меня кто. И вот в один из таких проверочных звонков бабуля огорошила сообщением, что звонил какой-то Виктор. «Я ему все точно передала, чтобы ехал во Дворец пионеров, где вы будете его ждать», – гордо сообщила моя Калерия Сергеевна. У меня земля ушла из-под ног. «Куда ты его послала?» – спросил я изменившимся голосом. «Ну это же Виктор Александрович, ваш руководитель астрономического кружка? Вот я ему и сказала…» Я бросил трубку и чуть не разревелся. А счастье было так возможно, так близко… Какой позор! Потом еще выяснилось, что разговор Цоя и бабушки был продолжительным: она сообщила ему все новости из нашей домашней жизни, как я прогуливаю университет, как мне «звонят всякие подлые твари и вешают трубку»… Вечером с лицом цвета испорченной вишни я постучался в гримерку музыкантов и попытался извиниться перед Цоем. «Да, я звонил вам, – остановил своей обезоруживающей улыбкой поток оправданий Виктор Робертович. – Должен сказать, У ВАС ОЧЕНЬ КРУТАЯ БАБУШКА!» И было мне счастье. И слушал я концерт в нескольких метрах от сцены, и записывал его на диктофон. Сохранились два трека – «Камчатка» и «Транквилизатор». А потом было историческое (для меня) интервью, аудиозапись которого, к великому сожалению, не сохранилась… Качество записи было ужасное, если у кого-то есть запись лучше, я только порадуюсь за него. Главное, в конце-то концов, атмосфера[1070].
Из интервью В. Цоя корреспонденту газеты «Горизонт – Оркен» А. Гостеву:
– Остались ли среди тех, кто составляет круг друзей Виктора Цоя, компаньоны с ясельного возраста? Если да, то как вам удалось их не растерять?
– Нет, не остались… Не знаю почему. Ну, не остались, и все.
– Когда вы сочинили свое первое стихотворение? Можете ли сейчас воссоздать его по памяти, начитать?
– Я никогда не пишу стихотворений. Я пишу песни. Первая из них, я написал ее еще для первого альбома, называлась «Мои друзья».
– Насколько лично вас задела проблема взаимоотношения пацанов? Кого видели в вас сверстники – короля улицы, лидера или обычного мальчишку?
– Если и задела, то очень незначительно, потому что я с детства был «кошкой, которая гуляла сама по себе». С юного возраста занимался живописью, много времени тратил на это и как-то всегда держался немного отчужденно, сторонился всяких там компаний и… как сказать… никакого участия в общественной, дворовой, комсомольской жизни не принимал.
– Ну а сейчас, спустя годы, с каким чувством вспоминаете школу? Она для вас как причал, дом, каторга? Вообще, говорят, что современная школа воспитывает подлецов в духе марксизма-ленинизма. Да, это прискорбно, потому что Маркс и Энгельс меньше всего, наверное, мечтали о размножении в пространстве «волшебной страны знаний» жестокости, злобы, душевной глухоты…
– Ну, знаете, у меня мать учительница, мы очень часто переезжали из района в район Ленинграда. Поэтому естественно, что ни одна школа не стала для меня чем-то родным и близким. Да и потом, при нашей системе обучения, при советской культуре преподавания трудно хорошо относиться к школе.
– В каком возрасте у вас произошло первое свидание с музыкальным инструментом? Стала ли эта «помолвка» результатом родительских увещеваний или собственного увлечения?
– У меня нет музыкального образования.
– Случалось ли вам изменять себе, привычкам, людям?
– Это глубоко личный вопрос и прессы не касается.
– Сколько вами в общей сложности освоено музыкальных инструментов?