е ровно двадцать пять лет назад, в хмурое августовское воскресенье. На них время, когда многие из вас были еще малы, а кого-то не было вовсе. Тогда не только другая мода присутствовала. Была совсем другая страна – в чем-то хуже, а в чем-то, как теперь выясняется, и лучше сегодняшней. Тогда продукты, водку и даже мыло продавали по талонам, об отдыхе на зарубежных курортах никто не помышлял, а обо всем, что сделалось привычным сейчас, мы могли лишь мечтать. Но именно тогда было возможно явление, увы, невозможное теперь – явление по имени Виктор Цой… И хотя даже в проекте еще не было никаких стен и улиц имени Цоя, и памятников ему, и фестивалей, и песен в его честь, но первой ласточкой всего этого уже лежала на цветах лента с провидческой надписью «Виктор Цой всегда живой».
Олег Беликов:
Добравшись до ворот Богословского кладбища, я увидел там огромное скопище людей, которые явно приехали туда не вчера – повсюду валялись пустые молочные «треугольники» и такие же пол-литровые бутылки вперемешку с недоеденными буханками черного хлеба – остатки завтрака небогатых аристократов. Затем в двери кладбища, распахнувшиеся буквально на мгновение, въехал неприметный «пазик» канареечного цвета. Тут я увидел вышедших из забрызганных «Жигулей» Александра Абдулова и Андрея Макаревича с огромным букетом цветов в руках, направившихся прямиком к наглухо закрытым воротам Богословского.
Ворота перед ними тут же волшебным образом распахнулись, но, похоже, лишь для того, чтобы захлопнуться с новой силой… Я понял: видимо, сейчас и начнет происходить прощание, если уже не происходит. Тут мне в голову пришла сумасшедшая идея, и я, посвятив в ее скрытую суть Славку, залез на забор кладбища с фотоаппаратом в руках (якобы для того, чтобы снять его повыше и получше), как бы сейчас назвали – для дурацкого селфи, а затем, как мне показалось, незаметно спрыгнул на другую сторону ограды! Следом за мной уже почти в открытую стал вскарабкиваться неприметный Слава, но, как выяснилось через почти мгновение, так казалось лишь нам одним, потому что уже через секунду ко мне бросился какой-то мент, и я, естественно, ломанулся от него подальше. Моему примеру последовали сотни граждан, до этого терпеливо ожидавшие возможности проститься с любимым поэтом – якобы буквально через минуту (по словам тех же лживых сотрудников МВД). Началось неописуемое: народ сломя голову ломился через чьи-то могилы в темпе галопа, менты с той же крейсерской скоростью ломились за ними и, настигнув, тут же валили на могилы и там заламывали! Но добежавшие до открытого пространства счастливчики были ошарашены тем, какая огромная очередь растянулась до самой могилы… Среди скорбно и безропотно стоящих людей сновали добровольцы из активистов рок-клуба, имея на рукавах заранее припасенные черные повязки (для облегчения опознавания посвященных в избранные и допущенные к гробу от простых смертных) и довольно бесцеремонно запихивающие всех вырвавшихся из строя обратно. Тогда я остановился, снял с плеча свою сумку с аппаратурой и, повесив на шею фотоаппараты и достав редакционное удостоверение, пошел напрямик. Дорогу мне тут же преградил один из активистов, но, не зная, как реагировать на служебное удостоверение (с печатями и подписями), переадресовал меня ближайшему милиционеру. Тот, внимательно вперившись в него и увидев магические буквы «орган ГК КПСС», чуть ли не отдал мне честь и сделал разрешающий знак рукой. Я обернулся в сторону оставленного моими же настоятельными увещеваниями Славки и пробормотал довольно неразборчиво нечто вроде: «А вот тут еще мальчик со мной – краски мешать?!!». Сотрудник благодушно махнул рукой и в сторону его, и Слава тут же сорвался мелкой рысью в мою сторону. У свежевырытого в земле прямоугольника толпилась небольшая кучка людей. Я, перехватив поудобнее фотоаппарат на груди, стал очень аккуратно протискиваться вглубь ее. И явно вовремя. Гроб, обитый темно-синей материей, стал медленно опускаться внутрь. Я успел сделать несколько кадров из-за чьих-то спин. Затем работники кладбища произнесли: «Прощайтесь…». Я нагнулся и взял в руку горсть земли, оказавшейся влажным песком. Бросил. Глухой удар. Сзади напирали… Я попятился назад и вдруг с ужасом почувствовал, что наступил на чью-то ногу. Обернувшись с приготовленными словами извинения (которые можно только представить в подобной ситуации), столкнулся лицом к лицу с Макаревичем – все слова тут же застряли в горле. Пока я в ступоре завис в ситуации, Андрей кивнул мне едва заметно, я – ему, и мы разошлись. На мгновенно образованную могилу стали устанавливать временный памятник, сначала водруженный в голову, но позже перемещенный в ноги. Отойдя в сторону, я увидел сосредоточенное лицо Артёмия Кивовича Троицкого, который с неистовым упорством фиксировал своим взглядом все происходящее. Могила тонула в свежих цветах, достигнув почти мгновенно высоты в половину человеческого роста! Мимо нее потянулись люди со свежими цветами в руках, строем прошли моряки. Пройдя чуть дальше от могилы, я увидел Костю Кинчева и его супругу Александру. Он стоял с непокрытой головой (в которой еще более стала заметна седина) и нервно курил сигарету без фильтра, обжигая пальцы подкрадывающимся к ним предательским огоньком. Костя молча коротко кивнул мне, я – ему в ответ. Моя занесенная для снимка рука зависла на полпути и вернулась обратно… Затем из вышедших с кладбища спонтанно сформировалась колонна, впереди которой встали девчонки со склоненными российскими флагами и портретами Цоя на руках. Мгновенно возросшая до немереных размеров масса людей прошлась по Невскому до Дворцовой площади. Во время шествия огромную колонну сопровождали несколько машин ППС со включенными «матюгальниками», и если в сторону Богословского нас сопровождали словами: «Вы куда идете – за водкой? Мы там уже были – там все кончилось!» – то на обратном пути из их рупоров неслось уже исключительно: «Срочно освободите дорогу и примите вправо!».
Из воспоминаний очевидца:
B 1990 году я был студентом 4-го курса философского факультета Киевского университета. Когда хоронили Цоя, как раз оказался в Питере. Утром 17 августа мы с друзьями-студентами отправились на улицу Рубинштейна. Рок-клуб находился во дворе-колодце. К моменту нашего прибытия, а это было часов 10 утра, в «колодец» набилось большое количество молодых людей. Около одной из стен стоял двухкассетный японский магнитофон и играл песни Цоя из альбомов «Группа крови» и «Звезда по имени Солнце», а на противоположной стене был нарисован его большой портрет… Когда были похороны, погода была не очень хорошей: моросил дождь… К месту погребения шел народ, это были тысячи людей, поэтому искать его не пришлось. Милиция пыталась упорядочить потоки, мы встали в очередь и стали продвигаться к могиле. К нашему приезду Цоя уже опустили в землю, и каждый подошедший к могиле просто бросал землю на его могилу… Тут я увидел стоявших недалеко Константина Кинчева, лидера «Алисы», и известного композитора Сергея Курёхина. По их лицам видно было, что смерть Цоя для них – потеря родного человека. Кинчев курил сигарету за сигаретой, лицо у него было какое-то отрешенное… После похорон молодежь пошла в город пешком, впереди несли российский триколор с траурной ленточкой и портрет Цоя.
Из воспоминаний рок-фаната:
Как-то незаметно исчез Макаревич – спешил на самолет. К одиннадцати съехались музыканты. Плакал Африка[62]. С юга прилетели Кинчев и окружение. Была Нина Барановская. Где-то около полудня приехал Дюшка. Он все никак не мог справиться с целлофановыми пакетами от цветов. Пришлось помочь. Почему-то не пускали братьев Сологубов. Я помог им пройти и вместе с Витей Сологубом мы еще какое-то время помогали людям не создавать толпу у могилы, потом пришлось нести до «скорой помощи» упавшую без сознания у могилы девушку. Дальше вместе с президентом Колей Михайловым мы стояли в почетном карауле у могилы Виктора. Потом президента сменил его помощник по зарубежному отделу. Сменили нас только в три часа пополудни. Я шел к машине по кладбищу сквозь нескончаемую, плотную ленту людей. Их было не меньше тридцати тысяч. Это продолжалось до глубокого вечера и потом, всю ночь люди находились на кладбище, у могилы Виктора. Горели свечи. Играли магнитофоны. Колонна в несколько тысяч человек прошла от Богословского кладбища до Дворцовой площади и «Камчатки», где когда-то работал Виктор.
«Начальник Камчатки» Толя Соколков был в день похорон на юге и смог добраться только к шести вечера. Он пришел в клуб трезв, серо-бледен, с опухшим от слез лицом. Вечером в клубе я увидел Джоанну Стингрей[63]. Она зашла вместе с Житинским. Плакала и звонила Африке. В жутком душевном состоянии была Света Данилишина, и все порывалась ехать к Марьяне Цой. Троицкий привез с собой пятьдесят москвичей и беспокоился об их отправке домой. Ольга ходила за билетами. Где-то в Ленинграде лежал жутко больной Шевчук. Он не мог приехать на кладбище. Не пришел и Бутусов. В клубе это объяснили его суеверной боязнью кладбищ. Из забитого людьми двора все время появлялись посыльные выяснить, будет ли концерт памяти Виктора. Конечно, будет. Но когда – бог его знает. Группа «КИНО» выпустит еще один альбом. Как считают, последний…
Александр Липницкий, музыкант группы «Звуки Му»:
Не помню, кто позвонил тогда из Ленинграда… Мы удачно заблудились вместе с Соловьевым и Африкой и не поспели в морг – слава богу, я так и не увидел его мертвого тела. Был очень хороший праздник. Яблочный Спас – мой любимый летний день, и я долго выбирал лучшее яблоко, чтобы вместе с цветами положить на могилу.
Марьяна Цой:
Никакой панихиды не намечалось. Я не могла, не имела права отдать Витю на растерзание поклонникам. Можно представить себе их состояние в те дни, но что я должна была чувствовать в тот момент? Несколько раз мне звонили из рок-клуба и заикались насчет панихиды, но я сразу сказала «Нет!», несмотря на то, что прекрасно понимала Колю Михайлова, который дико боялся, представляя, как разнесут по кирпичикам улицу Рубинштейна. Почему так резко изменили время захоронения? Потому что до последнего момента никто не знал, разрешат ли Богословское кладбище или нет. Оно закрытое, и там давно никого не хоронят. Слава богу, решающим козырем стали Витины заслуги. Сам мэр Ленинграда подписал разрешение. И потом, вы же понимаете, во что бы вылилась эта траурная процессия, если бы вовремя не навели порядок те, кто это делать умеет. В этом случае уже никакие ОМОНы, ДНД и прочие не помогли бы. Мне как-то не улыбалось, чтобы вместе с гробом засыпали бы и нас с сыном.