И вот только ближе к вечеру мне из Москвы позвонил дядя, у которого я тогда там жил, и сказал, успокаивая меня: «Рафаэль, только без паники, крепись и держись…». Я спрашиваю, что случилось? У меня день рождения, а где поздравления? Где Айзеншпис? Где все? А он мне: «Рафаэль, сегодня не стало Виктора Цоя, все в шоке, держись».
Это был такой шок… На следующий день я улетел в Москву, откуда потом мы уехали в Ленинград. А дальше были похороны. Шел дождь, все были в слезах, в цветах и непонимании того, что все кончено. Больше его нет. Нет всего того, что было и могло продолжаться…
Александр Титов:
Когда его не стало, я долгое время не мог прийти в себя. Я тогда был на юге, не мог никак выехать оттуда. Я сидел там и пытался прийти в себя. Со мною тоже случалась автомобильная авария. И теперь я понимаю, что самое страшное – это когда ты уцелел и начинаешь приходить в себя. Самое страшное, если ты при этом совершил какую-то ошибку, стоившую жизни другому. Хотя на дороге абсолютно правых и абсолютно виноватых нет.
Нина Барановская, методист ленинградского рок-клуба:
Я в его смерть сразу поверила. Даже как будто почувствовала ее. Пятнадцатого августа с утра в голове одна «Группа крови» вертелась. Просто кошмар. А еще я на даче цветочки разные сажаю, и мне на рынке вместо белых лилий в том году подсунули какую-то дрянь. Выросло бог знает что. Пятнадцатого утром вышла в садик, и мне просто по глазам ударило: на одном из этих кустов распустились два цветка – ядовито-желтые с черными пятнами, очень красивые. Почему-то сразу вспомнился фестиваль восемьдесят четвертого года. И Цой. Он тогда выступал в желтой куртке с такими крыльями – «Фильмы» как раз пел. То есть просто имя «Цой» в мозгу зажглось. А потом мне отец сказал, что он погиб. Отец у меня все время радио слушает. Можно к этому относиться как к мистике, но такого со мной никогда не было.
Кстати, о желтом цвете. В день похорон мы с мужем Валентином везде искали розы. Мне почему-то именно их хотелось принести. Потом Марьяна сказала, что розы были единственными цветами, которые любил Цой. А сама она, как выяснилось, все утро искала желтые цветы. Я тогда внутренне вздрогнула и спросила, почему именно желтые? Оказалось, что у Вити было совершенно фантастическое пристрастие к желтому цвету. Марьяна сказала, что на Востоке – это символ вечности, и Цой очень любил желтые свитера, шарфики, цветы, все что угодно. Много позже он мне приснился. Будто какая-то компания сидит, и Цой пришел. Я к нему стала приставать с вопросами: как там? А он сидел молча и только улыбался как-то очень светло. И был он такой, каким навсегда остался в моей памяти: в длинном черном пальто, в желтом свитере, который ему Марьяна связала, черных штанах и желтом шарфике.
Евгений Гришковец, актер:
Прекрасно помню, как и где меня настигло известие о гибели Цоя. Это случилось в Севастополе. Для меня то лето было очень сложным, я решал в очередной раз вопрос, как жить дальше. Буквально перед этим вернулся из Германии, куда попытался эмигрировать, но все иллюзии рухнули, и, весь истерзанный, я вернулся в весьма замученную страну. Я был так рад возвращению! И вопрос, что делать дальше, хоть и тревожил меня, но отчего-то было ясно, что ответ какой-то найдется непременно. И вдруг я узнал, что Цой погиб. И я растерялся. Этого настолько не должно было случиться!!! Но именно его гибель почему-то подтолкнула меня к совершенно бескомпромиссному решению даже не делать попыток заниматься чем-либо другим, кроме искусства. Хотя сейчас я понимаю, что это странно. Странно по той причине, что Виктор Цой при жизни не был для меня очень важным или что-то существенно определяющим музыкантом и поэтом. Его ранний период, который я слышал на плохих записях, мне был симпатичен, но казался уж больно простым. К тому же песни «Я бездельник», «Восьмиклассница», «Когда твоя девушка больна» и целый ряд других моей жизни не касались. Я жил в промышленном городе, в университетской семье, и весь этот питерский нежный нищий декаданс никак не совпадал с моим образом жизни и с тем, что меня окружало. Правда, мелодии нравились очень. Имени Виктор Цой я не знал, знал только группу «КИНО». Поэтому, когда в 88-м году я вернулся со службы и увидел в программе «Взгляд» Цоя, я ужасно удивился. Я привык к его голосу и к некоему образу, мною нафантазированному. А тут вдруг такое монголоидное лицо…
Из воспоминаний поклонника «КИНО»:
А мы в тот день должны были ехать на рыбалку, отец говорит: выходим, сейчас машина придет. Я говорю: «Нет, я хочу песню одну послушать». «Закрой за мной дверь, я ухожу». Три раза послушал. А только выехали за город, стал вертеть настройку приемника, и говорят – сегодня разбился Виктор Цой.
Ольга Швацкая:
Вечером 15-го мы сидели за столом – так проходили все вечера на даче, за столом, с телевизором и разговорами, взрослые выпивали. И я рассказывала очередной соседке по даче о том, как мы общались в Пленчике с гитаристом группы «КИНО»…
Начался 9-часовой выпуск программы «Время». Диктор объявил, что Виктора Цоя не стало. «Не справился с управлением автомобиля на обратном пути с рыбалки, и не вписался в поворот». Мы с Нинкой переглянулись, и в тишине она сказала «Саша?». Диктор подтвердил, что Виктор был в машине один. Потом мы вернулись в Ригу, через пару недель Нина уехала домой в Питер. В следующем году я снова была в Плиеньциемсе, в «Икаре», с теми же примерно «соучастниками». Только Юрия больше не было, как и Виктора. Не знаю, приезжал ли Юрий еще в Плиеньциемс, приезжала ли туда еще Наталья – она с нами никогда не общалась, и я бы ее и не узнала. Мы все как-то за год повзрослели, кончилось наше «лето» и детство. Ездили на место гибели Виктора, молча обошли местность, постояли на мостике над ручьем.
Это был 1991 год, принесший первый путч. Институт, где работали родители, распался. База отдыха «Икар» перешла (за долги, наверное) в собственность латвийского государства. Потом «Икар» вроде продали с аукциона. Мы иногда ездили на «километр», гуляли по единственной тропе от шоссе к «Икару», помню пару пикников, организованных родителями. Потом все разъехались, многие уехали из страны. До сих пор мы с любовью вспоминаем о Пленчике (спасибо Интернету за возможность связаться с людьми почти в любой точке шара), и о том лете, когда мы общались с Юрием Каспаряном…
Стремительный взлет Цоя к славе, и стремительная, мгновенная смерть. Не это ли – избранничество? Отслужил миссию, и его – фьюить, обратно на небеса. Нечего на земле грешной дури набираться, ты нам нужен здоровеньким/молодым, чтобы снова, в другом образе, сеять доброе и светлое. Ведь он не увлекался наркотой, занимался спортом. Помню его пробежки и «карате с тенью» под теми самыми соснами на морском берегу (кто знает – поймет, о чем речь). Цой вел здоровый образ жизни.
Мне кажется, всю мою жизнь можно оформить как фильм из его песен, каждый фрагмент жизни вписать под песню. Где-то я была та самая «восьмиклассница», а где-то – «закрой за мной дверь, я ухожу». Бездельничаю до сих пор частенько. А уж Мистер Икс… В этом я в свое время дошла до профессионализма. И душа всегда требует – перемен! Но я часто задаю себе вопрос: было бы для меня его творчество так важно и интересно, если бы я не столкнулась с его персоной? Если бы они с Юрием не снимали дом в поселке, и если бы в тот один – как пишут в книгах, роковой, – вечер Юрий не заговорил с нами? Если бы просто, как всегда, они с Виктором прошли мимо, едва ли кивнув нам при пересечении путей; если бы не началась беседа, которая продолжалась теперь, кажется, вечность, хотя на самом деле – неделю-две… болтовня ни о чем 27-летнего парня с молодыми «курицами», фанатками его лучшего друга. Наши друзья тоже рвались общаться, иногда их собиралось чересчур много. Юрий в таких случаях галантно уходил прогуляться, подальше от толпы любопытных («ноги размять»). Помню, на вопросы о Викторе, «почему друг твой с нами не общается», он пояснял, что Виктор – скромняга, не любит славы, и не знает, что делать со своей знаменитостью. Дескать, на запросы автографов он изображает раздражение, чтобы не заржать – «какая, говорит, я звезда? Так, песни о наболевшем пишу»…
Станислав Севрюк:
Когда узнал о гибели Вити, все надеялся, что это ошибка, что это не он. Когда все подтвердилось, было ощущение, что что-то в этом мире остановилось, чего-то важного больше никогда не будет… Моей младшей дочери сейчас 5 лет. В 4 года она в машине услышала группу «КИНО», спросила у меня, кто это поет. Через пару дней она выучила наизусть текст песни «Звезда по имени Солнце» на слух. Сама. Без чьих-то советов. Песни Цоя поистине для всех поколений….
Юлия Данилова, поклонница группы «КИНО»:
Вот и наступил этот злосчастный 1990 год. Видимо, Витин «Москвич», пролетев по Тукумской трассе, разбил на две неравные половинки мою жизнь (да и не только мою). На то, что было до и стало после… В июне я работаю, периодически наведываюсь в Москву. В один из приездов даже собираюсь сходить на концерт «КИНО» в Лужники, но что-то там не получается. Ерунда, думаю, еще раз сто успею, чай, это не последний концерт. Бог ты мой!!! Если бы я тогда могла знать. До сих пор не могу себе простить, что могла, но не побывала на ТОМ концерте. В июле еду в отпуск на Черное море в поселок Джубга. Среди прочего там смотрю концерт по ТВ, посвященный десятилетию смерти Владимира Семеновича Высоцкого. После концерта курю на балконе, какая-то смутная мысль беспокоит меня, видимо, эта мысль была связана с Цоем, а может, это я потом уже додумала… Наши окна и балкончик выходят прямо на площадку, там народ ломается – танцует под «Желтые тюльпаны» Наташи Королёвой и «Есаула» Газманова. А у меня просто кошки на душе скребутся. Хочу пойти на море, беру зеркальце, и оно разбивается прямо в руках… А больше вроде никаких мрачных мыслей и не было….
1 августа возвращаюсь из черноморской поездки, надо на работу выходить. Вот сейчас размышляю, сто раз передумываю всю эту ситуацию. Сейчас-то мы и время, и место катастрофы знаем. Вот бы эти знания мне в 90-й год перенести. Кажется, что половину оставшейся жизни бы отдала за такую возможность, но… 15 августа мне прямо на работу звонит мой муж и сообщает про несчастье, случившееся с Виктором. Я ему как-то и не особо верю. Тогда постоянно в народе слухи ходили про Пугачёву там или Ротару, мол, на машине она разбилась или еще чего. Но вечером 15 или 16 августа диктор Игорь Кириллов в программе «Время» подтверждает мои самые страшные опасения. Своим хорошо поставленным голосом он сообщает то, во что верит рассудок, но отказывается верить сердце. Простите за вычурную фразу, но это так. Мысли становятся сразу какие-то вялые, кажется, что и жизнь моя закончилась. Удивляюсь, как я не рехнулась в то время. А может быть, и поехала крыша, кто же знает-то?