Так и оказалось. Встретивший его человек не тратил времени на пустую болтовню, хотя и не скрывал своего любопытства. Он передал последние инструкции из Центра кодом, понятным одному Грибанову. Фотографию Грибанова он получил неделей раньше и теперь выдал Грибанову выправленное по всей форме удостоверение личности на имя Арвида П. Енсена, 1946 года рождения, что полностью соответствовало возрасту Грибанова. Адрес был Данневигсвейен, 12, Осло, 5, но туда ему ни в коем случае не нужно показываться, потому что там живут совсем другие люди — кто точно, сотрудник не знал. Вместо этого ему надлежит явиться в бани Весткантбад для получения дальнейших инструкций. Все, разговор окончен.
Арвид П. Енсен, он же Виктор Грибанов, кивнул на прощание и вышел. В бане он должен быть к десяти, так что время еще есть. Весткантбад находится тоже на Драмменсвейен, недалеко от Университетской библиотеки. Отмахав часть пути, он немного сбавил темп и решил прогуляться по Фрогнер-парку. С помощью карты, которой снабдили его товарищи из торгового представительства, он легко ориентировался, а город ему понравился. И самое приятное — несколько простых маневров убедили его, что за ним никто не следит.
Отныне он будет норвежцем — недолго, максимум две недели, потому что первого марта советская лыжная сборная покидает Осло. Все это время он собирался «проболеть» — лыжный спорт интересовал его едва ли больше, чем физиотерапия. Пожить норвежской жизнью к тому же крайне полезно — что ни говори, все его глубокие познания в норвежской жизни и менталитете теоретические.
Весткантбад обнаружилась в огромном подвале. Грибанов очутился в круглой комнате, занятой импровизированным гардеробом и окошечком кассы. Объявление на стене сообщало, что мужчины могут воспользоваться услугами комплекса по понедельникам, средам и пятницам, а женщин ждут здесь во все оставшиеся дни. Слышались отдаленное плескание, и в воздухе слабо пахло хлоркой.
— День добрый?
— Я хотел бы купить билет.
— В бассейн?
— Нет, душ и баня, если можно.
Билетерша ответила, что можно. Он получил полотенце, мыло и ключ от шкафчика и пошел внутрь здания, в полном соответствии с полученными инструкциями. Только открывая дверь кабинки, он вдруг сообразил, что говорил по-норвежски и совершенно не заметил этого.
Но когда он в душе запутался в кнопках и чуть не ошпарился, то выругался по-русски. По счастью, никто не мог его услышать. Здесь не было и намека на скученность русской бани, которую он даже любил. В России баня — важное место мужского общения, что-то среднее между финской сауной и распаренными турецкими банями. А здесь ни пообщаться, ни попариться толком. В парной он почувствовал себя больше в своей тарелке. На лавке сидел только один человек, и когда он заговорил, Грибанов оценил, что в дневное время баня — идеальное место для бесед особого рода. В Норвегии, по крайней мере.
— Вы случайно не Арвид П. Енсен?
Грибанов сел рядом и рассмотрел незнакомца. Лет на пятнадцать старше его. Толстые складки жира, белая дряблая кожа на животе. Выпуклые пуговки глаз и завитушки на затылке. Типичная конторская крыса.
— Да, случайно.
— Меня зовут Вегардсон. Директор АО «Совкупе» из Драммена. Рад вас видеть, готов к работе на общее дело.
Грибанова раздражал льстивый голосок. Общее дело, подумал он брезгливо. Ты-то деньги на этом делаешь, жертва капиталистических отношений. Лучше сразу сказать, что он не собирается трепаться с ним полдня.
— Хорошо. Если я верно понял, вы должны передать мне все необходимое?
— Точно. Надеюсь, все вас устроит, Енсен… Ведь до сих пор все было нормально?
— На сто процентов.
— А как дела в Москве?
— Все в порядке. Пожалуйста, расскажите мне все, что нужно, нам могут помешать в любую минуту.
— Вы, я вижу, человек дела. Это мне нравится.
— Приступим! Возможно, речь идет об очень важных вещах.
Вегардсон одарил его взглядом своих пуговичек, как будто хотел сказать, что Грибанов должен понимать — это своего рода игра, исполняемая для того, чтобы несколько ценителей смогли сделать на ней свой бизнес.
— Как вам угодно, Енсен. Когда вернетесь в раздевалку, не надевайте на себя ничего из своей одежды. Даже часов. Оставьте только удостоверение личности. Вы ведь его получили, да?
— Получил.
— Ловко проделано, верно? Так. Я подсуну вам чемодан. Выньте все его содержимое и сложите туда свои вещи. Потом пихните чемодан мне. В кармане нового костюма вы найдете ключ от камеры хранения на Восточном вокзале. Вы знаете, где это?
— У меня есть карта.
— В костюм также вложен старый бумажник с деньгами и разными мелочами. Квитанции, членские карточки, всякое такое..
— Да, да… — Вегардсону нет нужды пересказывать ему детали, о которых он сам просил позаботиться.
— На вокзале вы должны быть самое позднее в полтретьего. Поезда отходит около трех. Из камеры хранения заберете чемодан. Будете путешествовать с ним и с кейсом.
— Кейс? — впервые было произнесено не вполне ясное ему слово.
— Такой, вроде маленького чемоданчика. Согласно удостоверению личности вы — торговый представитель. На Западе ни один из них шагу не сделает без кейса. Но вы это наверняка знаете?
Знать-то знает. Этот странный предмет давно проторил себе дорожку в Россию. Самые захудалые аппаратчики, и те щеголяют с портфелем, который он предпочитал переводить на норвежский как папку-дипломат.
— Передатчик на дне большого чемодана. Устройство доставили вчера из Москвы со специальным курьером. Кроме того, в чемодане ваши личные вещи, туалетные принадлежности, необходимые мелочи. И водительские права, о которых вы просили. Они на имя Эйнара Стигена, но фотография ваша. Да, пока не забыл… билеты.
— Это все?
— Да вроде.
— Здорово, — вынужден был признать Грибанов. Похоже, все указания Третьего управления выполнены точка в точку. — А что предусмотрено на случай, если у меня возникнут трудности?
— Трудности? — Норвежцу слово показалось взятым из другого языка. — Честно сказать, ничего. Вы сами понимаете, никаких трудностей не может возникнуть.
— Ладно, оставим это. У меня есть номер торгпредства К тому же могу вас успокоить: я об этом позаботился.
— Енсен, вы должны вернуться в Осло самое позднее в понедельник через две недели. Если вы не уложитесь в этот срок, руководителям советской команды нелегко будет объяснить ваше отсутствие.
— Не тревожьтесь, господин Вегардсон. Вы знаете свою работу, я — свою, — голос зазвучал высокомерно. — Расскажите мне лучше об этом агенте из Трондхейма. Насколько он надежный?
— Почти на сто процентов. Я говорю почти, поскольку велосипеда он не изобретет. Но он ярко доказал, что таза у него на нужном месте. И фотоаппаратом умеет пользоваться. Честно сказать, я мало что о нем знаю кроме того, что он верно служит нам уже много лет.
«НАМ», — отметил Грибанов. Почему-то ему была неприятна такая причастность Вегардсона. Он встал с лавки.
— Вы уже уходите?
— Да, что-то здесь холодно.
— Холодно? — оторопело похлопал себя по пузу Вегардсон. — Здесь семьдесят градусов.
— Я не это имел в виду?
— А я-то думал поплавать…
— Вы сможете поплавать потом. А сейчас давайте вернемся в раздевалку и все сделаем.
— Хорошо-хорошо. — Норвежец кряхтя поднялся на ноги, и они вместе отправились в душ.
Потом Грибанов вернулся в свою кабинку. Пока он вытирался, в кабинку, в зазор между полом и стеной, втиснулся чемодан. Смехотворный способ, конечно, но он не возражал — Вегардсон просто исполнял инструкции Третьего отдела о проведении наиболее секретных операций за границей. Грибанов молниеносно открыл чемодан, выложил его содержимое на скамейку и запихал в него собственные шмотки. Потом закрыл чемодан и пихнул его обратно в щель. Ему возомнилось, что норвежец за перегородкой прошептал «Ни пуха ни пера!»
Грибанов вынужден был признать, что новая одежда была хороша без дураков. Теперь он действительно станет западноевропейцем, с головы до пят. Все, от носков до галстука, сидело как влитое и очень ему шло (все свои размеры он отослал заранее). Больше всего ему понравился костюм и пальто из полиэстера. Оба новенькие, с иголочки, и темно-синий цвет сразу пришелся ему по вкусу. То, что ему удалось рассмотреть в маленькое зеркальце, показалось ему даже слишком роскошным. Типаж выдержан точно: как раз так выглядят на последних фотографиях торговые представители солидных фирм. В кармане лежал ключ с выбитым на нем номером и потертый бумажник, как и обещал Вегардсон Он положил в него удостоверение личности и пересчитал деньги — три тысячи наличными и чековая книжка. Все в порядке, можно приступать.
Последнее знакомство с картой. Негоже Арвиду П. Енсену, фактически местному уроженцу, слишком часто пользоваться картой прилюдно. Он зазубрил названия важнейших улиц. Как выйдет, налево и по Драмменсвейен до центра. У него еще четыре часа до поезда. Потом Виктор Иванович сунул карту в карман, сдал в окошко ключ и полотенце — дама даже не взглянула на него — и вышел.
Температура была чуть ниже нуля, но солнце, показалось ему, припекало жарче, чем в Москве. Подойдя к Нобелевскому институту, он остановился перед бюстом Нобеля и оглянулся через плечо. Кроме пожилой женщины с мопсом на поводке, прохожих нет. Можно расслабиться и насладиться видом. Он рассматривал голову Нобеля. Получал ли кто из русских Нобелевскую премию? Да, вспомнил он, Сахаров, в 1975 году. Но ему не разрешили поехать за ней в Осло, потому что он предатель и создатель водородной бомбы. Чудно — в последние годы за редчайшими исключениями норвежцы раздают премии только предателям и разжигателям войн. Киссинджер, Бегин… Да и сам Нобель хорош, разве не унесло его изобретение миллионы жизней в двух мировых войнах? Грибанов еще не разобрался в этих противоречивых мыслях, когда усилием воли заставил себя идти дальше — естественно, не подозревая, что четырьмя годами раньше на этом же месте стоял норвежский предатель и думал о том же самом