— Вам не известно, там не происходило чего-нибудь особенного после вашей поездки?
— Нет. Десять дней спустя в «Адреске» была новая статья об измерении силы ветра.
— Адреска?
— Газета «Адрессеависен».
— А, эту статью я читал. Типичная фальшивка.
— Я в этом не уверен.
— В этом главная трудность нашей профессии. Мы ни в чем не можем быть уверены… Ладно, Ествик, пора прощаться. Давайте аппарат.
— Но это подарок..
— Давайте-давайте, я потом верну.
Ествик неохотно расстался с аппаратом. Сейчас Руалд совершенно не казался ему милым.
— Уходите первым. Если вдруг кто-нибудь спросит, я — просто случайный прохожий, с которым вы вместе кормили уток.
— Естественно, — Ествик швырнул обертку от бисквита в реку и пошел.
— Назад! В другую сторону.
— Ну если это так необ…
— Да.
Не переломится сделать небольшой крюк, решил Грибанов. А о безопасности никогда нельзя забывать. Есть четкое правило: никогда не возвращаться той дорогой, по которой пришел. Ествик не знает элементарнейших вещей. Если б не лестный отзыв о нем Вегардсона и не рекомендации Меденникова, он бы предпочел вообще не иметь с ним дела. Этот торговец оказался примитивным доморощенным коммунистом, который по прихоти обстоятельств впутался в серьезные дела, — дилетант, продающий родину за башли, точно как Вегардсон. До сих пор этому недоумку удавалось выходить сухим из воды, но в любую секунду он может увязнуть по уши.
Когда кожаная куртка скрылась за гребнем холма, Грибанов оторвался от перил и пошел к Нидарехаллену. Ему тоже придется покружить, но это ерунда. Впредь Ествик может поливать фикус, а он будет играть соло, как и собирался с самого начала. К тому же, если операция «Шквальный ветер» удастся, в помощниках недостатка не будет.
Дойдя до площади, он по привычке оглянулся. Зрение у него превосходное, но на таком расстоянии он мог ошибиться. Однако то, что прошедший мимо них с Ествиком человек был точно в таком шерстяном полупальто, он помнил отчетливо. Грибанов не испугался, но внутри засвербило нехорошее предчувствие.
Очевидно, мужик не держит камня за пазухой, есть тысячи естественных причин по которым он мог вернуться назад. К тому же Грибанов отлично знал, что делать, если этот тип действительно пасет Ествика, чтобы отследить его контакты. В таком случае надо отделаться от него немедленно, пока топтун не увидел лишнего и не доложился по начальству.
Грибанов миновал входные двери, обогнул Нидарехаллен и вышел на площадку с обратной стороны. В том месте, где Нидэльва облизывает камни Ейа, расположено нечто вроде вала с крепостной стеной. Он порос елками, черемухой и березами. А склон, обращенный к реке, забил густой подлесок. Притаившийся здесь Грибанов не подозревал, что заросший, покрытый снегом холм скрывает под собой бетонный карцер, в котором почти сорок лет назад голодали в немецком плену его соотечественники. Для него вал был просто везением — скрываясь за ним, можно незаметно двигаться вдоль реки. Если человек в полупальто действительно сидит у него на хвосте, он вынужден будет пойти за ним.
Голые березы напомнили ему лес вокруг Переделкина, где они с Ларисой любили отдыхать. А ведь это довольно рискованное задание. При неблагоприятном исходе он никогда не увидит ни Ларису, ни гукающего в коляске бутуза. Может, он недооценивает возможности ЦРУ?
Он сжал зубы и затаил дыхание. На том берегу реки зачухал локомотив. Он почти заглушал звук приближающихся шагов.
Они казались нерешительными. Но не оставалось никаких сомнений, что это — «хвост». Топтун, видно, знал, что тут ловушка, но боялся упустить объект. Грибанов изготовился. Когда полупальто оказалось в метре от него и человек поднял голову посмотреть на локомотив, Грибанов бросился на него. Удар пришелся точно под ухо, и бедолага повалился в заиндевевшие кусты. Поделом дураку, подумал Грибанов. Он быстро нагнулся, перевернул его на спину и расстегнул пальто. Так и есть — с изнанки петли на уровне груди приторочена микрокамера. Интересно бы взглянуть на его документы, но важнее унести ноги. Значит, как он и боялся, контрразведка держит-таки идиота-торгаша под колпаком. Из этого следует, что выполнить задание на Фрейе может оказаться сложнее, чем он поначалу думал. Все зависит от того, как много они знают о деятельности Ествика. Этого недоучку наверняка дернут на допрос — вряд ли ребятам понравится, что из-за него их сотрудник угодил в ловушку. Расколется ли он? Опять все зависит от того, что именно им о нем известно. Насколько Грибанов понимает, Ествик теперь пойдет по покушению на мокрое дело. Волков, конечно, голову с него снимет. Убийство норвежца — серьезный урон престижу Советов, который даже перевешивает выгоды от разоблачения тайных американских объектов. Сам он должен немедленно изменить облик. Съехать из отеля «Амбассадор» и уже под именем геолога Эйнара Стигена искать новое пристанище. В принципе ничего не изменилось, но впредь придется утроить осторожность. Мирная атмосфера в стране ввела его в заблуждение. Он поднял взятый у Ествика аппарат, перешагнул через тело и исчез.
Топтун носил имя Арне Колбьернсен; когда он несколько минут спустя пришел в себя, первой его мыслью было: что скажет Шредер, узнав, как он опростоволосился? Он не сомневался, что его вырубил тот парень, с которым встречался Ествик; а теперь его наверняка и след простыл. Колбьернсен поднялся на ноги и ощупал вздувшееся горло. Впервые в жизни на него было совершенно нападение по всей форме. Арне был смущен, раздосадован, но радовался, что вообще уцелел. Как и все в отделе, он в основном мучился бумажной рутиной за столом в управлении, когда же ему изредка выпадало поиграть в казаков-разбойников, все неизменно сходило самым мирным образом. Но в этот раз ему встретился профессионал экстракласса, не чета Ествику. Шпионская деятельность потешного коммивояжера неизменно была у них с Хатлингом предметом постоянных шуток, но теперь не до зубоскальства. Хорошо хоть, что он сфотографировал Ествика и его собеседника — так что опознать его просто дело техники.
Фотографии? Посмотрев на снег перед собой, он увидел свернувшуюся змейкой пленку. Что толку, что аппарат болтается на прежнем месте — нападавший был дока в таких делах. А он-то думал, что никому невдомек, чем он занимается!
Томимый мрачными предчувствиями, спешил Арне Колбьернсен через мост Нидарейдбру, мимо церкви в управление на Конгенсгате. Да, шеф вряд ли пощадит его по головке.
Интуиция не подвела инспектора. Юахим Шредер даже не счел нужным скрыть свой гнев. Для начала он набросился на Колбьернсена, обозвал его болваном, тупицей и далее по нарастающей. Потом ему стало обидно за Колбьернсена. Нечасто осмеливаются нападать на его подчиненных, и хуже всего, что враг распознал и вывел из игры его самый засекреченный кадр — анонимного сотрудника контрразведки! И едва ли не раньше, чем тот успел хоть как-то проявить себя!
Теперь ясно, что Банан связан с людьми, которые умеют не только ворон считать. Врожденная неприязнь к русским разгорелась в нем с новой силой. Раз норвежские кэгэбэшные прихвостни, которых он привык считать безмозглыми идиотами, решились на неслыханно дерзкий шаг, значит, на карту поставлено многое, и речь идет о серьезной угрозе безопасности Норвегии. Он согласился с Колбьернсеном, что шуточки относительно Банана утратили свою актуальность. И уж так ли виноват его инспектор? Этому работящему трудяге ни разу в жизни не приходилось иметь дела с профессионалами. Может, это вообще русский шпион?
Почти дружелюбно Шредер предложил:
— У нас есть фотографии всех сотрудников советского посольства и торгпредства. Возможно, ты его и узнаешь, в профиль-то ты его видел.
Колбьернсен кивнул и потер горло.
— Как бы я ему врезал!
— Теперь уж важнее во всем разобраться.
— А не могут эти ветродуи быть таким секретным объектом, что даже нам об этом не говорят?
— Не думаю, должны же быть какие-то приличия. Хотя действительно, наш общий друг Свартскуг немного темнил. Он заверял меня, что мачты возведены только с научной целью. Но что-то говорил насчет особого статуса Титрана. И я не могу избавиться от ощущения, что Свартскуг что-то от меня утаил. Возможно, без злого умысла. А может, ФОС действительно знает об этом больше, чем рассказывает?
— Но мы же не можем работать на таких условиях!
— Так я и ответил Свартскугу. Знаешь, придется нам смотаться на Фрейю и на месте во всем разобраться. Похоже, Эспен Эвьен и правда раскопал что-то стоящее. Потому что если его предположения — чистый бред, чего тогда Свартскуг так взъелся?
— Если нам повезет, то мы и этого каратиста там сцапаем.
— Теперь давай решим, что делать с Бананом. Это он подставил тебя. Но арестовать его невозможно из-за отсутствия доказательств. Фотографировать проклятые мачты не запрещено.
— Мы можем пригласить его на беседу. Все равно КГБ знает, что он засветился, его так и так спишут. А мы глядишь да и выжмем из него хоть что.
— Много сока из банана не надавишь, — съязвил Шредер. — Но ты прав, давай его припугнем. Только надо с начальством согласовать.
«Добро» было получено, и Шредер с Колбьернсеном отправились на Удбюесгате, 5. Они пробыли там час. Но хоть Ествик, и особенно его жена, перепугались до смерти, добиться от них ничего не удалось. Только уклончивые рассказы, что он занимается реферированием местных газет для одной столичной конторы, у которой не доходят до этого руки. Потом выяснилось, что конторы как таковой не существует, а есть только номер абонентского ящика. Куда делся фотоаппарат, с которым он ездил на Фрейю? В ответ нечто невразумительное. «И часто вы раздариваете вещи случайным прохожим?» — искренне заинтересовался Шредер. «Нет, но фотоаппарат мне теперь не нужен». После чего Шредер обвинил Ествика в нежелании говорить правду и запретил уезжать из города. «Вы должны быть готовы к тому, что в самое ближайшее время вас вызовут на официальный допрос по всей форме. Мы знаем, что вы работаете на советскую разведку, и самое благоразумное в вашей ситуации