По мнению добропорядочных граждан, образование должно было стать панацеей от лондонских бедствий. Посещение Хрустального дворца могло прибавить — или не прибавить — рабочему сведений по истории человечества, но существовали и другие способы превратить трудящихся в хорошо информированных и благонравных граждан. Самое главное было начать смолоду.
Школы для бедных — одно из наименее известных достижений викторианской эпохи. Оборванных детей, полуголых и кишащих паразитами, одевали и кормили, обучали их элементарным школьным навыкам, не говоря о трех обязательных предметах и религии, вместо того, чтобы оставить их мучиться в трущобах. Школы для бедных подвергались критике, и, действительно, нам их религиозный характер не вполне близок; но вместо того, чтобы смотреть с нашей точки зрения, следует учесть обстановку до их появления. У детей бедняков не было возможности научиться чему-нибудь, кроме как нищенствовать и совершать преступления. Никто не заботился о благополучии этих детей, кроме пугающих надзирателей работных домов. Полиция была против того, чтобы давать им образование: «мы учим воров тащить самые дорогие вещи».[751]
Некоторые из учителей были обычными людьми, делавшими все, что в их силах, с помощью подручных средств. Первым был Роберт Рейкс в Глостере, открывший в 1783 году воскресную школу с целью дать бедным детям начальное религиозное образование и выучить их читать, чтобы они могли пользоваться Библией. Джон Паундс, портсмутский сапожник, приглашал бедных детей играть со своим племянником-калекой и к 1818 году выучил читать тридцать или сорок из них. Куинтин Хогг, бывший студент Итона, четырнадцатый ребенок и седьмой сын сэра Джеймса Хогга, был отдан в обучение городскому торговцу чаем и спокойно жил дома на Карлтон-гарденс:
Первой моей попыткой было предложить двум метельщикам улиц, которых я нашел на Трафальгар-сквер, выучить их читать. В то время набережной Темзы еще не существовало, и арки Адельфи были доступны и для прилива, и для улицы. С пустой пивной бутылкой в качестве подсвечника, сальной свечой… и несколькими Библиями в качестве книг для чтения… мы некоторое время были погружены в чтение, как вдруг я заметил мерцающий свет. «Полиция», — крикнул один из мальчиков на жаргоне-перевертыше кокни, задул свечу и удрал вместе со своим приятелем.
Хогг убедил полицейских, что он не злодей, и решил добавить жаргон-перевертыш кокни к греческому и латыни, усвоенным в Итоне. Он не понаслышке узнал, как живут бедняки, переодевшись чистильщиком сапог и находя ночлег, где удавалось. В 1863 году, когда ему было восемнадцать, он снял комнату в Оф-Эли (отходящей от Вильерс-стрит; существовало несколько улиц, названных в честь предыдущего владельца этого места, Джорджа Вильерса, герцога Бекингемского, из которых Оф-Эли была самой маленькой) и устроил школу для бедных, которой руководила учительница. Он сидел у себя в уютном доме на Карлтон-гарденс, когда из школы в Оф-Эли раздались отчаянные призывы. Когда он пришел туда, то
увидел, что вся школа в волнении, газовая аппаратура выломана и используется мальчиками в качестве дубинок против полисменов, а остальные швыряют в полисменов грифельными досками… Я встревожился судьбой учительницы и двинулся в темную комнату, крикнув мальчикам, чтобы они немедленно прекратили драку и замолчали. К моему изумлению, мятеж тут же прекратился.
С этих пор он сам контролировал школу. Каждый вечер в течение двух уроков, по полтора часа каждый, он обучал одновременно два класса по тридцать мальчиков, сидя на спинке скамьи. Те, кто сидел перед ним, учились читать, другие, когда он поворачивался, учились писать или считать, и он полагал, что ученики внимают его десятиминутным религиозным проповедям в конце каждого урока. Он заручился поддержкой нескольких своих друзей по Итону и коллег по работе. За три года школа разрослась до двух классных комнат и отдельного «ночлежного дома» для бездомных детей.
Систему Хогга можно характеризовать как «практическую». Он поддерживал дисциплину итонскими методами. Собственноручно брил головы вшивых мальчиков и отмывал их с головы до ног. (Он делал больше, чем миссионеры лондонского Сити, которые прогоняли детей, если они «буквально кишели паразитами».[752]) У некоторых мальчиков совсем не было одежды. Пятеро пришли в школу, завернутые лишь в материнские шали. Тем больше их заслуга, каковы бы ни были их мотивы. Какая-то одежда и еда и не нужно оплачивать счета за газ для освещения.
Одна из сестер Хогга взялась вести класс для девочек и женщин. Девочки были такими же необузданными, как и мальчики, — они входили в комнату «колесом», иногда за ними по пятам шла полиция.[753] Леди Фредерик Кавендиш столкнулась с тем же, пытаясь обучать класс девочек в воскресной школе при церковном приходе Сент-Мартин-ин-де-Филдс. «Я была сбита с толку безразличием и болтливостью моих бледненьких девиц-кокни… шум стоял ужасный, меня не было слышно, так что начало можно назвать неудачным». Она совершила еще попытку, и ее «довели до белого каления восемь буйных оборванцев-мальчиков».[754]
Многие учителя были принявшими постриг христианами, работавшими для церковных организаций, таких как Миссия лондонского Сити (основанная в 1835-м). Самая большая школа Миссии была открыта в 1846 году и находилась на площади Кларкенуэлл-Грин. К 1850 году там была бесплатная дневная школа, которую ежедневно посещали 160 человек, вечерняя школа, в которой училось около 100 человек, школа для маленьких детей, где ежедневно присутствовали 60 детей, и воскресная школа, которую посещали около 155 человек.[755] Некоторые школы находились в опасных преступных районах, как, например, школа, в Спитлфилдсе, открытая в 1853-м, ее посещали 350 детей в возрасте от четырех до пятнадцати лет.[756] Некоторые школы превратились в довольно большие учреждения. В одной из школ Вест-Энда насчитывалось до 400 учащихся, каждый из которых ежедневно получал обед[757].
Государство не преследовало иных целей, кроме «производственного обучения», обычно портновскому ремеслу или сапожному делу для мальчиков; с этой целью выделялась небольшая субсидия для нескольких школ. Но всегда ли такое обучение было хорошо? Невозможно было в условиях школы для бедных обучить мальчика до высокого уровня мастера-портного. Если даже он выучивался настолько, что мог кое-как прожить на заработок, ему переходили дорогу лучше выученные подмастерья. Девочек учили шить и вязать, что кажется слишком узкой сферой обучения; возможно, девочек могли научить этому и дома? Нет, это было достижением школы. Невозможно представить себе жизнь на самом дне, там, откуда школа черпала пополнение. Матери этих детей не умели шить и вязать, потому что, в свое время, их никто этому не научил. Поэтому изображения детей, одетых в остатки поношенной, рваной одежды, вовсе не вольность художника. Одежду можно было бы сохранить, если вовремя зашить и заштопать, — но никто этого не делал. Бедняки не умели этого, если только им кто-нибудь не показал.[758]
Многие дети высоко ценили возможность посещать школу для бедных, не меньше, чем мы ценим выигрыш в лотерею. Одна девочка начала зарабатывать себе на жизнь с десяти лет в качестве няни для ребенка, ей платили 1 шиллинг 6 пенсов в неделю «со своим чаем», она работала по двенадцать часов в день — но дважды в неделю она уходила на час раньше и шла в школу для бедных.[759] Мальчик, который зарабатывал на жизнь тем, что продавал птичьи гнезда, говорил Мейхью: «Я хожу в школу для бедных три раза в неделю, если удается… Я хотел бы научиться читать».[760] Жизнь детей не была сплошь мрачной. Ипполит Тэн встретил пастора, «который имел обыкновение брать группы детей из школ для бедных на целый день за город. Однажды он взял с собой 2000 детей… эта прогулка обошлась примерно в 100 фунтов, собранных добровольно по подписке».[761] Бывший ученик вспоминает, что «большинство мальчиков было ворами… после того, как мы в девять вечера уходили из школы, некоторые из дурных мальчиков шли воровать… учитель был очень добр к нам. Нам устраивали чаепития, показывали волшебный фонарь, чтобы мы сидели тихо…».[762] Иногда бывали уроки пения и рисования и «истории о путешествиях».[763]
В 1844 году девятнадцать школ для бедных объединились в Союз школ для бедных, президентом которого стал лорд Шафтсбери. Это придало движению больший вес и привлекло общественность и фонды. В первый год существования Союз создал список детей, которыми собирался заниматься:
1. Дети осужденных, сосланных на каторгу.
2. Дети осужденных, сидящих в тюрьме в Англии.
3. Дети воров, не находящиеся под опекой.
4. Дети попрошаек и бродяг.
5. Дети никчемных и пьющих родителей.
6. Пасынки и падчерицы, которые из-за пренебрежения и жестокого отношения зачастую начинают бродяжничать.
7. Дети тех, кто подходит для работного дома, но живет полукриминальной жизнью.
8. Дети достойных родителей, слишком бедных, чтобы платить за школу или одежду детей, что делает невозможным посещение обычной школы.
9. Сироты, одинокие дети и сбежавшие из дома, живущие за счет подаяния и воровства.
10. Подростки из работного дома, оставившие его и ставшие бродягами.