Ага янычар вскинул саблю. Но я каким-то чудом успел отбить ее в сторону. Хотя руки и палаш словно налились свинцом.
— Убьете награжденного челенком со средними и малыми бриллиантами? — поинтересовался я. — Да еще и на глазах толпы зевак и своих людей. Можете сколько угодно говорить, что никто из них рта не раскроет без вашего приказа. Слухов не остановить. А быть может, среди них, — я указал на янычар, закончивших свое жестокое дело, — есть тот, кто метит на ваше место. Или же тот, кто захочет выслужиться перед следующим агой, рассказав ему о том, что тут произошло на самом деле.
— Ты неплохо стал разбираться в восточных интригах, — усмехнулся Аббас-ага, поднимая левую руку с зажатой в ней жуткой маской. — Но знай одно, русский. Всякий раз засыпая, проверяй постель. Ты вполне можешь найти там гюрзу или скорпиона.
— Это я знал и раньше, — дерзко ответил ему я.
— Бери этих двух верблюдов, — махнул Аббас-ага на пару ближайших зверей, отворачиваясь от меня. — Хорошие дромадеры — прослужат тебе до смерти. — Он надел на лицо маску и начал раздавать своим янычарам команды на турецком. Как будто и не разговаривал со мной только что по-русски без малейшего акцента.
Глава 11
Четыре верблюда и два мула составляли обоз Древотта с Карнаханом. На горбах дромадеров красовались зеленые ящики с закрашенным британским львом. В длинных лежали винтовки «Пибоди». В пузатых, похожих на бочки, патроны к ним. Винтовок было около полутора сотен. Устаревающие винтовки «Пибоди» постепенно меняли в британской армии на магазинные Ли-Метфорды. Почти все полки пешей гвардии уже сменили вооружение — так что «Пибоди» на складах лежало достаточно. Достать их не представляло труда для лорда Бредфорда. Особенно с помощью детей вдовы в военном министерстве Британской империи.
На мулах везли съестные припасы.
Карнахан и Древотт формально попрощались с консулом. Для этого они снова нацепили красные британские мундиры с пуговицами, начищенными до блеска. Словно на параде.
Они синхронно отдали честь лорду Бредфорду.
— От всей души благодарим тебя, брат Бредфорд! — выпалил Карнахан.
— Вы дали нам даже больше, чем мы просили у вас, брат Бредфорд, — добавил Древотт.
— Поднимите над языческим Каферистаном британский флаг, — напутствовал их лорд Бредфорд.
Оба героя Хайбернского перевала четко отдали честь. Развернулись через левое плечо. И вышли из кабинета.
У дверей консульства их встретил майор Лоуренс. Как ни удивительно, он вел за собой четырех верблюдов в одной связке.
— Покидаете Стамбул, майор? — удивился Пичи.
Лоуренс был еще бледен после ранения. Но его не пришлось латать так серьезно, как Древотта. Потому и поправился он раньше.
— Отправляюсь обратно в Африку, будь она неладна. — Майора явно не радовало новое назначение. О чем не преминул заметить Карнахан. — Верно, — кивнул Лоуренс. — Здесь осталось слишком много дел. Вот веду верблюдов шерифу Али.
— Разве тому не хватает верблюдов? — удивился Древотт.
— Ему нужно золото, брат Древотт, — ответил Лоуренс, — для того, чтобы нанять достаточно людей и с ними преследовать русских.
— А он все еще не может въехать в Стамбул? — поинтересовался Карнахан. — Город же вроде открыли еще вчера.
— Только на его улицах в одежде жителей пустыни лучше не появляться, — усмехнулся Лоуренс. — Их до сих пор принимают за ховейтатов Ауды. Тут же вокруг любого человека в бурнусе собирается толпа. Орут и зовут янычар. И всем наплевать на различие между одеждой харишей и ховейтатов.
Он оглядел верблюдов, груженных оружием.
— Я смотрю, вы тоже покидаете Стамбул. С таким количеством оружия и патронов Каферистан сам упадет к вашим ногам.
— На все воля Божья, — развел руками Карнахан.
Три человека, восемь верблюдов и два мула шагали по пыльным улицам Стамбула. Шли к воротам. Они не знали своей судьбы. Не знал Пичи Карнахан, что ему придется провисеть сутки на дереве, а после его снимут, почтя за чудо то, что он еще жив. Не знал Дэниэл Древотт, что ему придется пройти по выстроенному по его приказу мосту, а за его спиной жрецы станут рубить веревки, на которых тот держится, тяжелыми саблями. Не знал своей судьбы и майор Т. Е. Лоуренс, хотя ему часто снится, как он мчится верхом на диковинном двухколесном агрегате, как свистит ветер у него, как пылинки врезаются ему в лицо. А потом страшный удар. И всякий раз в этот момент Лоуренс пробуждался ото сна в холодном поту.
Они вышли из Стамбула. Ленивые стражи у ворот не обратили на небольшой караван никакого внимания. С белых джентльменов начальники запрещали брать мзду. И хотя тут явно было чем поживиться, но стражи ворот демонстративно не обращали на людей, верблюдов и мулов ровным счетом никакого внимания.
За воротами Лоуренс распрощался с Карнаханом и Древоттом. Их дороги расходились навсегда. Лоуренса ждал шериф Али, а Древотта и Карнахана — Каферистан.
Шериф Али скучал. Вот уже несколько дней ему пришлось провести в своем шатре, раскинутом невдалеке от стен Стамбула. В сам город было не попасть. Однако вчера от Лоуренса прилетел почтовый голубь. В коротенькой записке, привязанной к его лапке, было написано, что завтра майор прибудет сам. С золотом и дальнейшими указаниями. А это значит — конец тоске.
Шериф Али ждал Лоуренса с нетерпением. Он потягивал ледяную воду из пиалы. Будучи истовым мусульманином вина шериф не касался, а сок плодов не особенно любил. Житель пустыни — он предпочитал всему холодную воду.
Один из тридцати сопровождавших его людей с почтительным поклоном вошел в шатер.
— Пришел Лоуренс, — произнес воин. — С ним четыре груженых верблюда.
— Проводи его ко мне, — кивнул шериф Али.
Майор вошел в шатер сразу же, как только его покинул воин в черном с красной отделкой бурнусе. Лоуренс сел на ковер по-турецки. Снял шляпу. Приложился прямо к кувшину с водой, откуда шериф Али наливал ее в пиалу.
— Что ты привез мне, Лоуренс? — спросил у него ничуть не возмутившийся шериф Али.
— Золото, — ответил тот. — Четыре моих верблюда нагружены золотом. Британскими фунтами, левантийскими лирами, русскими червонцами. На них ты купишь много воинов. Хороших, а главное, беспощадных воинов. С ними ты пройдешь вслед за русскими казаками вплоть до того места, куда они направляются. А после перебьешь там всех. Никого не оставишь в живых.
— Ты разве не поедешь со мной в этот раз? — удивился шериф Али, хотя виду и не подал.
— Нет, Али, — покачал головой Лоуренс. — Я возвращаюсь в Африку. Британские войска пересекли границу Наталя. Они отправляются на юг Африки — в страны белых варваров — буров. Я не могу взять тебя с собой, Али. Ты должен закончить то, что мы начали здесь. После того, как перережешь всех там, куда приедут русские, ты оставишь там самых надежных людей, а сам отправишься в Стамбул. Передашь консулу Бредфорду точную карту дороги до того места и подробно расскажешь обо всем.
— А после этого? — Шериф Али взял у Лоуренса кувшин. Вылил остатки холодной воды в пиалу. Сделал глоток.
— Возвращайся к своим харишам — и жди меня.
— Я сделаю все и буду ждать тебя, — кивнул шериф Али, ставя опустевшую пиалу на ковер.
— Я знаю это, — кивнул в ответ майор Лоуренс.
Он протянул руку шерифу. Тот крепко пожал ее. Лоуренс поднялся на ноги и вышел из шатра.
Шериф Али откинулся на подушки. Поглядел в потолок шатра, закинув руки за голову. Звезды, вышитые на тяжелой ткани, должны были предсказывать ему только хорошую судьбу. Но отчего-то сейчас в их узоре шериф Али видел лишь смерть.
— Нет-нет-нет! И не просите, Никита. Вы — не князь Амилахвари, вам я могу просто приказать не совать голову в петлю.
Посол Зиновьев мерил кабинет шагами. Я предугадывал его реакцию, когда шел с докладом о происшествии на конском рынке. Но кроме доклада у меня был письменный рапорт о командировке в Месджеде-Солейман. Прочтя доклад и рапорт, Зиновьев подскочил из-за стола, прихлопнул ладонью обе бумаги разом.
— Да вы что, Никита, из ума сошли от местной жары?! — вскричал он. — Князя в посольство привезли мертвым, перекинутым через верблюжий горб. Я уже молчу об уряднике Бурмашове. Говорят, его вовсе в мешке везти пришлось. На куски разорвали!
— Я сам укладывал его мешок, — буркнул я, глянув на посла исподлобья.
Зиновьев поперхнулся. Прикрыл лицо кулаком. Похоже, ему стало не по себе, когда он представил эту безрадостную картину.
— Тем более, Никита, — переведя дыхание, продолжал он, — вы на своей шкуре прочувствовали, как ведется политика на Востоке. Посредством кривых ножей и толпы разъяренных фанатиков.
— А вы не думали, ваше высокопревосходительство, — мрачно заявил я, — что там, в Месджеде-Солейман, наших казаков режут кривыми ножами разъяренные фанатики.
— И чем же вы можете им помочь с десятком казаков и бывшим горным инженером? — поинтересовался Зиновьев.
— Все резоны вам уже излагал князь Амилахвари, — пожал плечами я. — Зачем же их повторять снова и снова?
— Может и так, — не стал спорить Зиновьев, — но вас я отпустить не могу. Князь был изрядный авантюрист. Я вижу, что он успел дурно повлиять на вас, Никита.
— Не говорите так о нем, ваше высокопревосходительство, — отчеканил я. В голосе прозвучали незнакомые даже мне самому металлические нотки. — Живые могут оправдаться — мертвые нет.
— Не заводитесь, Никита, — осадил меня князь, будто разыгравшегося жеребца. — Вы еще молоды. Я, как человек старше вас годами, имею некую ответственность за ваши поступки. И не могу вот так просто отпустить вас на самоубийственное дело.
— Простите, Иван Алексеевич, — решил я дальше именовать его казенным высокопревосходительством, — но я должен сделать то, чего не успел князь Амилахвари. Это мой долг не только перед ним. И к тому же, я не только и не столько молодой человек — сколько штаб-ротмистр Отдельного корпуса жандармов. Я служу в Третьем отделении. Я расследовал дела опасных сект. И пускай такого опасного задания, как в этот раз, еще не было в моей карьере, но…