Для оперативников из окружения Вилена не является секретом, что их бывший шеф находится под наблюдением. Наиболее верные его соратники продолжают с ним общаться. Для телефонных переговоров они придумали себе псевдонимы. Например, Бутенин взял имя одного из героев фильма «Адъютант его превосходительства». «Это Викентий Павлович», — приветствовал он Апакидзе. «Привет, Кеша!», — отвечал тот. Сергей Сергеевич вспоминает: «Однажды Вилен сообщил мне, что его телефон, похоже, опять поставили на прослушку. Чтобы проверить это, мы придумали небольшую комбинацию. Я звоню ему и предлагаю немедленно встретиться. Он отвечает, что не может, поскольку на другой день улетает в Швецию. Называет номер рейса. В день „вылета“ в аэропорту Шереметьево нам не составило труда выявить наружку».
Нет, никак было не обойтись Вилену Апакидзе без «охранной грамоты» от медиков. События 1984 года это подтвердили.
7. Чистки становятся тотальными
Кадровую политику в органах БХСС министр Федорчук, как уже отмечалось, доверил проводить Константину Васильевичу Костерину. В первую очередь этого человека поминают недобрым словом ветераны главка, по которым прошелся каток чисток.
Костерин в прессе не выступал, мотивов своих поступков не разъяснял. Он словно задался целью не оставить лично о себе вообще никаких сведений, и в этом преуспел. В течение пяти лет этот «руководитель-невидимка» вершил судьбы наших героев. Попробуем набросать его портрет, опираясь на немногие сохранившиеся данные. Он интересен нам как типичный представитель, по крайней мере, части команды, направленной в МВД бороться со «щёлоковщиной».
1983 год Константин Васильевич встретил в должности начальника управления КГБ по Смоленской области. С таких значительных постов из Комитета в милицию по доброй воле не уходили — разве только с большим повышением в звании и с гарантиями будущей карьерной компенсации за временное неудобство. А генерала Костерина направили в МВД даже не руководителем, а всего-навсего первым заместителем руководителя главка (каковым он и остался). Его унизили. Конечно, при этом он слышал высокие слова о том, что Министерство внутренних дел нуждается в серьезной чистке, и доверить эту миссию Юрий Владимирович Андропов и его правая рука Виталий Васильевич Федорчук могут только лучшим, честнейшим представителям органов госбезопасности. Константин Васильевич, наверное, делал вид, что верит таким объяснениям. Однако реальность выглядела удручающе. Его резко понизили в статусе. Ему теперь придется заниматься неблагодарной работой, за которую постоянно дают нагоняи. От него в родной спецслужбе избавились. Он испытывал обиду на тех, кто его направлял в МВД, и ненависть к тем, кого он там встретит.
Неудивительно, что когда в главке БХСС появился новый руководитель, ветераны службы прочитали на его лице: «Как же я вас презираю!» С таким настроением Константин Васильевич и приступил к своим обязанностям.
В начале 1984 года ушел из жизни Юрий Андропов. Не стало человека, направившего в МВД команду Федорчука и имевшего перед ней хоть какие-то обязательства. Теперь Федорчуку, его заместителю по кадрам Лежепекову, Костерину и многим другим предстояло самим позаботиться о своем будущем. Каким образом могли они заявить о себе, доказать свою нужность и важность в новых условиях? Заниматься рутинными милицейскими обязанностями они не желали и не умели. Их главным козырем стала борьба за чистоту милицейских рядов. Чем яснее становилась их собственная профнепригодность, тем больше навязывали они обществу представление о прежнем МВД как о цитадели застоя, мздоимства, коррупции и подобных зол. Такую репутацию реформаторы-неудачники создавали одному из самых прогрессивных и динамично развивающихся министерств СССР. Министр-новатор Николай Анисимович Щёлоков был обвинен во всех смертных грехах и доведен до самоубийства…
В 1984 году в МВД обстановка для профессионалов щёлоковского призыва стала совсем невыносимой.
Теперь передаю слово некоторым из пострадавших от катка тотальной чистки. Все они — сыщики с большими заслугами, чьи репутации остались безупречными.
Анатолий Ситников:
«Едва начался 1984 год, как 30 наших сотрудников перевели на периферию. Через два месяца — еще 30! Все возмущены. Я видел, как старый заслуженный опер, получив такое назначение, заплакал от унижения. Все обвинения в наш адрес голословны. Мы в чем-то провинились? Дайте факты! В итоге только одного сотрудника главка привлекли к уголовной ответственности, причем за его прошлые дела: работая в паспортном столе, он кого-то прописал в Москве за кроличью шапку.
Мне предложили уехать в Казахстан на генеральскую должность. Нет, говорю, спасибо, сами туда отправляйтесь. Там 45 градусов в тени, я вернусь оттуда инвалидом. Выслуга лет у меня имелась. Лег в госпиталь — мол, голова кружится. Мудрил маленько. Сказал психиатру: ставь мне такой диагноз, чтобы я и дураком не считался, и мог уволиться по состоянию здоровью. Даже пригрозил ему. Мол, не сделает, как я хочу, напущу на него воров в законе. Так и вышел на пенсию».
Ситникову тяжело даются воспоминания о том, как Костерин и подручные ломали тогда карьеры оперов. Ворчит: «Не умели мы, видишь ли, работать… Мелкими торгашами занимались… Я за 1978 год сдал 17 уголовных дел, большинство — по хищениям в особо крупных размерах».
Дошла волна расправ и до Валерия Пахомова, который после упразднения «мини-ФБР» некоторое время в ГУБХСС возглавлял отдел.
(Валерий Дмитриевич считался в главке одним из сильнейших аналитиков. Поэтому автор не преминул задать ему вопрос: «Почему борцы со „щёлоковщиной“ в МВД начали с того, что разгромили самый эффективный орган по борьбе с коррупцией — ОРЧ?» Ответ у Пахомова давно готов: «Пришедшая с Федорчуком команда ставила цель развалить все МВД. ОРЧ им мешала». Мой собеседник добавил: «На оперативников всегда можно набрать компромат. Тех, кто работал, убирали те, кто в лучшем случае мог только контролировать. Нам говорят о нарушениях, которые были выявлены в министерстве контролерами Федорчука. Но это — сущий пустяк по сравнению с достижениями щёлоковского МВД».)
«Однажды прихожу на службу — кабинет вскрыт, — вспоминает Валерий Дмитриевич. — На столе лежит уведомление, что я направлен в распоряжение управления кадров. Иду к кадровикам. Там узнаю, что мне предлагается поехать на Север.
Куда? В колонию, замом начальника по режиму! Отвечаю: „Поезжайте сами“. — „Почему ты так с нами разговариваешь?“ Приличия отброшены, не те времена — на „ты“ обращаются. А как я мог реагировать на это безумное предложение? Начальника отдела, кандидата наук, имеющего больше двадцати лет оперативной практики, ни в чем не обвиняя, отправляют на Север охранять колонию. Мне дали время подумать.
Выходя из министерства, на свою удачу встречаю начальника ВНИИ МВД Игоря Ивановича Карпеца. Он меня хорошо знал — я у него в институте защищал кандидатскую по теме: „Оперативные комбинации в деятельности органов БХСС“. Узнав, что со мной произошло, Карпец спрашивает: „Пойдешь ко мне?“ Что за вопрос! „А возьмете?“ — „Да. Приходи, поговорим“. В следующие дни кадровики сделали мне еще несколько издевательских предложений. Я от них отказался, тогда они сказали: „Других вакансий у нас для тебя нет. Ищи место сам“. Вот и замечательно! Игорь Иванович доверил мне возглавить в его ВНИИ отдел, который занимался научной проработкой оперативно-розыскной деятельности. Я работал у Карпеца до 1990 года, когда меня пригласили в МВД Российской Федерации на должность заместителя начальника управления по организованной преступности. Пригодились разработки нашего института по этой теме (особенно большой вклад в них внес Александр Иванович Гуров). Многоопытный Карпец не советовал мне возвращаться к практической деятельности. „Время, — говорил он, — смутное, министры сидят год-два“. Умом я это понимал, но боевое сердце опера сказало: „Надо“. Последующие два года были наполнены интересной работой. Я не жалею о своем решении, хотя этот период завершился традиционно для нашей службы: у нас сменилось руководство, и оно стало назначать на ключевые должности своих людей».
Анатолия Бакрадзе (в течение ряда лет — ведущего сотрудника, затем руководителя агентурного отдела ГУБХСС) перевели в Чимкент:
«Костерин задался целью опорочить наш главк, пересажать как можно больше наших сотрудников. Я избежал этой участи. У меня был оперативный материал по хищениям в Елисеевском гастрономе. Его забрали себе, получили ордена. А меня отправили подальше от Москвы».
Сергей Бутенин после упразднения ОРЧ ухитрился продержаться в главке два года. До него даже Костерину трудно было добраться. При прекрасном послужном списке этот ученик Апакидзе — скромен, исполнителен и кристально честен. Не нажил он ни дачи, ни машины. Вот что рассказывает Сергей Сергеевич об этих двух годах:
«Наших товарищей увольняли одного за другим. Вменяли кому „злоупотребление“, кому „некорректное ведение оперативных материалов“, кому „отсутствие оперативного мастерства“. Одного сыщика убрали „за дискредитацию звания сотрудника милиции“. Вина его состояла в том, что он в таксопарке купил подержанную машину за 3100 рублей. Прицепились: где взял деньги? Два года до пенсии не дали дослужить. Начальника отдела Валеру Юдина, раньше работавшего в ОРЧ у Вилена, уличили в „хозяйственном обрастании“. Выражалось это вот в чем. Отец Валеры, заслуженный фронтовик, рабочий литейного цеха, получил от завода в награду „Москвич“ 412-й модели. Сын ездил на автомобиле по доверенности. „Москвич“ быстро сломался, и его по гарантии сменили в салоне. Новая машина оказывается не лучше. Оба из нее не вылезали. Отец возмущался: Это не транспортное средство, а кружок, „Умелые руки“. Тогда Юдин, отстояв два года в очереди, приобрел списанный автомобиль с ржавым кузовом. Получилось, что они за четыре года сменили три машины. „Хозяйственное обрастание“ налицо. Выгнали отличного сотрудника.
Вот еще пример издевательства. Приходит после разговора в кадрах наш товарищ Андрей Терехов. Отправляемся в курилку, и он со смехом рассказывает: „Вот же дураки! В Мурманск переводят, а у меня там родственники!“ Через полчаса Андрея вновь вызывают в кадры. Возвращается — на нем лица нет: „Переиграли! Направляют в Коми. Кто продал?“ Человек пять-шесть могли его слышать. Вот такая обстановка была в главке.