Кейтель: Я считал правильными эти мероприятия и признаю, что они проводились, но это ни в какой степени не были мероприятия по убийству людей. Это было бы преступлением.
Руденко: Любые средства включают убийство?
Кейтель: Да, но не по отношению к женщинам и детям.
Руденко: Но в приказе сказано: любые средства в отношении женщин и детей?
Кейтель: Нет, там написано: «...не останавливаться перед мероприятиями против женщин и детей». Никогда немецкому солдату и немецкому офицеру не могла прийти в голову мысль убивать женщин и детей.
Руденко: А в действительности?
Кейтель: Я не могу в каждом отдельном случае подтвердить это, так как я этого не знаю и так как я не мог быть во всех местах и не получал донесений об этом.
Руденко: Но таких случаев были миллионы.
Кейтель: Это мне неизвестно, и я нс верю, что это происходило в миллионах случаев.
Руденко: Сейчас я хочу обратиться к вопросу об обращении с советскими военнопленными. Я не намерен вас допрашивать по вопросу о клеймении советских военнопленных и других фактах — они достаточно известны Трибуналу. Я вас хочу спросить по поводу одного документа — доклада Канариса от 15 сентября 1941 г. Он зарегистрирован под номером ЕС-338. Как вы помните, даже германский офицер обратил внимание на исключительный произвол и беззаконие, допускаемые в отношении советских военнопленных. В этом докладе Канарис указывал на массовые убийства советских военнопленных и говорил о необходимости решительного устранения этого произвола.
Вы были согласны с положениями, которые выдвинул Канарис в своем докладе на ваше имя?
Кейтель: Я вчера уже ответил моему защитнику...
Руденко: Вы можете ответить кратко на мой вопрос — вы были согласны?
Кейтель: Я коротко отвечу, что по получении этого письма я немедленно доложил о нем фюреру, в особенности в связи с двумя нотами народного комиссара по иностранным делам от начала июля, и просил снова принять решение по этому вопросу. Я разделял, в общем, сомнения Канариса...
Руденко: Разделял? Очень хорошо. Я вам предъявлю сейчас подлинник доклада Канариса, на котором есть ваша резолюция.
Господин председатель, я сейчас предъявлю подсудимому документ с его резолюцией.
Председатель: У вас имеется оригинал этого документа?
Руденко: Да, я его дал подсудимому. Итак, следите, подсудимый Кейтель.
Кейтель: Я знаю этот документ с пометками на полях.
Руденко: Вы следите за резолюцией. Эго документ Канариса, который вы считаете правильным. Ваша резолюция следующего содержания: «Эти положения соответствуют представлениям солдата о рыцарском способе ведения войны. Здесь речь идет об уничтожении целого мировоззрения, поэтому я одобряю эти мероприятия и покрываю их. Кейтель».
Кейтель: Да, это я написал в качестве решения после доклада фюреру... Я это написал.
Руденко: Там не написано, что это фюрер так сказал, там написано: «...я ...покрываю... Кейтель». Стало быть...
Кейтель: Это я признаю здесь под присягой, и я уже ранее говорил это, до того, когда я это прочел.
Руденко: Значит, вы признаете эту резолюцию? Еще на одно место в этом документе я обращаю внимание, на страницу 2. В докладе Ка-нариса говорятся:
«Выявление гражданских лиц и политически нежелательных военнопленных, а равно принятие решения об их судьбе производится оперативными командами полиции безопасности и СД, согласно инструкциям, которые не знакомы органам вооруженных сил и исполнение которых они не в состоянии проверить».
Эго пишет Канарис, а на полях документа против этого текста ваша, подсудимый Кейтель, резолюция: «Вполне целесообразно». Правильно? Вы нашли эту резолюцию?
Кейтель: Да, именно это «целесообразно» относится к тому, что части вооруженных сил не имеют ничего общего с оперативными командами и ничего не знают о них. Там указано, что они им не знакомы.
Руденко: И к тому, что полиция безопасности и СД расправляются с этими гражданскими лицами и военнопленными? Вы считаете это целесообразным?
Кейтель: Нет, я считал целесообразным то, чтобы части вооруженных сил не знали ничего о деятельности этих команд. Это я хотел сказать своей пометкой. В тексте я подчеркнул слово «неизвестны».
Руденко: Я спрашиваю вас в связи с этой резолюцией, вы, подсудимый Кейтель, именуемый фельдмаршалом, неоднократно здесь, перед этим Трибуналом, называвший себя солдатом, вы своей кровавой резолюцией в сентябре 1941 г. подтвердили и санкционировали убийство безоружных солдат, попавших к вам в плен? Это правильно?
Кейтель: Я подписал оба приказа и тем самым несу ответственность в связи с занимаемой мною должностью. Я беру на себя эту ответственность.
Руденко: Вы здесь неоднократно говорили о солдатском долге. Я хочу вас спросить, совместимо ли с понятием «солдатский долг» и «честь офицера» издание таких приказов о репрессиях в отношении военнопленных и мирных граждан?
Кейтель: В той степени, в которой это касается репрессий в августе и сентябре.
Руденко: Подсудимый Кейтель, мы же вчера установили, что еще в мае 1941 г., до начала войны, вы подписали директиву о расстреле политических и военных работников Красной Армии.
Кейтель: Да, эти приказы перед началом войны я подписывал, но в них не содержится слово «убийство».
Руденко: Я не намерен спорить, так как это означает спорить против документов, а документы говорят сами за себя. Я имею к вам несколько последних вопросов. Бы заявили Трибуналу, что генералы германской армии только слепо выполняли приказы Пгглера?
Кейтель: Я заявил, что не знаю, какие генералы, и заявляли ли генералы вообще протесты. Насколько я помню, это не происходило в моем присутствии, когда Гитлер прокламировал основные положения о борьбе мировоззрений.
Руденко: А известно ли вам, чтобы генералы по своей инициативе издавали приказы о зверствах и нарушениях законов и обычаев войны, и эти приказы одобрялись Гитлером?
Кейтель: О том, что высшие инстанции армии, например, в связи с вопросом о подсудности издали в марте приказ и проводили другие мероприятия, а также издавали приказы, смягчающие и отменяющие эти мероприятия, я знаю, так как они обсуждались со мной.
Руденко: Вы делаете вид, что меня не поняли, и хотите уклониться от ответа. Я спрашивал, издавали ли генералы приказы о нарушениях законов и обычаев ведения войны по своей инициативе?
Кейтель: Это мне неизвестно. Я не знаю, о каких приказах идет речь, господин генерал.
Руденко: Эго вам не известно?
Кейтель: Я не знаю, о каких приказах вы говорите, господин генерал. Но возможно, что это было так.
Руденко: Я только сошлюсь на один приказ. Я имею в виду приказ генерал-фельдмаршала фон Рейхенау о поведении войск на Востоке. Этот документ, господин председатель, предъявлен советским обвинением под номером СССР-12. Из этого приказа я оглашу только одну цитату: «Снабжение питанием местных жителей и военнопленных является ненужной гуманностью».
Кейтель: Я знаю этот приказ. Он был мне предъявлен во время предварительного следствия.
Руденко: Этот приказ был издан по инициативе Рейхенау, одобрен Гитлером и как образцовый разослан всем командующим фронтов?
Кейтель: Это я узнал только здесь. Этот приказ я, по-моему, ранее не читал.
Руденко: Конечно, такие приказы у вас, очевидно, считались малозначащими, ибо разве могла интересовать начальника ОКБ судьба советских военнопленных или советских граждан? Жизнь их ничего не стоила?
Кейтель: Я не имел никакого соприкосновения по служебным вопросам с командующими на фронте. С ними имел дело только командующий сухопутными силами.
Руденко: Вы здесь, давая показания Трибуналу, очень часто, а до вас это делали ваши сообщники — подсудимые Геринг и Риббентроп, говорили о Версальском договоре. Я вас спрашиваю: разве Вена, Прага, Белград, Крым до Версальского договора принадлежали Германии?
Кейтель: Нет.
Руденко: Вы заявили здесь, что в 1944 г., после изменения закона, вы получили предложение вступить в члены нацистской партии. Вы приняли это предложение, передали личные данные руководству партии, внесли вступительный взнос. Скажите, не следует ли рассматривать принятое вами предложение вступить в нацистскую партию как ваше согласие с программой партии, с ее целями и методами?
Кейтель: Я считал требование прислать мои личные данные, после того как я три с половиной года носил золотой значок партии, только формальной регистрацией и выполнил требование уплатить партийные взносы. Я сделал то и другое.
Руденко: То есть до этого формального предложения, по существу, вы себя считали нацистом?
Кейтель: Я всегда смотрел на себя, как на солдата, а не как на политического деятеля.
Руденко: Не следует ли заключить после всего этого, что здесь сказано, что вы были гитлеровским генералом не по долгу, а по убеждению?
Кейтель: Я здесь уже показал, что я был лояльным, верным и покорным солдатом своего фюрера...
ДоддР°: У меня есть только один вопрос. Утром 3 апреля, когда вы были подвергнуты прямому допросу, мы поняли из ваших слов, что 645 вы считаете, что должны принять на себя ответственность за приказы, отдававшиеся от вашего имени, — за приказы, которые вы издавали, но которые исходили от Гитлера. Когда вас допрашивали, вы сказали, что, как мы поняли вас, что вы как старый профессиональный солдат, конечно, понимали традиции и даже принципы этой профессии, которые обязывают солдата не проводить в жизнь любой приказ, который, как он считает, носит преступный характер.