Судя по тому, как нахмурился Хуан, он это заметил. Конечно, она предполагала, что он может приехать за ней. Но не так скоро. И уж, конечно, не в таком разъяренном виде.
— Мама мне все рассказала, — проговорил Хуан, предупреждая вопрос Линн. — И будь у тебя хоть немного ума, ты бы поговорила со мной с самого начала. Мама была очень удивлена и расстроена.
— А я, по-твоему, не была расстроена? — В этих словах была вся боль несбывшихся надежд. Но Хуан, похоже, не услышал горечи в ее голосе.
— По-моему, нет. Судя по твоему поведению в последние несколько дней.
— Ну да. И поэтому ты бросился за утешением к Хосефине, — не без сарказма проговорила Линн. Кажется, она поняла, к чему клонит Хуан. — Неплохо придумано, дорогой. Но ничего у тебя не получится. Я знаю правду.
— Ни черта ты не знаешь! — взорвался Хуан. — Да, я встречался с Хосефиной. Но по другой причине. Я хотел выяснить, что она наговорила моей жене, отчего та из трепетной и счастливой невесты превратилась в сосульку. И теперь мне все известно… Собственно, поэтому-то я и поехал в Мадрид. Я же не полный идиот, Линн, и сразу понял, что Хосефина сказала тебе что-то оскорбительное. Но поскольку ты так и не собралась поговорить со мной об этом, я обратился к Хосефине. Знаю, о чем ты подумала, когда увидела нас вместе. Но я пришел в отель только для того, чтобы все выяснить.
— И для этого вам понадобилось уединиться в номере, — с горечью произнесла Линн.
Все шло не так, как она ожидала. Она думала, что Хуан начнет извиняться. Попытается изобразить раскаяние. Быть может, попробует растопить ее сердце страстными ласками и поцелуями. Но раскаленная ярость, от которой, казалось, наэлектризовался воздух, была для нее полной неожиданностью.
— Просто отец Хосефины владеет этим отелем. У нее там апартаменты. Она там живет, Линн. А теперь мы с тобой сядем и спокойно поговорим.
Ей не хотелось с ним говорить. Не хотелось слушать его объяснения, которые могли бы ослабить ее защиту и без того не особенно надежную.
— Если бы ты мне доверяла, — Хуан как будто читал ее мысли, — ничего не случилось бы. Но ты мне не доверяешь, да? Ты вообще никому не доверяешь. Но это, как говорится, твои трудности. Я не могу заставить тебя мне верить. Но могу заставить тебя сесть и спокойно меня выслушать. И я это сделаю.
— Не желаю тебя слушать — Линн отвернулась, сосредоточенно глядя перед собой. Она очень надеялась, что Хуан все поймет и сам уйдет. Если же нет, не попробовать ли удрать через балкон? Но она тут же отказалась от безумной идеи. Линн с детства боялась высоты. А балкон был на втором этаже. Как бы она ни хотела сбежать от Хуана, свернуть себе шею ей вовсе не улыбалось.
— Допускаю. Но тебе все же придется. — Хуан взял было себя в руки, но буквально в следующую секунду яростно бросил: — Ты хоть представляешь, что мне пришлось пережить из-за тебя за эту неделю?! Почему ты мне не сказала о том, что тебе наплела Хосефина?
— Что она была и остается твоей любовницей? Что ты женился на мне, потому что тебе нужна была вилла и земля при ней? Зачем? Ты бы все отрицал, а я… — Линн покачала головой, не в силах продолжать.
— Как ты можешь так со мной обращаться, Линн?! Как ты могла поверить Хосефине?! Неужели ты действительно думаешь, что я способен предать тебя и твоего отца… обмануть доверие женщины, которую люблю, и предать память о человеке, которого уважал безмерно?! Если да, тогда меня вовсе не удивляет, что ты не торопилась выходить за меня замуж. Я думал, что между нами существует настоящее чувство. Чувство редкое и бесценное, на котором мы могли бы построить совместное будущее. Мне казалось, я понимаю причины твоей нерешительности. Но, как теперь выясняется, ошибался. Я совсем тебя не знал. Ты не хотела любить меня, правда? Ты пыталась отгородиться от своего чувства. Точно так же, как теперь пытаешься отгородиться от меня. Вот почему при первой же возможности ты ухватилась за предлог не доверять мне уже «с полным на то основанием».
Неожиданный натиск застал Линн врасплох. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Жгучая ярость… К такому Линн была не готова. Она не знала, как противостоять гневу, за которым чувствовалась боль, идущая из самых глубин души.
Слова, которые произнес Хуан, мог сказать только мужчина, искренне влюбленный в женщину, которая причинила ему почти невыносимые страдания. Теперь Линн все поняла. Она потрясенно уставилась на Хуана, не в силах вымолвить ни слова.
— Еще не прошло и недели с того дня, когда мы стояли с тобой перед алтарем, — продолжал он, — и клялись любить друг друга до гробовой доски. Линн, я чувствовал твою неуверенность… Видел, что тебя что-то пугает. Но если бы знал, настолько ты мне не доверяешь, я бы… — Хуан на мгновение умолк и сделал глубокий вдох. Его лицо сделалось вдруг усталым и каким-то отрешенным. — Я не могу любить женщину, которая мне не верит.
Он шагнул к Линн. Свет из коридора теперь падал ему на лицо. Щеки Хуана горели. Глаза сверкали лихорадочным блеском. Он походил на человека, который был уже не в состоянии держать себя в руках, человека, который способен на все, лишь бы дать выход ярости, клокочущей у него внутри.
Только теперь Линн осознала, какую совершила ошибку, но было уже слишком поздно. Даже если она не верила в то, что Хуан действительно ее любит, ей бы следовало помнить, что он искренне любил и уважал ее отца. Как же болезненно она задела гордость Хуана! И ей еще предстоит расплатиться за всю ту боль, которую она причинила ему своим недоверием.
Она отвела глаза, не в силах выносить его взгляд, исполненный неподдельного страдания.
— Мне было невыносимо думать, что я тебе не нужна, что ты… не хочешь меня… — Ее голос сорвался.
Хуан издал сдавленный звук, похожий на угрожающее рычание хищника, готового броситься на добычу.
— Я хочу тебя, можешь не сомневаться. Пусть даже презираю себя за это. Видишь, ты и в этом ошиблась, Линн, — добавил он с горечью и сделал еще один шаг по направлению к ней.
Линн невольно попятилась. Ей действительно стало страшно. Впечатление было такое, что ярость выжгла в нем все человеческое. Остался лишь зверь, дикий и свирепый. Линн еще никогда не видела Хуана таким.
— Я не собирался продавать виллу отцу Хосефины, — процедил он сквозь зубы. — Если бы ты тогда поговорила со мной, а не замкнулась в себе, точно маленькая трусиха, мы бы сразу все выяснили. Хосефина тебе солгала, моя дорогая.
— Она показала мне контракт, — упрямо проговорила Линн, защищаясь. — Там была твоя подпись.
— Моя подпись стоит на документе, который касается другого нашего совместного проекта. Ты хоть прочитала его?
Линн сердито тряхнула головой.
— Как я могла прочитать? Он был написан по-испански!
— Вот именно! — с торжеством в голосе воскликнул Хуан.
В спальне царил полумрак, но Линн все равно разглядела, как он весь подобрался, опять став похожим на хищника, неукротимого и опасного. Нет, даже опаснее. Потому что в отличие от зверя, которым движет лишь кровожадный инстинкт, Хуан был человеком разумным и рассчитывал каждое свое слово, каждое действие.
Линн вновь стало страшно. Последние слова Хуана засели занозой в ее сознании. На секунду она встретилась с ним взглядом и поспешно отвела глаза, чтобы он не заметил ее смятения. Она ведь знала, что все так и будет. Хуан отыщет способ смутить ее и заставить ему поверить, сумеет сыграть на ее чувствах.
Только Линн и представить себе не могла, что он сделает это с помощью слов. Она ожидала, что Хуан попытается сломить ее, взяв на вооружение чувственные ласки. Ведь он знал, что стоит ему лишь прикоснуться к ней, как она вся загорается желанием.
Линн изо всех сил пыталась сохранить хладнокровие.
— Выходит, Хосефина мне солгала? Но почему, Хуан? Зачем ей мне лгать?
Она невольно вздрогнула, увидев, какое у Хуана стало лицо.
— Потому что она меня ненавидит, — произнес он неожиданно будничным тоном. — Было время, когда Хосефина очень хотела выйти за меня замуж. Я тебе уже говорил, что в Испании весьма строгие представления о морали. А Хосефина ни от кого не скрывала, что меняет любовников как перчатки. Сначала ей нравилось шокировать окружающих и пренебрегать общественным мнением. Но потом захотелось, чтобы ее приняли в приличном обществе.
— И для этого ей нужно было стать твоей женой?
— Да. Она тебя обманула, Линн. Причем обманула с такой легкостью, как будто отобрала конфетку у маленького ребенка. Я мог бы привести сюда сеньора Фолгейру, чтобы он перевел тебе так называемый договор о продаже виллы. Он мог бы подтвердить, что это я предложил твоему отцу оставить виллу тебе… Только какой в этом смысл? Ты уже сделала свой выбор неделю назад — предпочла поверить Хосефине. Ты предпочла увидеть во мне чудовище, не допустив даже мысли о том, что тебя могут обманывать. А почему? Потому что в глубине души хотела поверить в плохое обо мне. Тебе нужен был предлог, чтобы уйти от меня.
Линн похолодела от ужаса. В словах Хуана была доля правды. И теперь она осознала, как была несправедлива к мужу. Ей хотелось сказать ему, что он не все понимает. Что она поверила Хосефине вовсе не потому, что считала его способным на подлость. Просто изначально не верила в то, что в нее может влюбиться такой мужчина, как Хуан. Что причина всего случившегося — неуверенность в себе, чувство незащищенности, страх, что когда-нибудь, когда будет уже слишком поздно, Хуан поймет, что на самом деле он ее не любит.
Она хотела сказать ему многое… Но стоило ей лишь взглянуть на его лицо, искаженное яростью, как она поняла, что не найдет нужных слов.
— Что произошло, Линн? Ты проснулась однажды утром и вдруг поняла, что не хочешь выходить за меня замуж? Что как любовник я тебе еще подхожу, но ты не намерена связывать со мной свою судьбу?
Глядя на мужа, Линн неожиданно подумала, что из ее жизни ушло какое-то светлое волшебство. Ушло безвозвратно. И что самое страшное — она сама, своими руками, разрушила чудесную сказку. Она могла бы сказать Хуан правду, но в этом уже не было смысла. Если он и любил ее раньше, она убила его любовь своим недоверием и неосознанной жестокостью.