Наконец в шато приехали и отец, и сын, поскольку в тот вечер граф Бассомпьер сопровождал доктора Бреттона. Не помню, кому из нас троих причудился стук копыт. Суровость погоды заставила бегом броситься вниз, чтобы встретить долгожданных всадников, однако те приказали держаться подальше, поскольку представляли собой снежные сугробы. Едва заметив нарушение порядка, миссис Бреттон распорядилась немедленно спрятаться в кухне и запретила ступать на застеленную ковром лестницу, не скинув костюмов Санта-Клауса, в которых оба предстали. Мы с Полиной, конечно, пошли следом. Это была просторная старинная голландская кухня – весьма живописная. Маленькая белая графиня танцевала вокруг столь же белого отца, хлопала в ладоши и восторженно кричала:
– Папа, папа, ты похож на огромного полярного медведя!
Полярный медведь встряхнулся, и воздушная фея упорхнула подальше от ледяного дождя, но тут же, впрочем, вернулась, чтобы помочь ему освободиться от арктического облачения. Наконец-то сняв плотное пальто, граф сделал вид, что намерен стряхнуть льдинки на дочку, но та не испугалась, а, напротив, поддразнила:
– Ну, давай!
Однако, едва туча возникла над головой, с легкостью серны она ускользнула.
Движения юной леди отличались природной мягкостью, бархатной грацией котенка. Смех звенел чище серебряно-хрустального колокольчика. А когда она начала растирать замерзшие руки отца и привстала на цыпочки, чтобы поцелуем дотянуться до его губ, голову окружил нимб любовного восторга. Серьезный, почтенный господин взглянул на озорницу так, как мужчины смотрят на главное сокровище своей жизни.
– Миссис Бреттон, – обратился он к хозяйке. – Что мне делать с этой дочерью… нет, дочуркой? Не растет ни умом, ни статью. Не кажется ли вам, что за десять лет она ничуть не изменилась и осталась все тем же непослушным ребенком?
– Она не больше ребенок, чем мой взрослый мальчик, – возразила крестная матушка, недовольная сыном, отказавшимся последовать совету переодеться с дороги.
Доктор Джон, стоявший возле голландского буфета, со смехом предложил, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки:
– Ну же, мама: в качестве компромисса и ради повышения внешней и внутренней температуры давайте устроим пирушку прямо здесь, возле печки, и выпьем за старую добрую Англию!
И вот, пока граф грелся у огня, а Полина Мэри танцевала, наслаждаясь простором кухни, миссис Бреттон подробно объяснила Марте, какие специи необходимо положить в эль и как нагреть чашу, потом перелила горячий напиток в фамильный графин Бреттонов и принялась угощать всех по очереди из маленького серебряного сосуда, в котором я узнала крестильную чашечку Грэхема.
– За доброе старое время! – провозгласил граф, высоко подняв сверкающий кубок, а потом взглянул на миссис Бреттон и с чувством пропел:
Побольше кружки приготовь
И доверху налей.
Мы пьем за старую любовь,
За дружбу прежних дней.
За дружбу старую —
До дна!
За счастье юных дней!
По кружке старого вина —
За счастье юных дней[220].
– Шотландский язык, шотландский! – восторженно закричала Полина. – Папа поет по-шотландски. Он ведь наполовину шотландец. Мы, Хоумы и Бассомпьеры, каледоны и галлы!
– Уж не шотландский ли рил ты танцуешь, фея из Хайленда? – с улыбкой спросил отец. – Миссис Бреттон, скоро посреди вашей кухни вырастет зеленый круг. Не готов отвечать за хитрость своей Полли: слишком необычное создание.
– Папа, попроси Люси потанцевать со мной. Это же Люси Сноу!
Мистер Хоум (в гордом графе Бассомпьере по-прежнему оставалось многое от простого мистера Хоума) протянул руку и мягко проговорил, что хорошо меня помнит, но даже если бы память подвела, это имя не сходило с губ дочери. Пришлось выслушать длинные восторженные заверения в том, что он считает меня давней знакомой.
Уже все отведали эля из серебряного сосуда, кроме Полины: никому и в голову не пришло прервать волшебный танец мирским напитком, – однако она не пожелала остаться без земного угощения и потребовала, обращаясь к Грэхему, как только тот поставил чашку на верхнюю полку буфета:
– Дайте попробовать!
Миссис Бреттон и мистер Хоум увлеклись беседой, зато доктор Джон не оставил волшебный танец без внимания, причем не просто смотрел, а смотрел с нескрываемым удовольствием. Помимо мягкости и красоты движений, доставивших любителю грации глубокое наслаждение, свобода и раскованность девушки очаровала доктора Бреттона, освободив и расковав его самого. Он опять увидел в ней Полли, свою маленькую подружку. Мне хотелось услышать, как Грэхем будет с ней разговаривать: пока еще он ни разу не обратился непосредственно к юной гостье, – и первые же слова доказали, что я оказалась права и прежнее время благодаря детской беспечности этого вечера вернулось.
– Ваша светлость желает пригубить из кружки?
– Но ведь я уже сказала и, кажется, выразилась достаточно ясно.
– Ни в коем случае не могу совершить столь предосудительную вольность. Сожалею, но никак.
– Почему? Я уже здорова, а от пары глотков ключица не сломается и плечо не вывихнется. Это вино?
– Нет, но и не роса.
– Не хочу росу. Не люблю росу. Что это?
– Эль. Крепкий эль. Очень выдержанный. Должно быть, стоял с моего рождения.
– Как интересно! Хороший?
– Необыкновенно хороший.
Грэхем взял чашу, налил себе вторую порцию живительного эликсира, и, хитро изобразив блаженство, торжественно водрузил чашу на полку.
– Хочу немного попробовать, – заявила Полина, провожая сосуд завистливым взглядом. – Никогда еще не пила старинный эль. Он сладкий?
– Невероятно.
Она сейчас напоминала ребенка, жаждущего запретной сладости, и доктор наконец сжалился: снял чашу с полки и, не выпуская из рук, доставил себе удовольствие, позволив ей попробовать. Желая продлить себе радость от созерцания процесса, он наклонил чашу таким образом, что касавшиеся края розовые губки могли получать нектар лишь по капле.
– Еще чуть-чуть! – попросила Полина и нетерпеливо коснулась пальцем руки, требуя наклонить сосуд. – Пахнет пряностями, но не могу понять вкуса. Вы такой скупой!
Грэхем уступил, но, спрятав улыбку, предупредил:
– Только не говорите матушке и Люси: они не одобрят.
(Весьма ценное замечание, если учесть, что мы стояли рядом.)
– И я тоже не одобряю, – заключила и сама мисс Бассомпьер. (Как только эль был распробован, тон и манера ее изменились, словно напиток развеял чары и уничтожил магию). – Вовсе и не сладкий, скорее горький, к тому же горячий и перехватывает горло. Ваш старый эль казался желанным только до тех пор, пока оставался запретным. Спасибо, больше не надо.
С легким поклоном – небрежным, но столь же грациозным, как и танец, – фея упорхнула прочь, к отцу.
Думаю, она была права: в юной леди семнадцати лет по-прежнему жила семилетняя девочка.
Грэхем в недоумении посмотрел ей вслед, да и весь вечер потом то и дело поглядывал в ее сторону, однако она его словно не замечала.
Когда всех пригласили в гостиную к трапезе, мисс Бассомпьер туда отправилась под руку с отцом: ее место было рядом с ним, взгляд и слух обращены к нему. Главными собеседниками в нашей маленькой компании оставались граф и миссис Бреттон, а Полина успешно исполняла роль преданного слушателя: внимательно следила за ходом разговора и даже время от времени вставляла пару слов, уточняя некоторые подробности. «А где ты был в это время, папа? Что ты тогда ответил? Расскажи миссис Бреттон, что случилось дальше», – таким образом побуждая графа к продолжению беседы и создавая видимость участия.
К бурному веселью она больше не вернулась: искра детской непосредственности угасла, – держалась мягко, задумчиво, как воспитанная леди. Особенно мило она желала доброй ночи: в общении с Грэхемом держалась с достоинством графини: легкая улыбка, спокойный поклон – так что и ему не оставалось ничего иного, кроме как принять самый серьезный вид и торжественно поклониться в ответ. Я видела, что он никак не может соединить в сознании танцующую фею и утонченную юную леди.
На следующий день, когда, свежие и дрожащие после холодного утреннего умывания, все мы собрались за завтраком, миссис Бреттон провозгласила, что в такую ужасную погоду ее дом сможет покинуть лишь тот, кого выгонит на улицу крайняя необходимость.
И правда, добровольный исход казался практически невозможным: нижнюю половину окон замело. Приложив усилия, можно было увидеть лишь сумрачное небо и битву ветра со снегом. Снегопад уже прекратился, однако выросшие за ночь сугробы разметало порывами ветра, кружило и затем они снова оседали, принимая фантастическую форму.
Юная графиня поддержала хозяйку, устраиваясь возле отцовского кресла:
– Папа никуда не поедет. Я прослежу. Ты ведь не поедешь в город, правда, папа?
– И да, и нет, – лукаво ответил мистер Хоум. – Если вы с миссис Бреттон будете добры ко мне: ласковы и внимательны, – если проявите заботу и уважение, то, возможно, после завтрака и задержусь на часок: посмотрю, не утихнет ли свирепый ветер. Но пока вы не предлагаете даже завтрак, вынуждаете не только мерзнуть, но и умирать с голоду!
– Быстрее! Пожалуйста, миссис Бреттон, налейте кофе! – умоляюще воскликнула Полина, подыграв отцу, – а я тем временем позабочусь о его других потребностях. Став графом, он требует очень много внимания.
Она взяла пару булочек, разрезала пополам и намазала маслом.
– Вот, папа, «пистолеты» заряжены. А здесь мармелад: тот самый, который подавали в Бреттоне. Тогда ты сказал, что он так хорош, словно изготовлен в Шотландии.
– Тот самый, который ваша светлость просила для моего мальчика. Помните? – заметила миссис Бреттон. – Забыли, как подходили ко мне, трогали за рукав и шептали: «Пожалуйста, мэм, дайте мне для Грэхема что-нибудь сладкое – немного мармелада, меда или джема?»