За Яиком, в 60 верстах от Оренбурга, близ реки Илек высилась удивительная гора из каменной соли. В России в ту эпоху соль была стратегическим ресурсом. В 1754 году власть прибрала его к своим рукам. Соледобычей стали ведать горные генералы в Екатеринбурге. Но илецкие «ломки» соли находились на «азиатической стороне» Яика, то есть под угрозой казахских набегов. Поэтому заводской Екатеринбург просил помощи у казачьего Оренбурга.
Возле карьеров встал «транжемент» Илецкая Защита. Оренбургские казаки охраняли каторжников, которыми командовали горные инженеры. От Защиты через Оренбург пролёг соляной тракт, который заканчивался на реке Белой, Агидели, пристанью Стерлитамак. Там мешки с солью грузили на барки и отправляли в Россию речным ходом.
Каторжники кайлами вырубили в соляных толщах целые пропасти. Потом эти пропасти будут изумлённо озирать российские императоры и светила науки. Огромные прозрачные кристаллы минерала галенит, каменной соли, назовут «илецкими сердцами» и приравняют к сокровищам. В 1906 году паводок прорвёт перемычку между речкой и карьерами, вода затопит соляные пропасти, и они превратятся в целебные солёные озёра вроде Мёртвого моря. А добыча соли в Соль-Илецке всё равно останется, но уйдёт шахтами в недра земли.
Во времена Пугачёва на стенах котлованов, на глыбах-балконах, в солёной пыли скрипели колёсами деревянные машины-подъёмники, сконструированные академиком Рычковым, «оренбургским Фаустом». Рычкова назначили командиром конторы соляных дел в Оренбурге. В осаждённый пугачёвцами Оренбург Илецкая Защита посылала хлеб и соль, и 16 февраля 1774 года Хлопуша привёл к крепости свой Авзянский полк.
Степная метель хлестала по куртинам и бастионам. Защищать Защиту решились только 15 солдат и капитан, а гарнизон сдался и открыл ворота. Хлопуша покарал не врагов, а воров: повесил интенданта, который морил каторжников голодом. Хлопуша раздал жителям крепости хлеб, чтобы хватило до весны, и выплатил каторжникам деньги за их работу в рудниках.
В Илецкой Защите Хлопуша нашёл жену и сына. Хлопуша потерял их очень давно, когда его угнали на каторгу в первый раз. Начальство насильно выдало его бабу, как вдову, замуж за другого мужика. А Хлопуша ведь не умер. И он любил свою семью – за семью он потом и погибнет.
В конце марта князь Голицын завалил трупами мятежников поля у Татищевой крепости и двинулся на Бёрды. Хлопуша отпросился у Пугачёва всего на полдня: перед бегством мятежников он хотел увезти жену и укрыть её в Сакмарском городке. Но дорога туда проходила через Каргалу, где хитрый Муса Улеев уже задумал измену. Для Мусы сдать Хлопушу губернатору было хорошим способом заслужить прощение. Поэтому в Каргале татары перевернули сани Хлопуши, повязали бывшего каторжника и поволокли к властям в Оренбург.
Войска мятежников были разгромлены, Пугачёв бежал, а Хлопуша вновь очутился в том же каземате, откуда его вытащили, чтобы он убил самозванца. Судьба, как буран, завершила последний круг. Хлопуша знал, что его уже не спасут ни губернатор Рейнсдорп, ни самозванец Пугачёв.
Рогатки каторжника из музея Ижевска
В мае Хлопушу осудили на казнь. Ярким зелёным утром 18 июня его вывели из тёмного, сырого каземата на площадь. Хлопуша увидел плаху и врытый в землю кол, на который насадят его голову. Старый измученный каторжник в последний раз, щурясь, посмотрел на небо, на огромный и прекрасный мир, где не нашлось малого уголка, чтобы тверской крестьянин Афоня прожил жизнь по-человечески. Палач повалил Хлопушу грудью на плаху и топором перерубил шею. Голову Хлопуши воткнули на кол, что стоял над Яиком, для «вечного зрения».
Воистину воскрес
Пугачёв пришёл на Авзян в начале апреля. Меж гор по бирюзовым долинам растекался мёд благовеста: заводы праздновали Пасху. И явление Пугачёва на Авзяне было символичным вдвойне – словно государь, как Спаситель, воистину воскрес и после смерти под Петербургом, и после разгрома под Оренбургом.
На Авзянских заводах Пугачёв пробыл три дня. Здесь ему приготовили не только хлеб-соль, но и невесту. Эту девку родители привели царю сами. Емельян не стал отпираться, но не стал и венчаться, а приступил сразу к первой брачной ночи.
Потом при войске мятежников образуется целый «поезд с царицками» – обоз с гаремом хана Емельяна и любовницами его полковников. Пугачёв на следствии станет смущённо отнекиваться: «Было у меня женщин около десятка, однакож – не жёны, а только адевали и готовили для меня есть и делали всякия прислуги». За эти «всякия прислуги» мятежники – молодые ведь мужики – оберегали свой обоз до последнего. Обоз попадёт в руки властей только после окончательного разгрома бунта. Дурёх-«царицок» начальство разошлёт по монастырям или вернёт обратно родителям. Привезут домой и авзянскую невесту Емельяна – уже брюхатую. И в Авзяне на двести лет вперёд появится род своих Пугачёвых.
В Авзяне в войско Пугачёва вступило ещё полторы сотни крестьян. Куда вести их дальше, Пугачёв не выбирал. На Белорецкий завод, куда же ещё? Авзян «подарил» Пугачёву Белорецк, будто крашеное яичко к Христову дню. Это был не просто соседний завод, а боевой трофей Авзяна. Авзянский завод одержал победу в маленькой, но кровавой войне с Белорецким заводом.
Ещё нигде никогда не бывало, чтобы два горных завода сражались между собой. Эту войну устроил казак Яков Антипов, присланный Пугачёвым после Хлопуши, чтобы наладить «злодейское литьё» на Авзяне и Торе. Бравому казаку хотелось не трудовых подвигов, а ратных.
Приписные крестьяне Белорецкого завода забунтовали в октябре 1773 года. Но с первым снегом из Верхнеяицкой крепости в Белорецк подавлять мятеж нагрянула команда подпоручика Козловского: 33 казака и 300 башкир. Бунт словно подморозило. Оробевшие мужики Белорецка послушно пошли к присяге. Об этом на Авзяне узнал Антипов, собрал отряд в 600 человек, двинулся на Белорецкий завод и в декабре осадил его. Рабочие Белорецка ожесточённо отстреливались с бастионов заводской крепости, а жёнки рабочих за куртинами собирали в подолы пули, расплющенные о кирпичи доменных печей. Из ворот «транжемента» на улицы посёлка вылетали верхнеяицкие казаки и рубили мятежников саблями. На обороне завода полегло 62 человека, из них 14 – бабы.
Природа умеет залечивать раны, и в урочище Кухтур сейчас не найти следов завода, сожжённого мятежниками. Маленькая речка Кухтур течёт сквозь густые липовые заросли. Невозможно вообразить, что здесь были пруд и плотина, дымили доменные печи, а мятежные казаки заставляли угрюмых рабочих лить чугунные пушки
Антипов свистнул подмогу, и в январе 1774 года к авзянцам пришли башкиры, а бунтовской завод Усть-Катав прислал две пушки. Ядра мятежников в щепу разбили ворота Белорецкого «транжемента», и завод наконец вывесил белый флаг. Мятежники осторожно вступили в крепость. Они решили не мстить рабочим, лишь сожгли заводскую контору и долговые книги. А завод стал пугачёвским. И поэтому в апреле 1774 года Пугачёв из Авзянского завода отправится на Белорецкий, ибо честь государя обязывала его принять подарок от преданного холопа.
В Белорецке Пугачёв просидит три недели. В конце апреля на Авзян из Табынского острога двинется отряд генерала Фердинанда Фреймана. 2 мая фельдъегерь Фреймана, опередив отряд, въедет в Авзян, созовёт жителей и сообщит, что генерал требует сложить оружие. Авзянцы поспешно пошлют к Пугачёву в Белорецк двух гонцов – крестьян Мещерякова и Кунгурцева. Пугачёв выслушает гонцов и объявит своему новому войску общий сбор в большой поход – подальше от Фреймана. Всем, кто не пойдёт вместе с ним, Пугачёв прикажет поджигать заводы и бежать в леса.
Чёрные дымы вырастут над двумя Авзянскими заводами, над заводами Кага и Кухтур. Солдаты Фреймана уже вступят на улочки Авзяна, а крестьяне, обезумев, будут ещё продолжать рушить и поджигать свои заводы с разных концов. Солдаты схватят Мещерякова и Кунгурцева – зачинщиков погрома, и Фрейман повесит их на заводской площади, затянутой дымом. Но заводы сгорят: бунт воистину воскрес.
Потом Кага и Авзян возродятся, а Кухтур в том пожаре погиб навсегда.
Живущие неубого
У компанейщиков было два козыря – медный и железный. Медный – рудные поля Каргалы. А железный – пятиглавая гора Атач, сложенная Аллахом из магнитного железняка. Русские звали эту гору Магнитной.
Русскому начальству её выдал башкир Баим Кедряев. Атач стоял на Яике, на тревожной границе с казахами. В 1747 году компанейщики вкопали на Атаче три столба «со своими литерами», закрепляя сокровище за собой. Но до завода дело дошло только через пятнадцать лет. Компанейщики построили его за гребнем Уральского хребта на реке Белой, Агидели. Это был их десятый и последний завод. За год он пожирал четыре тысячи тонн руды. Руду требовалось доставить от Яика до Агидели за полсотни вёрст. Каждую зиму руду горы Атач, Магнитной горы, на Белорецкий завод возили две тысячи приписных крестьян, шлифуя дорогу санями до ледяной гладкости.
Компанейщикам не хватало работников. Иметь крепостных могли только дворяне, и компанейщики мольбами и подарками выцыганили у государыни дворянство, а потом накупили себе крестьян для заводов. Больше всего – в Арской округе Казанской губернии. Так рядом с заводским посёлком Белорецка появилась крестьянская деревня Арская.
Она встала над Агиделью на широком приземистом утёсе, который назвали Арский камень. Потом появится легенда, что скала получила имя от некоего управителя Арского, которого в пугачёвщину злобные рабочие сбросили с обрыва. Однако не было ни управителя такого, ни казни. Связь утёса и бунта указывает, что бунтовали не рабочие, а приписные крестьяне, перевезённые из Арской округи Казанской губернии.
Скала Арский камень в окрестностях Белорецкого завода
«Живут неубого», – незадолго до пугачёвщины заключил академик Паллас о рабочих на заводах компанейщиков. Бунтовать рабочим было не с руки. Однако смутьяны Авзяна и свои же приписные всё запутали: где правда, чей верх, какую сторону держать? Мастеровые Белорецка растерялись и затихли, пока через их завод перекатывались волны мятежа.