— Это везение!
— И кое-то еще, — ответил я, поглаживая вилы, — короче дед — будешь помогать или панику сеять?
— Я… да чем я вам помогу? Я обычный старик, — вдруг сломался дед Микаль.
— Ты мудрый старик. И самое главное — ты местный старик. Ты в курсе всех дел.
— И? — дед почувствовал подвох.
— Ты станешь новым управляющим поместья.
— Я⁈ — дед аж присел от неожиданности, — я знахарь! Я в лесу живу!
— И все равно разбираешься в хозяйстве лучше меня! Ты пойми, я с шестнадцати лет в окопах! Я кроме как воевать ничего больше не умею! — надавил я на деда.
— И чего надо-то?
— Проедься по поместью. Я тебе экипаж дам. Посмотри, что как. С людьми поговори, задания им раздай. Мне надо знать, как вообще дела у нас обстоят. Справишься же?
— Деда — пожалуйста, — умоляющим тоном сказала Рани.
— Управляющий, тоже мне придумали, — деда затея расстроила. Но отказать внучке они не смог, — прокачусь — но ничего не обещаю.
— Че удумали, а? Че удумали! — подкралась к нам Лукорья.
— Все хорошо, мать. Надо вот деда Михася коляской обеспечить.
— Пущай идет на улакшу. Выдадут.
— Вооот, хорошо. И нам тоже ревизию надо сделать.
— Ре… что? — Лукорья не поняла, о чем я говорю.
— Осмотр владений, — уточнил я, — ну что, пошли смотреть закрома?
Дом ожил. По нему сновали дворовые. Живые люди вели себя как тени. Они старались на меня не обращать никакого внимания, я тоже к ним особо не приглядывался. Пускай пока Лукорья ими командует, с чем кстати, старушка справлялась на «отлично» — слуги носились как ошпаренные, прибирая тот бардак, который мы сражаясь развели со старым долленом.
— Если вам что-то нужно, товарищ Георгий, то обращайтесь не к слугам, а ко мне, — предупредила меня Лукорья, ведя нас за собой в подвал.
— Почему?
— Потому что у нас так заведено. Да и вилане робеют, когда вы обращаетесь к ним напрямую. Могут чего и напутать, — старушка долго выбирала ключ на связке. Наконец нашла нужный и открыла дверь в подвал, — прошу.
С самого порога мне захотелось есть. И желудок заурчал, и слюна чуть на подбородок не побежала. Запахи в подвале стояли такие, что мне захотелось попросить Лукорью срочно накрывать обед. И сразу же полдник.
Старушка зажгла лампу и подняла ее повыше, освещая содержимое кладовой. Пламя масляной лампады не смогло осветить весь подвал, но и части увиденного мне хватило, чтобы присвистнуть от удивления.
— Это ж сколько здесь добра? — выдохнула Рани.
— Надолго, — ответила Лукорья, еще выше поднимая светильник.
Мне такого великолепия еще ни разу не доводилось видеть. Копченные целиковые туши соседствовали с гроздьями сосисок и колбас. На уходящих в темноту рядах выстроились глиняные горшки и кувшины, на полках лежали головки сыра и завернутые в хост куски неизвестно чего. Над ними висели веники из трав, которые и дополняли тот дурманящий разум запах своими ароматами. Ближе всего ко входу висели диковинные розовые коренья, завитые в спираль.
— У меня сейчас обморок будет! — заявила девушка, — я из этого всего только кортут ем!
Она показала на корни.
— Так пища наша такая виланская — кортут на завтрак, кортут на обед, — печально заметила Лукорья.
— Что еще за кортут? — я потрогал корни. Высохшие, почти невесомые, под пальцами начинали крошится.
— Так им у нас почти все поля засеяны. Как из земли достанешь, можно сырой грызть, — Рани пояснила мне всю прелесть корневищ, — высохшие перемалывают, из этой муки лепешки пекут. А самый вкусный кортут — запеченный на углях. Он жирный такой и сладкий!
Понятно, передо мной висел источник дохода поместья и по совместительству основная пища простого народа.
— А копчения или колбасы, вам что, барин не дает?
— Раз в год, на вечерню Лимы. И то по маленькому кусочку, — вздохнула Рани. На девушку было страшно смотреть, вот-вот и действительно в обморок упадет.
— Значит, слушай мой первый барский указ — выдать сегодня в честь моего воцарения по палке колбасы и головке сыра. В каждое хозяйство…
— По миру пойдем, — всплеснула руками Лукорья.
— Сколько у нас всего семей?
— Дык за сотню!
— А душ?
— Дык за шестьсот!
— Ладно, тогда ограничимся сыром. Колбасу будем выдавать за особые заслуги, — я немного поумерил свои аппетиты, — найдется с кем снедь по домам раскидать?
— Товарищ Георгий, за сыром они сами прибегут.
— Не надо сами, нам здесь толпы голодных вилан ни к чему. Так, что у нас еще имеется? Мебель и прочая утварь меня не интересует. Давай посмотрим на то, что в оборот можно пустить.
— Ой мамочки! — вдруг схватила меня за руку Рани, — это что?
Из темноты на нас вышло странное существо. Маленький белесый дракончик с подрезанный правым крылом и серыми глазами, которые затянула мутная пленка. Существо втянуло воздух и потеряло к нам всякий интерес.
— Это еще кто такой⁈
— Пещерный слепень. Мы держим их здесь, чтобы не дать расплодиться крулям, — Лукерья объяснила необходимость в дракончике.
— Ну да, крулей только допусти до съестного, все выжрут, — согласилась с ней Рани.
Следующая сокровищница находилась за небольшой дверью в личных покоях старого доллена. И спрятана она от чужих глаз самым прозаическим способом — за картиной! На ней был запечатлен сам барин, в стародавние времена, когда он был еще молод и красив. Восседал он на Булате и в руках держал острую сабельку. У всех мелких дворян, наверное, есть бзик на подобных батальных полотнах.
Картина отъехала в сторону, открыв нашему взору дверцу, больше подходящую размерами какому-нибудь гному, а не человеку.
— Открывайте, — отошла назад Лукорья.
— Что значит — открывайте? Все же ключи у тебя?
— Ты думаешь, что доллен доверял мне ключи от сокровищницы? Да он их собственному сыну не давал!
— Значит придется ломать? — дверь выглядела внушительно. Чуть ли не сплошная стальная плита. Мне вспомнился круглый крепыш, который пришел на собрание с молотом. Может его позвать?
— Зачем ломать, ключ у вас, — Лукорья меня успокоила.
— У нас?
— Вы же забрали пряжку с праха доллена? — подсматривала значит старушка за нашим сражением.
— Ну кажется забрали, — неуверенно ответила Рани, боясь признаться, что взяла в руки священный кобаж.
Лукорья указала на прямоугольную щель в двери.
— Сюда вставляй.
Нам повезло, что Валдар отказался от щедрого дара. Ломали бы мы сейчас стену или дверь выносили и времени бы на это у нас ушло вагон и маленькая тележка. Я достал пряжку и вставил ее в указанную Лукорьей щель. Раздался едва слышный щелчок и дверь приоткрылась. Я взялся за ручку и потянул — тяжелая собака! Интересно, как ее старик-то открывал?
Сокровищница была малехонькой. Два на два метра, не более. В углу стоял манекен, наряженный в порядный мундир, явно боевой. Награды на груди имелись, ленточка красная от плеча до пояса. Значит старый доллен повоевал в свое время. Большую часть комнатки занимал деревянный секретер с кучей мелких ящичков.
— И что тут где? — спросил я у Лукорьи.
— А знаю? Отродясь тут не была. Доллен в сокровищницу никого не пускал, хотя сам здесь сутками сиживал.
— Значит будем искать.
В большинстве ящиков хранилась всякая чушь. Старые от времени выцветшие письма, в которые я все-таки заглянул. Не в надежде найти там какие-нибудь тайны прошлых владельцев дола, а просто попробовать прочесть написанное. Грамоте я на фронте обучался, в окопах. Поэм написать не могу, но худо-бедно прочесть — запросто! Я водил пальцем по бумаге… и без толку! В итоге не встретил ни одной знакомой буквы!
— Это какой вообще язык⁈
— Как какой? Белгазийский, — ответила мне Лукорья, — мы на нем говорим.
— Я грамоте не обучена, — призналась Рани.
Еще одна заковыка — как я могу говорить на языке, который я не знаю и вообще первый раз про него слышу? Заострять внимание на этом вопросе я не стал, иначе мне пришлось рассказывать своим спутницам, кто я такой и как попал в их мир. И признаваться, что Самара далеко не остров.
— Хорошо, — я вытащил с другого ящика и открыл большую пыльную книгу. Ее страницы были также исписаны непонятными мне символами. Располагались они в три колонки, — а я это что?
— Книга учета. Доллен считал сколько мы заработали, а сколько потратили.
Полезная книга, но не для меня. Ладно язык, я надеялся, что смогу его выучить, что с такими штуками, как бухгалтерия, у меня всегда были сложности. Циферки это вообще не мое.
— Ты сможешь с ней разобраться?
— Разобраться?
— Мне надо понять, на чем мы зарабатываем себе на жизнь.
— Я тебе и так расскажу — весной высеваем кортут. Осень собираем корни и коробочки с семенами. И потом все по новой.
Нехитрое мироустройство. Но я понятия не имел, как в нем что-то поменять так, чтобы мы и налоги в казну выплачивали и сами жили на приличном уровне.
— Вот и почитай, сколько высаживаем, сколько собираем, — я вручил пыльную книгу Лукорье.
И открыл следующий ящик. В нем что-то звякнуло.
— Сокровища⁈ — Рани в предвкушении потерла ладошки.
— Сейчас поглядим, — я вытянул из ящика небольшой мешочек. Развязал на нем тесемки и высыпал содержимое на столешницу, — о! монетки!
Там на самом деле находились монеты. Большие, но не привычные мне кругляши, а золотистые восьмигранники. Я взял один из них — легкие, золото было бы гораздо тяжелее. Я подкинул и поймал монетку. На одной стороне я увидел незнакомый мне символ, на другой был еще один, но мне он был известен.
— Солнце, — изображение было примитивным, кружок с несколькими идущими от него линиями-лучиками.
— Это сол, точнее десять солов, — произнесла название монеты Рани, — а сзади символ Гримма.
Я покопался в кучке и вытащил из нее еще одну монетку. По цвету и весу она очень похожа на алюминий, на обороте я увидел еще одну знакомую символику.
— А тут — луна?
— Да. И монетка в пять лунт.