сознание разницы между тем, какова вещь, и тем, какой она должна быть» — писал известный психолог Ролло Мэй[34].
Это первый этап вины. Затем происходит осознание внутренней ответственности, если она есть. Сочетание этих двух переживаний – осознание разницы и осознание внутренней ответственности – по сути и составляет подлинную вину.
Чувство вины иногда возникает быстро, внезапно, мы не успеваем его обдумать. И когда приходит осмысление, человек может открыть неожиданные для себя вещи. Например, что в сферу его ответственности и ценностей входит настроение близкого человека, которого он всерьез обидел, вызвав у него слезы, или жизнь щенка, оставленного погибать на дороге, или репутация малознакомого человека, про которого он легкомысленно солгал, невольно вызвав волну сплетен.
Почти все мы ощущаем вину за похожие вещи. Но все же круг ответственности у каждого свой. Именно то, за что я, именно я, ответственен, безошибочно указывает на то, что мне действительно дорого и важно. Круг внутренней ответственности говорит о самом сокровенном в человеке, о его истинных ценностях, истинном месте в жизни. Таким образом, вина может помочь мне понять, кто я на самом деле. А действия, которые предпринимает человек, повинуясь чувству такой ответственности, делают его жизнь осмысленной. Виктор Франкл[35] писал, что «совесть – это орган смысла. Ее можно определить как способность обнаружить тот единственный и уникальный смысл, который кроется в любой ситуации»[36].
Это уже случилось
Когда я искала слова для описания подлинной здоровой вины, самым близким мне показалось выражение «сокрушенное сердце». Чувство вины за реальный грех как будто бы сталкивает нас с самим собой.
Я-настоящий, Я как Образ и Подобие Бога – и Я-неидеальный, Я-грешный встречаются в месте совершения греха. И Я-настоящий иногда испытывает самый настоящий шок, увидев, кем он является на самом деле. Но и Я-грешный тоже может переживать потрясение от того, что он на самом деле лучше, чем думал.
Так встреча с собой приносит не только ужас, но и облегчение, ведь человек с радостью вспоминает, что он – Образ и Подобие Бога, что он ближе к Господу, чем казалось. Облегчение возникает еще и оттого, что человек, услышавший зов совести, внезапно понимает, куда ему нужно идти, чувствует решимость и уверенность.
Чувство вины неразрывно связано и с тревогой небытия. Вины бы не было, если бы мы могли полностью отменить происходящее, но, как известно, это невозможно. Случившееся – состоялось. Чувства сокрушенности, а иногда и безутешности, которые сопровождают вину, во многом связаны с тем, что произошедшее – не фантазия, а реальность. Выбор сделан, а это значит, что все прочие варианты развития событий навсегда ушли в небытие. Волнения, причиненные близкому человеку, уже сказались на его здоровье. Доверие между супругами навсегда потеряно после случившейся измены.
«Здесь правит одно пронзительное прозрение – единственное прозрение, в момент которого постигается невозможность возврата к первоначальной отправной точке, непоправимость совершенного, – писал философ Мартин Бубер[37]. – Так приходит подлинное понимание необратимости прожитого времени – факт, который безошибочно проявляется в самой непреложной из всех человеческих перспектив, в перспективе, касающейся собственной смерти каждого из нас»[38].
Время не только необратимо, но и ограничено. Например, день, который я мог бы провести с интересом, наполнить чем-то важным, уже закончился и был потрачен впустую. «День прошел, как и вообще-то проходят дни, я убил, я тихо сгубил его своим примитивным и робким способом жить»[39], — признавал немецкий писатель Герман Гессе. Казалось бы, ничего, настанет другой. Но все дело в том, что времени у нас в запасе не так много и никто не может гарантировать даже наступление завтрашнего дня.
Конечно, чувство вины неизбежно. «Небытие присутствует даже в том, что человек считает своими лучшими поступками, оно не дает человеку достичь совершенства»[40], — считал Пауль Тиллих. Даже если бы мы всегда поступали правильно, ограничения мира вносили бы свои коррективы в наши поступки, порой искажая их результат до совершенно противоположного желаемому.
И вместе с тем вновь процитируем Тиллиха: «…человек обязан дать ответ на вопрос о том, что он из себя сделал. Тот, кто задает ему этот вопрос, есть его судья: этот судья есть он сам, который в то же время противостоит ему»[41]. Человек призван «сделать из себя то, чем он должен стать», исполнить свое предназначение, взять на себя и понести свою ответственность, которую можно назвать и крестом, данным ему Богом, призван прожить жизнь осмысленно.
Поблагодарим наше чувство вины
На одной конференции после доклада, в котором, как мне казалось, я хорошо раскрыла сущность переживания вины, мне задали вопрос, который поначалу меня ошеломил: «А нельзя ли вообще обойтись без вины? Недостаточно ли простого понимания того, что хорошо, а что плохо? Зачем вообще это чувство, если я могу на рациональном уровне понять, что нужно делать, а что нет?»
Этот вопрос задал человек, не имеющий отношения к психологии, но «отказаться» от вины призывают нас и многие современные психологи. Я всерьез задумалась над тем, как лучше на него ответить.
Действительно, зачем нужна вина?
К сожалению или к счастью, жизнь очень многогранна и непредсказуема, а некоторые ситуации представляют собой труднейшие моральные дилеммы.
Запутавшемуся человеку порой не может помочь ни один довод разума, ни один закон из тех, которые он знает, ни один авторитет. Единственный путь – это прислушаться к себе, к своей совести, за которой стоит сам Господь Бог.
Это не значит, что мы должны «идти на поводу» у чувства вины, ведь оно, как мы теперь знаем, может сообщать нам об очень разных вещах. Нужно размышлять над этим посланием, обращаясь к Богу. Но если бы мы не слышали самого послания, то размышлять было бы просто не о чем.
Слушать себя – единственное, что остается нам в трудных противоречивых ситуациях. «Только совесть, – писал Виктор Франкл, – может как бы согласовать „вечный“, всеобщий моральный закон с конкретной ситуацией конкретного человека. Жизнь по совести – это всегда абсолютно индивидуально-личная жизнь в соответствии с абсолютно конкретной ситуацией, со всем тем, что может определять наше уникальное и неповторимое бытие. Совесть всегда учитывает конкретность моего личного бытия»[42].
Сделать вывод о пользе вины меня заставили также исследования, проведенные над психопатами. Иногда в нужности чего-либо намного легче убедиться, если это «что-то» совсем отсутствует.
Оговорюсь, что у слова «психопат» много значений. Например, в отечественной традиции с его помощью обозначают какую-то грубую патологию характера человека, которая распространяется на все сферы его жизни, вызывает большие проблемы в общении, мучая и самого психопата, и тех, кто его окружает. Есть множество видов психопатии, они бывают очень разными[43].
Но у слова «психопат» есть и другое значение, в котором его употребляет известный исследователь Роберт Хаэр в своей книге «Лишенные совести: пугающий мир психопатов». Тех психопатов, о которых говорит Хаэр, многие называют социопатами.
Кто они такие? По словам Хаэра, это «социальные хищники, которые очаровывают, используют в собственных целях людей и безжалостно пробивают себе дорогу, оставляя за собой широкий след из разбитых сердец, несбывшихся надежд и пустых кошельков. Начисто лишенные совести и сочувствия, они берут, что хотят, и делают, что нравится, нарушая при этом общественные нормы и правила без малейшего чувства вины или сожаления»[44]
Это люди, которые не умеют сочувствовать, испытывать любовь и привязанность. Они не знают, что такое стыд, не знакомы с застенчивостью, не испытывают тревоги и страха (или испытывают в «смазанной» ограниченной форме), им неведомы глубокие страдания. Психопаты никогда не мучаются совестью, не чувствуют вину. И редко бывают способны к долгой упорной работе.
Неудивительно, что они часто становятся насильниками, убийцами, педофилами. В лучшем случае такие люди занимаются грабежами, мошенничеством, шантажом, махинациями, становятся альфонсами. Абсолютно «чистых на руку» психопатов, вероятно, не существует: даже если они не совершают действий, зримо противоречащих Уголовному кодексу, они почти всегда обманывают, предают, ставят подножки, занимаются психологическим насилием – и все это без малейших угрызений совести.
По данным Роберта Хаэра, двадцать процентов заключенных являются психопатами, и именно на психопатах лежит ответственность за совершение более чем пятидесяти процентов тяжких преступлений.
Скорее всего, психопатия – это врожденная патология, и никакое воспитание не сможет изменить личность такого человека. Дети-психопаты, выросшие в семье совершенно нормальных, гуманных и любящих родителей, с детства отличаются особой жестокостью и антисоциальным поведением. Они занимаются воровством, издеваются над более слабыми детьми, убивают животных, и родители ничего не могут с этим поделать.
«Недавно одна моя коллега, работающая в психиатрической больнице, рассказывала о четырнадцатилетней девочке, которая убила соседку, разозлившись на какое-то ее замечание. Девочка нанесла пожилой женщине 167 ножевых ранений. Психологи, работавшие с подростком, обратили внимание, что она совершенно не жалеет о случившемся. Более того, девочка призналась, что остановилась только потому, что устала рука. Ей было только немного жаль, что из-за произошедшего она теперь вынуждена проводить время, скучая в больнице.