Кроме тех, ставших дорогими для Сулеймановых людей, которые упомянуты в этой публикации, Айшат просит «печатно» передать глубокую благодарность бывшему пионеру Ване Целуйко, ныне ветерану труда Ивану Кондратьевичу, проживающему в Калуге. Он партизанил в отряде Наумова и помог в розыске Апанни.
Айшат выражает благодарность следопытам и директору школы села Яцковичи, которые помогли в розыске жителей, принимавших участие в перезахоронении в 1953 году праха партизан из села Брониславки в поселок Сосновое. Сулеймаиовы передают слова благодарности партийным, советским и другим общественным организациям Березновского района Ровенской области и многим, многим другим.
«Но самая большая и нижайшая наша просьба, — говорится в этом письме, — помогите нам разыскать родных тех четырех партизан, которые похоронены с нашим Апанни. Я уже дважды была на могиле брата, а родные его боевых друзей не знают, где похоронены их близкие. Как это тяжело осознавать… Надо разыскать родственников героев. Мы не верим, что этого нельзя сделать… Напишите о них, пусть их имена знает больше людей, и кто-нибудь обязательно отзовется.
Теперь братская могила нашего брата и его друзей в парке большого и красивого поселка Сосновое Ровенской области. Их имена написаны золотыми буквами на мраморе обелиска. Вот они:
Вано-Булат-Сулейманов Апанни — командир спецдиверсионного подразделения
Сысоев Виктор — рядовой
Захаренко Михаил — сержант
Бондарев Алексей — сержант
Кириченко Федор — ефрейтор
А под ними надпись:
НЕТ, ОНИ НЕ ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ, А ГЕРОЙСКИ ПОГИБЛИ В НОЧЬ С 23 ПО 24 ДЕКАБРЯ 1943 г. НА БЕРЕГУ РЕКИ СЛУЧЬ В НЕРАВНОЙ СХВАТКЕ С ЭСЭСОВЦАМИ И ВЛАСОВЦАМИ, ВОЗВРАЩАЯСЬ ИЗ-ПОД КОЛЕСОВА, ВЫПОЛНИВ БЛЕСТЯЩЕ БОЕВОЕ ЗАДАНИЕ…
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ПОГИБШИМ ПАРТИЗАНАМ…»
Публикуя эти имена, я тоже верю, что отзовутся родственники погибших партизан. Верю, что настанет день, когда Сысоевы, Захаренко, Бондаревы и Кириченко так же, как и Сулеймановы, в глубоком молчании придут в тенистый парк, чтобы поклониться своим близким, отдавшим жизнь за всех нас.
1987
СУБЪЕКТИВНЫЕ ЗАПИСКИ
НА ДОРОГАХ И ЗА НИМИ
Перед окнами гостиницы на тротуаре укладывается на ночлег высокая фигура. Ее темная голова и плечи закутаны в серую шаль. Сухие, как палки, ноги обнажены до колен. На бедрах из куска некогда белой материи нечто среднее между юбкой и шортами. Если бы я не видел этого человека днем, то сейчас принял бы за женщину. Шаль, юбка и длинные, закрученные в тугой узел волосы. Это крестьянин, привезший из деревни кокосовые орехи. В неярком лунном свете кокосы тускло поблескивают на асфальте горой булыжников. Днем было почти 30 градусов жары, и я выпил у этого крестьянина прохладный сок кокосового ореха.
— Зима… люди мало пьют, — сожалеюще сказал крестьянин и будто от холода передернул плечами.
Да, сегодня 1 февраля — разгар зимы. Но днем в Бомбее нестерпимо палило солнце, а вот теперь жара спала — всего 17 градусов, и это уже для индийцев настоящий холод. Продавец кокосов развел на асфальте небольшой костер из мусора и щепок, постелил какую-то тряпицу, еще сильнее закутав голову и оставив ноги открытыми, отошел ко сну. Голова в тепле, а ноги в холоде. Здесь все наоборот.
Там, впереди, за гирляндами огней, которые опоясывают, набережную, плещется невидимый океан. Я знаю — это не океан, а только Аравийское море, но, прилетев за тысячи километров, хочется говорить «океан». Уже неделю в Индии, но только сегодня увидел его. Первым желанием было немедленно искупаться. Голубое бездонное небо, ослепительное солнце, лазурная зыбь бескрайней воды. Но когда спустился на песчаный пляж, забитый лавчонками с прохладительными напитками, фруктами и всякой торговой мелочью, понял — купаться невозможно. Вблизи вода оказалась черно-бурой. Фиолетовые разводы нефти в лучах тропического солнца. И сразу многомиллионный город, нависший с холмов над удобными бухтами, показался не столь красивым. Такое я уже переживал в Неаполе и других городах Европы.
Но Индия, та страна, где легче всего виден срез всей истории цивилизации: от первобытного человека, открывшего огонь, соху и приручившего диких животных, через величайшие памятники архитектуры и искусства до создания искусственных спутников Земли и использования атомной энергии в народном хозяйстве.
Крестьяне ковыряют сохою землю, и рядом по великолепной автостраде проносятся «шевроле», «форды», «фиаты» и отечественные «премьеры», «амбасадоры», «стандарты», грузовые «таты» и другие машины. Еще вчера, когда возвращались из города на севере Индии Чиндигарха, построенного по проекту великого французского архитектора Корбюзье, видели, как бредущая по дорогам Индия с заходом солнца укладывалась на ночлег. Тысячи огоньков вспыхивали по обочинам дорог и дальше. Это сезонные рабочие и, возможно, просто бродяги и безработные, весь дом у которых на плечах в виде стеганой подстилки или куска старого одеяла.
Зимою в этих местах по ночам температура падает до 10 градусов тепла, а то и ниже, и раздетому человеку без огня в лесу или в открытом поле не обойтись. Костер разводится экономно из всего, что есть под руками и что может гореть, тлеть всю ночь, и рядом ложится человек.
Так сделал сейчас и крестьянин под окнами бомбейской гостиницы. Я вижу, как он ворочается на своей дырявой подстилке, встает, поправляет огонь и опять ложится. Как и его братья в джунглях, он всю ночь промается между сном и явью, подставляя стынущее тело крохотному костерку…
У меня начинает колотиться сердце. Оказывается, наши далекие праотцы не так уж далеки. Этот крестьянин, свернувшийся калачиком у костра на тротуаре семимиллионного города, и крупнейший в Азии Бомбейский атомный центр, где я пробыл сегодня несколько часов, — совсем рядом. Те десятки лабораторий, оснащенных совершенными приборами и оборудованием, в которых тысячи ученых и инженеров приручают самую страшную и, может быть, самую нужную сейчас человечеству атомную энергию, не отделены тысячелетиями от первобытной Индии. Там в атомном реакторе бушует энергия Солнца, повинуясь гению Человека, а здесь тот же человек корчится на холодном асфальте, и его спасительное солнце — тлеющие угли костерка.
Мне кажется, я могу взять в одну руку начало цивилизации, а в другую то, к чему мы пришли сейчас, и свести все в одно кольцо или ту магическую спираль, по которой развивается история человечества. Впечатления раздирающие, будто ты вскочил на гигантские качели и тебя то возносит, то бросает в бездну.
А началось это так. Январским вечером вылетели из Москвы, было минус 18, а утром прилетели в Дели — плюс 18. Индийцы надели теплые свитера, закутали головы. Им холодно.
Когда пролетали над хребтами гор, нашу сторону я определил по снегу, а индийскую по зелени леса. Словно летишь из Ташкента на Хиву или Красноводск: те же серо-желтые пески, паутины дорог, высохшие озера и редко островки поселений, домишки, будто сбившийся в гурты скот. Только не видно на месте высохших водоемов белой изморози солончаков. Наверное, земля здесь получше.
Через час лета селения пошли гуще. В первых лучах солнца они вдруг заблестели чем-то бело-матовым, жестяным. С высоты десяти тысяч метров крохотные городки и поселки казались свалками у старых консервных заводов, которые я видел в детстве. Глядел и не мог никак понять: что же там может так блестеть? Понял только через три дня, когда ехали из Дели в один из центров индуизма, город Хардвар: оказывается, то, что сверкало, как жесть, это люди в белых одеждах. Людей так много, так потрясающе много, что, куда бы я ни глядел все двести двадцать километров пути, везде были только люди и люди.
Мы выехали из Дели в семь утра. Уже взошло солнце, прохладно. Дороги забиты. Люди идут пешком, замотавшись в одеяла, шали, куски материи и бог знает во что. Одни босиком, другие в шлепанцах, третьи в ботинках и во всем, что можно натянуть на ноги (не видел только валенок). Люди едут на велосипедах по одному, вдвоем, втроем и даже вчетвером висят как гроздья.
В дорожной толчее двухколесные повозки, запряженные мулами, ослами, маленькими жилистыми лошадками. Все это я видел на картинках и рисунках Верещагина, Рериха… Люди едут в машинах грузовых и легковых и даже на тракторах. Люди, люди, люди… Ощущение такое, что вся Индия с восходом солнца гигантским лагерем поднялась и тронулась в дорогу. Это впечатление усиливается тем, что вокруг по обочинам, в кюветах и за ними дотлевают крохотные костерки, а в лощинах и низких местах стойко держится дым, смешавшийся с утренним туманом.
Города вытянулись вдоль главной дороги. Все живое в них сдвинулось, прижалось к этой трассе, обняло ее базарами, лавчонками, мастерскими, маленькими кухоньками, где варятся и жарятся душистые сладости и пряная еда.
Здесь продаются диковинные фрукты, овощи, сладости. Готовят всевозможную снедь, жарят орехи, шьют одежду, тачают обувь, режут дерево, кость, гравируют металл, стригут и бреют людей — и все это открыто взору каждого. Ты можешь стоять перед человеком, сидящим на асфальте под палящим солнцем, и быть свидетелем рождения фигурки разъяренного слона из кости, прекрасных сандалий из кожи… Если у вас есть рупии, можете купить эти произведения искусства, они стоят гроши, но, сколько я ни глядел, вокруг почти никто ничего не покупал, а все только продавали.
Бескрайняя улица кипит, как котел. Она забита людьми, крикливыми рикшами, сигналящими автомашинами, молчаливыми и важными коровами, которым все уступают дорогу. Здесь же бродят чумазые тощие свиньи, роются в мусоре цветные куры, все движется, переливается яркими цветами. Маленькие, распахнутые настежь лавчонки и мастерские, они одновременно и жилье торговцев и ремесленников. В их глубине на виду у всех идет жизнь: стирается белье, готовится пища, смирно сидят и спят дети.