— …чтобы преподать вам урок, — с улыбкой окончил я.
— Оставьте! Вы справились с задачей. Хватит! Мы не желаем больше участвовать в этом дешевом фарсе!
— Я тоже! А потому через пару минут закончим!
— Нет! На этого коня вам не сесть!
Пеон решительно подошел к жеребцу спереди, чтобы схватить его за поводья, но я оказался проворнее. Когда жеребец повернул к нему голову и грозно фыркнул, я в несколько прыжков оказался рядом и вскочил в седло, А теперь ноги в стремена — и за поводья! В ту же секунду жеребец взвился на дыбы. Пеону пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под копыта.
— Собака! — рявкнул он. — Ты ответишь! — И, повернувшись к своим спутникам, крикнул: — Сделка недействительна! Ему придется вернуть всех животных! Быстро во двор!
Я крепко сидел в седле, а жеребец и не пытался сбросить меня — все благодаря индейской одежде, — но все-таки не признавал во мне индейца.
Решив, что его выращивали дакота, я попытался заговорить с ним на их языке:
— Шуктанка ваште, ваште! Токийя, токийя! [75]
Но приглашение не возымело действия. Я продолжил на языке апачей:
— Йато, йато! Татиша, татиша! [76]
Животное навострило уши и вильнуло хвостом. Я попробовал на языке команчей:
— Эна, эна! Галак… [77]
Жеребец радостно заржал и заплясал на месте. Тут мне пришла в голову догадка, позже подтвердившаяся. Я вспомнил о таком же жеребце, только темном, которого мой друг Апаначка, тогда еще вождь найини-команчей, ловко объездил. Я рассказывал о нем в третьем томе «Верной Руки». Я знал: и Апаначка и Олд Шурхэнд много потрудились, чтобы объединить эту прекрасную породу, выведенную команчами, с любимцами Виннету и лучшими рысаками дакота. В этой помеси должны были соединиться — и соединились — лучшие качества всех трех пород. Теперь таких лошадей разводят в двух заводах, один из которых расположен в районе Биджоу-Крик, притока реки Саут-Платт. Там Олд Шурхэнд заложил себе жилой дом, где имеет привычку проводить несколько месяцев в году. Обставленное с великолепным вкусом поместье упомянуто в его письме ко мне. Может, все три белых жеребца оттуда? А мулы? Может, эти так называемые художники и пеоны — конокрады? Весьма вероятно. Ведь Тринидад — известный центр торговли лошадьми.
Все это быстро пронеслось у меня в голове, пока конь пританцовывал подо мной. Обоих его собратьев уже увели. Жеребец хотел было последовать за ними, но я погнал его галопом к стене — и тут резко осадил. Он ворчливо «попросил» дать ему прыгнуть. Вот это я и хотел услышать. Конь был умен — он «говорил». Теперь я спокойно мог исполнить свое намерение, и барьер, как выразился бы скаковых дел мастер, был «элегантно взят».
— Удалось! Теперь лошади принадлежат ему! — расколол тишину многоголосый хор.
Папперман молниеносно вырос за моей спиной. Я передал ему жеребца, чтобы он отвел его во двор к остальным.
— А ну, стой! Стоять там! — заорал Хоуи. — Жеребец наш, остальные тоже! Давайте их сюда!
С этими словами «художник» вцепился в поводья лошади. Я решительно шагнул к нему с криком:
— Прочь от коня! Считаю до трех: один… два… три!
Он упорствовал. Тогда я встряхнул его пару раз, а потом хватил кулаком так, что он влетел в объятья своих приятелей и рухнул на землю, увлекая за собой несколько человек. Пеон, оскорбивший меня, ринулся ко мне сжав кулаки, с криком:
— Хочешь подраться? Это тебе даром не…
Он не договорил. Ему помешал новый хозяин, предусмотрительно успевший собрать несколько дюжих молодцов, чтобы те в решающий момент могли сказать свое слово.
— Тихо! Заткни глотку! — рявкнул он пеону, а потом повернулся ко мне: — Здесь ресторан, а не боксерский ринг, и я никому не позволю размахивать кулаками! Сначала курица, а потом дела!
Хитрый парень. Чтобы осадить пеона, он обвинил меня, дав при этом понять, чтобы я не принимал его «размахивать кулаками» близко к сердцу.
— Ладно! — согласился пеон. — Пусть будет так! Сначала курица, потом лошади!
— Нет! — объявил Хоуи и, прихрамывая, направился к стулу. — Он должен сочинить нам музыку! Музыку обеденного стола! Пусть он дует в губную гармошку, а миссис Батлер сыграет на гитаре!
— Как пожелаете! — отозвался я, чувствуя, что одного урока еще недостаточно.
Подойдя к Душеньке, я вынул из куртки два револьвера и тихо спросил:
— Ты понимаешь, что сейчас может произойти?
— Да, — ответила она.
— У тебя хватит самообладания?
— Думаю, да!
— Тогда идем!
Я взвел оба револьвера и дал один ей. До этого момента оружия они видеть не могли. Теперь же я развернулся и подошел к столу, а Душенька последовала за мной. Подняв правую руку с револьвером, я произнес:
— А вот и моя гармоника!
— А вот и гитара! — подхватила Душенька.
— Игра начинается! — продолжал я. — Если кто-то из вас дотронется до оружия — ляжет с пулей в груди!
На несколько мгновений воцарилась глубокая тишина. Револьвер в руке моей Душеньки подрагивал. Другой рукой она держалась за меня. Но угроза в конце концов подействовала. Ни один из «художников» или пеонов не рискнул шевельнуться. Вокруг послышались возгласы одобрения.
— И курицу туда! — кричало, орало, смеялось и издевалось все, что имело голос. — Туда, туда! Курицу!
— Коррехидор идет! — услышал я. — Коррехидор!
Речь шла о господине бургомистре. За ним появились трое полицейских — наши свидетели. Но направлялись они сюда, как позднее выяснилось, не только по этой причине.
— Спрячьте револьверы, мистер Бартон! — обратился ко мне коррехидор. — Они послужили вам, а теперь, поскольку я сам займусь этим делом, они вам больше не понадобятся. Лошади и мулы ваши. Никто не может у вас их отнять. Ваши деньги тоже снова принадлежат вам!
— Ого! — выкрикнул упомянутый выше пеон, увидев, что наше оружие больше на него не направлено. — Вы забыли у нас спросить!
— Конечно, вас это тоже касается! Именно вас, мистер! Мне нужно знать ваше имя! Только настоящее, а не вымышленное!
— Мое имя?! — скис пеон. — Зачем? Знать не знаю никаких вымышленных имен!
— А я знаю целый десяток, которыми вы пользуетесь, чтобы укрыться от правосудия. Ваша настоящая фамилия — Корнер. Под последней чужой фамилией вас осудили в Спрингфилде за грабеж и конокрадство, но вы удрали!
— Это неправда! Это ложь! Гнусная ложь! Я честный человек и никогда ни у кого не брал и цента!
— В самом деле? Хотите взглянуть на того, кто не только утверждает, но и докажет обратное?
С этими словами коррехидор отошел в сторону, и стоявший у него за спиной полицейский выступил вперед. Он иронически спросил:
— Вы хорошо меня знаете, мистер Корнер? Я арестовывал вас в Спрингфилде и с большим удовольствием проделаю это сегодня. Теперь я служу здесь, в Тринидаде!
Едва пеон увидел полицейского и услышал эти слова, как выкрикнул:
— Негодяй, мерзавец! Черт бы вас всех побрал! Уходим!
Он прыгнул в сторону и что есть мочи помчался в пустошь, где стояли лошади. Вся компания моментально последовала его примеру.
— За ним! Поймать его! — прокричал коррехидор, бросившись следом.
Я тоже привык действовать быстро, когда нужно. Мне удалось поймать и задержать одного «художника». Он собрался было защищаться, но Папперман вырвал его из моих рук, швырнул на землю и прижал коленом.
Беглецы вскочили на лошадей и помчались прочь, прихватив с собой четвертого мула и лошадь нашего пленника.
— Мерзавцы! — взвыл он, увидев это. — А как же я?
— Это зависит от тебя, — ответил я.
Послышался крик коррехидора:
— Быстро к коралям! Возьмите лошадей!
Коралей, где содержатся за загородкой лошади, в Тринидаде было великое множество. Кое-кто внял голосу разума и поспешил обзавестись лошадью, чтобы преследовать ускользнувших беглецов. Мы остались одни, и я повернулся к пленнику, которого все еще крепко держал Папперман:
— Вставай, негодяй! И слушай, что я скажу!
Папперман позволил ему подняться, но не более. Я продолжал:
— Если ты честно ответишь на мои вопросы, мы освободим тебя.
Он испытующе взглянул на меня.
— Ну что же, вы не похожи на лжеца. Надеюсь, вы сдержите слово. Спрашивайте, что вы хотите знать!
— Откуда эти три белых пятнистых жеребца?
— С фермы некого Олд Шурхэнда.
— А мулы?
— Оттуда же.
— Украдены?
— Собственно, нет. Корнер пронюхал, что для одного немца и его жены приготовили лучших лошадей и мулов. Сопровождать их должны были несколько юных художников и скульпторов…
— Зачем? — перебил я.
— Чтобы ехать на землю апачей на большой совет. Юный Шурхэнд пригласил их, но он с отцом долго был в отъезде. А тут появились мы. Толк в маскараде мы знаем. Так вот, управляющий поверил нам и дал все, что мы потребовали.
— А! Поэтому теперь вы «скульпторы» и «художники»!
— Точно так! — усмехнулся он. — Давайте дальше!
— Дело в том, что, если я и дальше вторгнусь в ваши тайны, мне станет невмоготу сдержать свое слово. Я больше не хочу ничего знать.
— А я могу идти?
— Да.
— Благодарю! Вы честный человек, сэр! Но я без лошади!
— Не могу ничем помочь.
— Вы не могли бы отдать мне одного из ваших мулов?
— Украденного? Нет!
— Но теперь вы знаете, что животные не наши, значит, спокойно можете ими распоряжаться!
— Не собираюсь. Я знаю Шурхэндов. Уж поверьте мне: они получат назад всех украденных животных, хотя бы тех, которых я смог спасти. Палатку я тоже оставлю себе.
— Ладно! Мне все равно! Но без лошади я не могу уехать! Если вы узнаете, что здесь у кого-нибудь пропал жеребец, ваша совесть не будет протестовать?
— Никоим образом. Мне и в голову не придет отвечать за поступки других. Так что идите!