— Уфф! Очень интересно!
Тут, естественно, не обошлось без Душеньки:
— Совершенно неинтересно! Да еще и опасно! Кто же намеревается убить моего мужа?
— Их четверо: Тангуа, Киктахан Шонка, Тусага Сарич и То-Кей-Хун.
— И что же? Они разом хотят нанести удар моему единственному бедному мужу, — хотят заколоть или застрелить его?
— Только застрелить, больше ничего.
— Больше ничего? Вчетвером, сразу!
— Нет, по очереди.
— Прошу не говорить со мной так! Как это мило — один за другим! Так у нас, в Германии, стреляют по дискам или по дичи: если не попадет один, то попадет другой. Да ни один человек не сможет остаться живым в такой ситуации!
— Они тоже так думают. Конечно же, если такое случится, Олд Шеттерхэнд погиб. Тогда не только они насытятся местью, но будет спасен и каменный Виннету. Ведь они считают, что Шеттерхэнд — единственный действительно опасный противник. Если он умрет, то с помощью четырех тысяч воинов они добьются своего…
— Ого! — в нешуточном гневе перебила его моя жена. — Да прежде чем его застрелят, я разнесу эти тысячи краснокожих в пух и прах, одного за другим, и…
Итак, четверо непримиримых вождей решили вызвать меня на настоящую индейскую схватку — не на жизнь, а на смерть. То, что они выставят условия, не дающие мне практически никакого шанса остаться в живых, ясно само собой. Сегодня вечером, — уже нельзя ничего решить, нельзя ничего сделать и изменить. Оставалось познакомиться с условиями. И я решил, что эти условия передаст мне Пида, сын Тангуа. Он, как известно, был настроен ко мне дружелюбно.
Когда я посвятил в свои планы Душеньку, она уже успокоилась и изложила мне следующие соображения:
— Дело ни коим образом не опасно! Ты просто пристыдишь этих четверых негодяев.
— Что ты имеешь в виду?
— Очень просто: ты же противник дуэлей.
— Разумеется.
— Если мерзавцы вызовут тебя на дуэль, ты сообщишь им это. Тогда им станет стыдно и они уползут прочь.
— Хм! — улыбнулся я. — И после этого меня будут считать мужчиной?
— А разве не по-мужски открыто и честно признаться в том, что ты противник дуэлей?
— Хорошо, я готов «поступить по-мужски», и даже вдвойне! Я «по-мужски» признаюсь этому Пиде, что я противник дуэлей. И так же «по-мужски» добавлю, что, несмотря на это, готов стреляться с этой лихой четверкой. Разве это не вдвойне «по-мужски»?
— Надеюсь, ты шутишь!
— Честно говоря, я воспринимаю этот вызов просто как глупость и действовать буду соответственно. Пусть придет Пида, тогда ты услышишь, что я ему отвечу.
— Значит, по-твоему, дело не опасное?
— Не опасное.
— Вожди все предусмотрели, — вмешался Гарриман. — Они знают о вашей хитрости и находчивости, поэтому сделают все, чтобы убить вас в поединке. Если же вам удастся ускользнуть от смерти, они поручат мне и моему брату отвести вас в сторону… вас и вашу жену…
— И меня? — быстро среагировала Душенька. — И вы согласились?
— Разумеется.
— Только на словах, надеюсь?
— Естественно, — кивнул он. — Нам и в голову не придет нападать на вас. Мы верны вам и будем защищать вас!
— Я вам верю, — сказала моя жена.
— Это правда? — спросил он, и его лицо посветлело.
— Да, — ответила она.
— А вы, мистер Шеттерхэнд?
Я кивнул.
— Отлично! Могу даже доказать вам, что мы честны. Я приведу неопровержимое доказательство. У меня есть один экземпляр нашего договора. Его подписали четыре вождя, мистер Ивнинг и мистер Пэпер как свидетели. Вот он. — Он подал мне бумагу.
Это был не договор, а сомнительное обязательство платежа, которое вожди вовсе не собирались выполнять. Они и в мыслях не держали, что бумага может попасть в руки противников, и вскоре собирались забрать ее. Прочитав листок, я хотел вернуть его Гарриману Энтерсу, но тот сказал:
— Сохраните документ у себя, можете использовать его в своих целях. Считайте его вашей собственностью.
— Благодарю вас. Этим вы определенно доказываете честность ваших помыслов. А почему вы не взяли с собой брата?
— Потому что никто ничего не должен знать. Если знают двое — знают все. Как только еще что-нибудь прояснится, вы тотчас узнаете. А теперь я покидаю вас.
— Он в самом деле искренен, — утвердительно кивнула Душенька, когда Энтерс удалился.
— А его брат?
— Не думаю, что он сделает что-нибудь плохое против меня.
— Против тебя — нет. А против меня? Я чувствую себя в безопасности только потому, что я под твоей защитой.
Пида пришел ко мне утром в сопровождении большого числа воинов, но принят был только он один, поскольку другие не имели ранга вождей. Он попытался скрыть свое удивление, когда увидел рядом со мной Душеньку, Ашту и Кольму Пуши, но так и не смог это сделать. Я шагнул ему навстречу и произнес:
— Пида, вождь кайова, давно завоевал мое сердце. Он владеет им еще и сегодня. Но я не знаю, можно ли мне говорить с ним языком сердца. Пусть он скажет: прибыл ли он как гость, приветствующий меня, или как посланец своего отца, отказывающийся даже подать мне руку?
В далекие времена я знал его юношей, теперь же ему было лет пятьдесят. Лицо его стало суровее, но все же сохранило прежние привлекательные черты, а глаза дружески светились.
— Олд Шеттерхэнд знает, любит ли его Пида или ненавидит, — ответил гость. — Он знает, что я посланец моего отца и его союзников.
— Тогда пусть Пида сначала сядет, а потом говорит.
Вернувшись на место, я подал ему знак рукой сесть передо мной. Но он отказался и продолжал:
— Пида должен стоять. Садиться и спокойно говорить можно только в согласии. Олд Шеттерхэнд, я передаю послание четырех знаменитейших воинов. Я назову их имена: Тангуа, вождь кайова, То-Кей-Хун, вождь ракурро-команчей, Тусага Сарич, вождь капоте-юта, и Киктахан Шонка, старейший вождь сиу. Давно, много лет и зим назад, эти вожди поклялись стереть Олд Шеттерхэнда с лица земли. Но он ускользнул от них, и он еще жив, хотя так и не искупил свою вину. Он думал, что они о нем забудут. Он рискнул прийти в их землю и ступить на запретную тропу. Итак, он выдал себя им. И теперь он — их собственность. Он должен умереть! Но времена столба пыток миновали, и вожди решили поступить благородно. Они хотят дать ему возможность попытаться уйти от заслуженной смерти еще раз. Они будут бороться с ним! Я пришел вызвать его на эту схватку. Что он ответит мне?
Я поднялся и сказал:
— Прошли не только времена столба пыток, но и времена долгих речей. То, что я должен сказать, будет кратким. Я не был врагом ни одного красного человека. Я не заслужил ни ненависти, ни смерти. Я и сегодня не брожу по запретным дорогам и чувствую себя отнюдь не во власти вождей. Минули и времена убийств, поединков и дуэлей. Я стар и стал рассудителен. Я проклинаю любое кровопролитие! Я противник любых дуэлей…
Душенька незаметно для всех ткнула меня в бок и прошептала:
— Хорошо, хорошо!
— Но именно потому, что я знаю славу вождей и учитываю их поседевшие виски, я не хочу оскорблять их отказом. А значит, я готов бороться с ними!
— Ты с ума сошел! — зашептала Душенька.
Слово снова взял Пида:
— Олд Шеттерхэнд стар. Он никогда не знал страха. Но пусть он будет осторожен! Условия, выставленные вождями, строги и безжалостны. Пусть он выставит свои, но не стоит ожидать, что…
— Я не ставлю никаких условий, — резко перебил его я, — а согласен на все, что потребуют от меня вожди.
Он взглянул на меня с сомнением и спросил:
— Олд Шеттерхэнд шутит или говорит всерьез?
— Всерьез!
— Тогда пусть он повторит то, что я слышал сейчас, еще раз. Но прежде он услышит, чего требуют вожди. Поединок по очереди с каждым. Последовательность определит жребий. По одному выстрелу из ружья с каждой стороны. Противники будут сидеть друг против друга, в шести шагах. Первым всегда стреляет старший. Второй выстрел должен прозвучать ровно через минуту. Исход поединка — смерть одного из участников. Если все четыре вождя промахнутся, а Олд Шеттерхэнд еще не умрет, все начнется сначала. Таковы условия. Пусть Олд Шеттерхэнд обдумает их.
Говоривший делал паузу после каждой фразы, глядя на меня испытующе и одновременно озабоченно.
— Я уже их обдумал, — ответил я. — Кто дает сигнал стрелять?
— Первый председатель комитета.
— А сколько ждать второго выстрела, если первый не прозвучит?
— Я не понял вопроса. Все вожди старше Олд Шеттерхэнда, которому нет еще семидесяти. Никто из них не будет медлить. Они будут стрелять, как только раздастся команда.
— Кто может это подтвердить? Не раз я оказывался свидетелем, казалось бы, невозможного. Итак, я повторяю вопрос: если первый выстрел не прозвучит, когда я смогу выстрелить?
— Ровно через минуту после того, как должен был он прозвучать!
— Хорошо. Куда целиться?
— Точно в сердце.
— И никуда больше?
— Нет.
— Где состоятся поединки?
— На границе Верхнего и Нижнего города.
— Когда начнем?
— За час до того, как солнце исчезнет за горой Виннету.
— Кто будет следить за соблюдением условий?
— По двое с каждой стороны. Вожди выбрали для этого агента Уильяма Ивнинга и банкира Антония Пэпера. Пусть Олд Шеттерхэнд тоже выберет двух!
— Тогда я называю моих друзей: Шако-Матто, вождь оседжей, и Вагаре-Тей, вождь шошонов. Они станут рядом со мной и застрелят любого вождя, который нарушит слово, но не в сердце. Согласен ли с этим Пида, посланец моих врагов?
— Да, — ответил он. — А Олд Шеттерхэнд?
— Я буду сражаться на условиях, которые мы только что обсудили.
— Боже мой! — громко воскликнула Душенька. — Я не согласна! Ты погиб!
Счастье, что она говорила по-немецки, так что никто ее не понял.
— Олд Шеттерхэнд должен мне сообщить еще что-нибудь? — осведомился Пида.
— Только то, что мое ружье до сих пор бьет без промаха. Пида, вождь кайова, выполнил свою миссию. Он может идти.
Сделав прощальный жест рукой, он повернулся, чтобы удалиться, но передумал, быстро подошел ко мне, схватил за руки и произнес с волнением: