Кайова остановились недалеко от зарослей, увидев, что следы сворачивали в кусты. Для них сомнений не было: где-то рядом прячутся люди. Индейцы моментально повернули лошадей и помчались обратно, чтобы удалиться на дистанцию ружейного выстрела. В этот момент из кустарника вышел Сэм и сложил ладони рупором. По равнине пронесся его пронзительный клич, очевидно знакомый индейцам, ибо они сразу остановили лошадей и оглянулись. Сэм крикнул еще раз и замахал руками. Они узнали маленького старичка и галопом помчались прямо к нам. Казалось, будто они готовы нас затоптать – всадники неслись в нашу сторону просто бешено. Мы – я к тому моменту находился рядом с Сэмом – продолжали спокойно оставаться на месте. Буквально в трех шагах ловкие кайова круто осадили едва не присевших лошадей и выпрыгнули из седел, предоставив скакунам полную свободу.
– Что здесь делает наш белый брат Сэм? Почему он на тропе своих краснокожих друзей? – спросил Хокенса их предводитель на ломаном, но довольно понятном английском языке.
– Бао, Хитрый Лис, должен был встретить меня – ведь он шел по моему следу! – уклончиво ответил хитрый Сэм Хокенс.
– Мы думали, что это следы краснокожих собак, которых мы ищем, – заявил Бао.
– О каких собаках говорит мой краснокожий брат?
– Апачи племени мескалеро.
– Почему мой брат называет их собаками? Разве между ними и моими братьями, отважными кайова, возник раздор?
– Между нами и этими паршивыми койотами вырыт томагавк войны.
– Уфф! Меня это радует! Пусть мои братья сядут. Я сообщу им нечто важное.
Вождь испытующе взглянул на меня и спросил:
– Я никогда не видел этого бледнолицего прежде. Он еще очень молод. Он имеет имя?
Если бы Сэм назвал мое настоящее имя, оно не произвело бы здесь никакого впечатления. Но старик отлично знал все местные обычаи, а потому вспомнил воинственное прозвище, данное мне Уайтом:
– Мой молодой друг и брат, недавно приехавший сюда по Большой Воде, – великий воин своего племени. Он никогда в жизни не видел ни бизонов, ни медведей, но уже позавчера, спасая мне жизнь, успел прикончить двух старых быков, а вчера заколол ножом серого медведя Скалистых гор, не получив при этом даже царапины!
– Уфф! Уфф! – искренне воскликнули изумленные индейцы.
Сэм, не стесняясь преувеличивать, продолжал:
– Пущенная им пуля всегда попадает в цель! А в его руке столько силы, что ударом кулака он сшибает с ног любого противника! Поэтому белые люди с Запада дали ему прозвище Олд Шеттерхэнд, по-вашему – Разящая Рука.
Итак, не спрашивая моего согласия, меня окрестили столь громкой кличкой, которая позже закрепится за мной на всю жизнь. Вообще, на Западе обычное дело, когда даже лучшие друзья иногда не знают настоящих имен друг друга.
Бао протянул мне руку и приветливо сказал:
– Если Олд Шеттерхэнд позволит, мы будем его друзьями и братьями. Мы приветствуем того, кто одним ударом кулака может сбить с ног любого врага! Ты всегда желанный гость наших палаток.
Иными словами, это означало, что им нужны крепкие парни, обладающие большой физической силой, чтобы заниматься разбоем и грабежом, поэтому они рады принять меня в свои ряды. Не обращая внимания на истинный смысл сказанного, я с достоинством ответил:
– Я люблю краснокожих сынов Великого Духа. Мы с вами братья и будем защищать друг друга от всех ваших и наших врагов.
По его вымазанному жиром и краской лицу скользнула благожелательная улыбка, и он заявил:
– Олд Шеттерхэнд сказал верно. Мы выкурим с ним трубку мира.
Все сели полукругом. Бао достал трубку, от которой исходил какой-то приторный резкий запах, и набил ее адской смесью, состоявшей, как мне показалось, из натертой свеклы, листьев конопли, щавеля и измельченных желудей. Затем он зажег ее, встал, затянулся дымом и произнес:
– Там, наверху, живет Добрый Дух, а здесь, на земле, есть растения и водятся звери, подаренные им воинам кайова.
Затем Бао снова четыре раза затянулся и, выдохнув дым на север, юг, восток и запад, продолжил:
– Там живут краснокожие и белые люди, которые несправедливо владеют этими зверями и растениями. Но мы их разыщем и отберем у них то, что принадлежит нам. Я все сказал. Хуг!
Весьма странная речь. Она разительно отличалась от всего того, что мне приходилось читать раньше и что мне суждено еще услышать впоследствии. Этот краснокожий открыто заявлял, что вся флора и фауна – собственность его племени. Он смотрел на разбой не только как на свое право, но и как на некий долг. И мне предстояло стать другом этих людей! Но делать нечего: с волками жить – по-волчьи выть…
Бао передал свою далеко не мирную трубку Сэму. Тот храбро затянулся шесть раз подряд и заметил:
– Сердца воинов кайова полны отваги, неустрашимы и верны. Мое сердце привязано к ним, как моя мулица к древу, от которого ей не убежать. И так будет всегда, если не ошибаюсь! Я все сказал. Хуг!
Слова отлично характеризовали веселого хитреца Сэма, умевшего в любой вещи и любой ситуации сыскать выгоду. Индейцы сопроводили его слова несмолкающими возгласами «уфф, уфф!».
Далее Сэм совершил то, что должен был совершить: сунул мне в руки противную глиняную вонючку, дав понять, что мне от нее не отвертеться. Покорившись необходимости, я все же твердо решил сохранить свое достоинство и не изменять спокойного выражения лица.
Признаюсь откровенно, я всегда охотно курил и за всю жизнь не встретил сигары, оказавшейся для меня слишком уж крепкой. Даже знаменитая «Тройка», обязанная своим названием не только отвратительному вкусу, но и поверьем, что того, кто ее курит, удержать в вертикальном положении смогут только три человека, не валила меня с ног. Посему я надеялся, что и эта трубка мира не окажет на меня серьезного действия. Поднявшись в полный рост, я сделал торжественный жест рукой и осторожно затянулся в первый раз. Да, все составляющие адской смеси – конопля, щавель, желуди и свекла – были налицо! Однако пятого, главного элемента я еще не упомянул. То был, наверное, кусок войлока, придававший куреву эдакое неповторимое своеобразие.
Выпустив струю дыма в небо и к земле, я сказал:
– Солнце и дождь – блага неба. Земля, принимая тепло и влагу, дарит нам бизонов и мустангов, медведей и оленей, тыкву и кукурузу, а главное – самое благородное растение, из которого мудрые краснокожие делают кинникинник, источающий из трубки мира ароматы любви и братства!
Когда-то я читал, что индейцы называют табачную смесь кинникинник, и решил применить свои знания. После второй затяжки я выпустил дым во все стороны света. И тут почувствовал, что запах сложнее, нежели казалось прежде: добавились канифоль и срезанные ногти.
Нужно было продолжать, что я и сделал:
– На западе высятся Скалистые горы, на востоке раскинулись бескрайние равнины, на юге блестят озера, а на севере бушуют холодные моря. Если бы это была моя страна, я подарил бы ее воинам кайова, потому что они мои братья. Пусть им сопутствует удача, пусть у них будет в десять раз больше бизонов и в пятьдесят раз больше медведей, чем людей в их племени. Хуг! Я все сказал!
Пожелать им всех благ мне не составляло труда, но они обрадовались так, будто бы уже их получили. Вряд ли белый человек раньше желал им подобного – об этом свидетельствовали крики «уфф!» и заверения Бао в вечной дружбе.
Я впервые участвовал в священном обряде краснокожих. Трубка мира для индейцев – занятие крайне важное и ответственное, влекущее за собой серьезные последствия. Позже мне часто приходилось раскуривать трубку мира, и я всегда осознавал всю важность этой церемонии. Но в тот раз я сразу почувствовал отвращение. Более того – вся процедура показалась смешной, особенно когда Сэм заговорил о своем «привязанном» сердце. Когда трубка ушла из моих рук, я облегченно вздохнул. Пришлось даже достать из кармана сигару, чтобы перебить жуткий запах и вкус.
Увидев это, Бао настолько удивился, что чуть не выронил трубку. Лис был опытный воин, но даже он не смог скрыть, что готов променять на сигару все набитые кинникинником трубки мира на свете.
Постоянную связь с Санта-Фе наша экспедиция не прерывала, поэтому, кроме необходимого провианта, в повозках привозили и сигары, которые я всегда носил с собой. Это оказалось кстати, ибо я смог угостить ими индейцев. Бао тотчас вынул изо рта трубку и закурил сигару, а остальные просто начали жевать неожиданные подарки бледнолицего. При виде всего этого я про себя поклялся больше никогда не дарить сигары краснокожим.
Когда формальности были соблюдены, индейцы пришли в прекрасное расположение духа. Сэм принялся их расспрашивать:
– Мои братья сказали, что между ними и апачами вырыт томагавк войны. Я ничего об этом не знаю. С каких пор они на тропе войны?
– С тех пор прошел срок, который бледнолицые называют двумя неделями. Мой брат Сэм был далеко отсюда, а потому не мог об этом знать.
– Это действительно так. Но ведь племена жили в мире! Что за причина заставила моего брата взяться за оружие?
– Эти собаки, апачи, убили четырех наших воинов.
– Где?
– У Рио-Пекос.
– Но там нет ваших вигвамов?
– Зато есть вигвамы мескалеро.
– Что делали там ваши воины?
Бао без малейшего колебания ответил:
– Несколько наших воинов отправились к апачам, чтобы увести у них лошадей. Но эти смердящие псы хорошо стерегли их и стойко защищались. Они убили четырех отважных кайова. Поэтому мы подняли томагавк войны.
Значит, кайова решили украсть у апачей лошадей, но их застали с поличным и прогнали ни с чем. Если кто из них и поплатился жизнью, виноват был сам, поскольку апачи только защищали свою собственность и право было на их стороне. Но кайова поклялись отомстить апачам за свою неудачу. Я собрался было честно заявить об этом стоявшим передо мной мошенникам, но Сэм, сделав предостерегающий жест рукой, продолжил расспросы:
– Знают ли апачи, что ваши воины выступили против них?
– Неужели бледнолицый брат думает, что мы предупредим их? Мы нападем внезапно, перебьем всех, кого сможем, и заберем с собой их скарб.