Виннету взял томагавк и посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом. Выражение его глаз постепенно смягчалось. Я прочел на его лице восхищение, когда он произнес:
– Что за удивительный человек этот Олд Шеттерхэнд! Кто может его понять?
– Ты научишься понимать меня.
– Но ведь ты отдал мне этот томагавк, еще не зная, сдержим ли мы слово. А ведь ты мог бы им защищаться! Разве ты не понимаешь, что теперь ты в моих руках?
– Я не боюсь, не только потому, что полон сил, но потому, что знаю: Виннету не лжец, а благородный воин, никогда не изменявший данному им слову.
Апач протянул мне руку и ответил с блеском в глазах:
– Ты прав! Теперь ты свободен, как и другие бледнолицые, кроме Рэтлера. Ты доверяешь мне, и я хотел бы испытывать такое же доверие к тебе.
– Пойдем к твоему отцу!
– Да. Я должен осмотреть его, ведь удар Олд Шеттерхэнда может быть смертельным, даже если он этого и не хотел.
Мы подошли к кедру и сняли путы с рук вождя апачей. Виннету осмотрел отца и сказал:
– Он жив, но очнется не скоро и, вероятно, с сильной головной болью. Я пришлю сюда несколько воинов. Мой брат Олд Шеттерхэнд пойдет вместе со мной!
Так Виннету впервые назвал меня братом. Впоследствии я часто слышал из его уст это слово и знаю, что он всегда произносил его с искренним чувством любви и преданности.
Мы подошли к берегу и вдвоем переплыли реку. Краснокожие поджидали нас с напряженным вниманием. Увидев, что мы мирно плывем рядом, они не только поняли, что мы стали друзьями; они непременно должны были убедиться и в том, что были не правы, сделав меня объектом своих насмешек и издевательств. Когда мы вышли на берег, Виннету взял меня за руку и громко объявил:
– Олд Шеттерхэнд победил! Он и трое его спутников свободны!
По толпе прокатился ропот одобрения, но Тангуа стоял с мрачным видом. Мне предстояло еще посчитаться с ним, ибо его лживые выдумки, его старания добиться нашей смерти не могли остаться безнаказанными. При этом я думал не столько о себе самом, сколько о тех белых, которые в будущем могли иметь дело с этим негодяем.
Виннету вместе со мной прошел мимо него, даже не удостоив взглядом. Он подвел меня к столбам, где были привязаны три моих спутника.
– Аллилуйя! – воскликнул Сэм. – Мы спасены! Нас не прикончат! Сэр, мужчина, дружище, гринхорн… как вас там?
Виннету передал мне свой нож и сказал:
– Разрежь путы! Освободи их! Ты заслужил сделать это сам.
Как только я освободил их, они втроем бросились ко мне и стали душить меня в объятиях, да так, что я еле жив остался. Расчувствовавшийся Сэм припал к моей руке, при этом из его маленьких глазок в густую, как лес, бороду закапали слезы.
– Сэр! Если я когда-нибудь забуду вашу услугу, пусть первый же встречный медведь проглотит меня вместе с потрохами! Как же это вам удалось? Вы так боялись воды, что все сразу решили, что вы утонули!
– Разве я не сказал, что если утону, то мы будем спасены?
– Он говорил это? – вмешался Виннету. – Значит, все это было подстроено?
Я утвердительно кивнул головой.
– Мой брат знал, что делал! Он поплыл вдоль этого берега вверх по течению реки, а потом переплыл ее, чтобы вернуться вдоль того берега. Так? Мой брат не только силен, как медведь, он хитер, как лисица прерий! Не завидую его врагам!
– Виннету тоже им был!
– Но это в прошлом.
– Значит, ты веришь мне, а не лжецу Тангуа?
Апач снова окинул меня испытующим взором, протянул руку и сказал:
– У тебя честные глаза. Я верю тебе.
Тем временем я оделся и достал из нагрудного кармана охотничьей куртки жестянку из-под сардин.
– Мой брат Виннету стоит на правильном пути. И я сейчас докажу это. Узнает ли он этот предмет?
Вынув из коробки прядь волос, я демонстративно развернул ее и показал Виннету. Тот протянул было руку, но в удивлении отступил на шаг и воскликнул:
– Это волосы с моей головы! Кто дал их тебе?
– Разве Инчу-Чуна не рассказывал, как вы были привязаны к деревьям и Великий Дух послал вам незримого спасителя? Да, он был невидим, ибо не смел показаться кайова. Но теперь ему нет нужды скрываться. Итак, ты видишь, что я не враг тебе, а, наоборот, всегда был твоим другом!
– Так это ты освободил нас! Значит, тебе мы обязаны свободой и, может быть, жизнью! – не смог сдержать эмоций Виннету.
Он снова взял меня за руку и повел к тому месту, где стояла его сестра, все время внимательно наблюдавшая за нами.
Когда мы оказались рядом, он сказал:
– Ншо-Чи видит перед собой храброго воина, который тайком освободил меня и отца. Пусть и Ншо-Чи поблагодарит его!
Сестра подала мне руку и произнесла одно лишь слово:
– Прости!
Ей следовало бы всего лишь сказать «спасибо», но она попросила прощения! Но почему? В этот момент я очень хорошо ее понял и почувствовал. Пока я лежал в пуэбло, она узнала меня лучше, чем кто-либо другой, но все равно поверила в ложное обвинение, посчитав трусом. Теперь она посчитала, что обязана выразить нечто большее, чем просто благодарность. Я взял ее за руку и сказал:
– Ншо-Чи наверняка помнит все, что я ей рассказывал. Поверит ли моя сестра теперь в мой рассказ?
– Я верю моему белому брату!
Стоявший поблизости Тангуа ничуть не скрывал своей злобы. Я подошел к нему и сказал, глядя прямо в глаза:
– Тангуа, вождь кайова! Кто ты: жалкий лжец или человек, любящий правду?
– Хочешь меня оскорбить?
– Нет, просто хочу понять, кто ты есть и что мне с тобой делать.
– Пусть Олд Шеттерхэнд знает, что я люблю правду.
– Хм, значит, ты держишь данное тобой слово?
– Да.
– Тогда Тангуа должен помнить, что он мне обещал.
– Когда?
– Когда я был связан.
– Я много чего говорил…
– Думаю, что ты хорошо знаешь, что я имею в виду.
– Понятия не имею.
– Что ж, придется напомнить. Ты ведь хотел со мной посчитаться, не так ли?
– Разве я такое говорил?
– Да, ты жаждал биться со мной и победить!
Тангуа, по-видимому, не на шутку струхнул. Он нерешительно ответил:
– Я не помню этих слов… Олд Шеттерхэнд, наверное, не так меня понял.
– Виннету был при этом. Он тоже может подтвердить.
Молодой сын вождя утвердительно кивнул.
– Так готов ты сдержать свое слово? – продолжал я.
– Мне надо подумать.
– Храбрый воин не думает долго. Или ты сражаешься, или останешься трусом!
– Хочешь обвинить меня в трусости? Я пробью ножом грудь тому, кто повторит это!
– Я повторю, – спокойно, но твердо сказал Виннету, – если ты не сдержишь слово, которое давал Шеттерхэнду.
– Я сдержу его, – процедил сквозь зубы Тангуа.
– Значит, ты готов сражаться с ним?
– Да. Мне не терпится пролить его кровь!
– Тогда определимся с оружием, – продолжил Виннету.
– Кто примет это решение?
– Олд Шеттерхэнд.
– Почему он?
– Потому что ты оскорбил его.
– Но я вождь, а он – простой белый!
– Олд Шеттерхэнд выше любого индейского вождя!
– Это он сам так сказал?
Чувствуя, что разговор заходит не в то русло, я решил разрешить спор быстрее:
– Пусть выбирает Тангуа. Мне все равно, каким оружием его побеждать!
– Ты не победишь! – злобно воскликнул вождь кайова. – Думаешь, я выберу твой любимый кулачный бой? Или нож, которым ты убил Метан-Акву? Или дуэль на томагавках, в которой ты одержал верх над Инчу-Чуной? Нет! Мы будем стрелять друг в друга из ружей, и моя пуля застрянет в твоем сердце!
– Хорошо. Пусть будет так. Мой брат Виннету слышал, в чем признался Тангуа?
– В чем?
– Сейчас он признал то, что я боролся с Метан-Аквой и уложил его ножом ради спасения апачей от столба пыток. Прежде он все это отрицал, что является лишним подтверждением его лжи.
– Хочешь сказать, что я лжец? – прогремел голос вождя кайова. – Ты заплатишь за эти слова жизнью! Мы сейчас же начнем поединок, и я пристрелю тебя как бешеную собаку!
Тангуа давно сжимал в руках свое ружье. Виннету тем временем послал одного из апачей в пуэбло за моим «медведебоем» и патронами. Вскоре все было на месте. Тогда Виннету обратился ко мне со словами:
– Пусть мой белый брат скажет, на каком расстоянии вы будете стреляться и сколько может быть сделано выстрелов.
– Все равно, – ответил я. – Пусть решает тот, кто выбрал оружие.
– Я уже решил, – произнес Тангуа. – Расстояние – двести шагов, и стрелять до тех пор, пока один из нас не упадет на землю и не сможет больше подняться.
– Я буду наблюдать за поединком, – объявил Виннету. – Вы станете стрелять по очереди, – если один из вас нарушит это условие, я всажу ему пулю в лоб! Кто стреляет первым?
– Я, – поторопился с ответом вождь кайова.
Виннету с сомнением покачал головой:
– Тангуа хочет окончательно забрать себе все преимущества. Первым будет стрелять Олд Шеттерхэнд.
– Да нет, не стоит, – заметил я. – Пусть он стреляет первым, иначе не успеет потом сделать ни одного выстрела.
– Хвастун!
Повернувшись к вождю кайова, я сказал:
– Мне так хочется прикончить тебя, но я не сделаю этого. За свою подлость ты все равно ответишь – будешь хромать до конца жизни. Я прострелю тебе правое колено. Запомни это!
– Вы слышали? – расхохотался Тангуа. – Этот бледнолицый, которого друзья прозвали гринхорном, просто смешон! Он утверждает, что с двухсот шагов попадет мне в колено! Смейтесь над ним, воины!
Сказав это, Тангуа стал озираться по сторонам, но никто его не поддержал. Тогда он повысил голос:
– Неужели вы боитесь его? Скоро я покажу вам, как он смешон! Идемте скорее, отмерим эти двести шагов!
Я осмотрел мой «медведебой». Он был в отличном состоянии. Я выстрелил из двух стволов в воздух, чтобы окончательно убедиться в исправности оружия. Затем зарядил его тщательнейшим образом.
В этот момент подошел Сэм Хокенс:
– Сэр, у меня к вам сотня вопросов, но все никак не найду возможности их задать. Поэтому остался только один: вы в самом деле хотите всего лишь прострелить ему колено?