– Ну как знаете! Но где мы останемся? Здесь, на острове? Или поищем лучшее место?
– Лучшего не найти.
– Хорошо. И горе пленникам, если с вами что-нибудь случится! Когда пойдете?
– Сегодня вечером.
– Не поздно? Если мы поспешим, то к полудню можно произвести обмен. И тогда мы сразу помчимся за Виннету.
– А кайова – за нами и перебьют нас!
– Вы думаете?
– Конечно! Тангуа охотно выдаст нам Сэма, чтобы вернуть сына, а потом сделает все, чтобы нам отомстить. Обмен должен произойти вечером, после чего мы немедленно уйдем, чтобы за ночь ускакать как можно дальше. К тому же страх Тангуа за судьбу сына к вечеру только усилится, и это сделает его более сговорчивым.
– Правда ваша! А что, если нас еще раньше обнаружат здесь, мистер Шеттерхэнд?
– На остров они не придут. А если на берегу заметят следы Виннету, то подумают, что скрылись и мы, захватив с собой Пиду. Тогда Тангуа испугается еще больше. Но… тихо! Прислушайтесь!
Где-то раздавались человеческие голоса. Туман стал рассеиваться, и мы уже видели берег. На нем оказался отряд кайова. Индейцы оживленно переговаривались, рассматривая только что обнаруженные ими следы конских копыт. Через некоторое время они скрылись, даже не взглянув в сторону острова.
– Они, похоже, очень спешат, – заметил Дик Стоун.
– Да, они направились в деревню к Тангуа, чтобы сообщить о следах. Тот обязательно вышлет погоню.
Мое предсказание сбылось через пару часов. На берегу снова появились всадники. Они подъехали к самой воде и затем действительно помчались по следам. Впрочем, опасаться, что они догонят Виннету, не стоило, ибо он со своим отрядом скакал по меньшей мере таким же темпом.
Пленники, само собой разумеется, не слышали нашего разговора. Они лежали в стороне и, не видя происходившего на берегу, не могли подать знака своим.
К полудню солнце грело уже довольно сильно и успело высушить не только лужайку, на которой находился наш лагерь, но и нас самих.
Вскоре после полудня мы заметили на реке какой-то предмет: он плыл по направлению к острову и наконец застрял в прибрежных камышах. Подойдя ближе, мы убедились, что это лодка, и именно та, на которой я увез Пиду, поскольку причальный ремень у нее был отрезан. Лодка эта, очевидно, не раз застревала по дороге, иначе ее должно было пригнать течением гораздо раньше. Я немедленно подтянул ее ближе к берегу и решил воспользоваться ею вечером, чтобы снова не промокнуть насквозь во время переправы.
Когда начало смеркаться, я столкнул каноэ в воду, прыгнул в него и стал грести вверх по течению. Стоун и Паркер, стоя на берегу, провожали меня пожеланиями всяческих успехов. Я сказал им, что надо беспокоиться о моей судьбе только в том случае, если я не вернусь к следующему утру.
Конечно, работать веслами против течения было нелегко, и я только через час добрался до впадения Солт-Форк в Ред-Ривер. Приблизившись к селению кайова, я причалил к берегу и привязал лодку, которую еще раньше успел снабдить новым ремнем, к стволу большого дерева.
У вигвамов горели костры, как и раньше. Вокруг сидели мужчины, а женщины сновали по лагерю, занимаясь домашними делами. Я думал, что селение окружено многочисленными постами, но на этот раз ошибся. Обнаружив следы апачей, кайова послали следом отряд всадников и, очевидно, чувствовали себя в полной безопасности.
Тангуа по-прежнему сидел перед своей палаткой, но с ним были только его младшие сыновья. Я тихо подкрался ближе и скоро достиг палатки вождя. При этом я сделал это так осторожно, что никто не обратил на меня никакого внимания. Опустившись на землю, я подполз к вигваму с тыла. Здесь хорошо было слышно жалобную монотонную песнь вождя, который оплакивал своего любимого сына. Обогнув палатку, я вскочил с земли и неожиданно во весь рост предстал перед Тангуа.
– Почему Тангуа поет песнь печали? – спросил я как ни в чем не бывало. – Ведь храброму воину не подобает падать духом. Причитания и жалобы – дело старых скво!
Сказать, что он был потрясен, – это значит ничего не сказать. Он хотел что-то произнести, но не мог вымолвить ни слова, хотел по привычке приподняться, но разбитые колени не позволили сделать это. Он смотрел на меня, выпучив глаза, как на привидение, и наконец пробормотал:
– Шет-тер-хэнд?.. Уфф! Как… ты попал… сюда?.. Разве вы еще здесь?
– Как видишь! Я пришел говорить с тобой.
– Олд Шеттерхэнд! – теперь уже громко произнес он.
Услышав мое имя, оба сына немедленно скрылись в палатке.
– Олд Шеттерхэнд! – повторил Тангуа, все еще не веря, что это я. Но вот выражение гнева появилось на его лице, и, обращаясь в сторону палаток, он выкрикнул какое-то приказание. Я, конечно, ничего не понял, но разобрал свое имя.
Мгновение спустя яростный вопль пронесся по всему селению. Казалось, земля задрожала у меня под ногами. Все оставшиеся в селении краснокожие, размахивая оружием, стали сбегаться к палатке вождя. Я в один момент выхватил свой нож и крикнул Тангуа прямо в ухо:
– Разве Пида должен погибнуть? Это он прислал меня к тебе!
Вождь понял меня, несмотря на страшный шум вокруг, и поднял руку. Этого знака оказалось достаточно, чтобы водворить тишину. Кайова тесно обступили нас со всех сторон и смотрели на меня с такой ненавистью, что я вряд ли ушел бы живым, если бы это зависело только от них. Сев рядом с Тангуа, я, спокойно глядя на него в упор, заговорил:
– Меня и Тангуа разделяет смертельная вражда. Я, правда, не виновен в ней, но и не нуждаюсь в примирении. Мне совершенно все равно, уничтожу ли я вместе со своими друзьями одного из его воинов или же все его племя. Я не боюсь его и пришел совершенно один, чтобы говорить с ним. Но буду краток: Пида находится в наших руках и будет немедленно повешен, если в назначенное время я не вернусь к своим.
Стоявшие вокруг меня краснокожие ни одним движением не выдали своих эмоций, вызванных моими словами. Глаза вождя пылали гневом. Он понимал, что ничего не может со мной сделать, не подвергнув опасности жизнь своего сына. Со скрежетом на зубах он спросил меня:
– Как он оказался в ваших руках?
– Вчера я был на острове, когда он разговаривал с Сэмом Хокенсом, а потом сшиб его с ног и взял с собой.
– Уфф! Олд Шеттерхэнд – избранник Злого Духа, который его хранит! Где теперь мой сын?
– В надежном месте. Позже он сможет сам сказать тебе, где именно. Ты видишь, что я не собираюсь убивать его. В наших руках находится еще один пленный кайова: я вытащил его из кустарника, откуда он подсматривал за нами. Этот пленник будет освобожден вместе с твоим сыном, если ты выдашь нам Сэма Хокенса.
– Уфф! Ты получишь его. Но сначала приведи сюда Пиду и другого пленника!
– Привести?! – засмеялся я. – И не подумаю! Я слишком хорошо знаю Тангуа – ему нельзя доверять! Я предлагаю за одного двоих и иду вам навстречу, но требую, чтобы вы отказались от каких бы то ни было тайных замыслов.
– Докажи нам, что Пида действительно находится у вас!
– Тебе недостаточно моего слова? Вздор! Я говорю – и значит, это так. Олд Шеттерхэнд – не какой-нибудь Тангуа! Покажи мне Сэма Хокенса! Я знаю, что его уже нет на острове, ибо вы не считаете это место достаточно безопасным. Мне надо переговорить с ним.
– О чем?
– Хочу знать, как вы с ним обращались здесь. От этого зависит дальнейший ход дела.
– Я должен посоветоваться со старейшинами, – сказал Тангуа. – Отойди к соседней палатке, и скоро ты узнаешь, что мы решили.
– Хорошо! Но поторопись! Если я не вернусь к назначенному времени, Пиду вздернут!
Виселица – самая позорная казнь для индейцев, и нетрудно представить себе ярость и негодование Тангуа. Отойдя к соседнему вигваму, я присел на землю, по-прежнему окруженный воинами. Между тем Тангуа созвал старейшин и начал с ними совещаться. Я видел вокруг себя искаженные гневом лица, но одновременно чувствовал, что мое бесстрашие производит определенное впечатление.
Вскоре Тангуа послал куда-то одного из воинов. Тот ненадолго скрылся и вернулся в сопровождении старого Сэма.
– Олд Шеттерхэнд, приветствую вас! – радостно воскликнул, увидев меня, Хокенс. – Я же говорил, что вы непременно придете! Неужто хотите вернуть себе вашего старого Сэма?
Он протянул ко мне свои связанные руки.
– Да, – улыбнулся я, – гринхорн явился сюда, чтобы удостовериться, что вы – величайший мастер по части выслеживания. Правда, бежите часто не в ту сторону.
– Отложите упреки на другой раз, достоуважаемый сэр! – насупился Хокенс. – Скажите лучше, где моя Мэри?
– Она у нас.
– А Лидди?
– Ваша «хлопушка» тоже в сохранности.
– Ну, в таком случае все в порядке, если не ошибаюсь. Попробуем-ка выбраться отсюда, а то что-то здесь скучновато стало!
– Терпение, дорогой Сэм, терпение! Вы ведете себя так, будто ничего особенного не случилось и ваше освобождение отсюда – сущий пустяк.
– Так оно и есть, черт возьми, по крайней мере для вас… Хотел бы я знать, есть ли вообще что-нибудь на этом свете вам неподвластное?! Вы и с луны меня снимете, когда меня туда занесет, если не ошибаюсь!
– Шутки – дело хорошее, дорогой Сэм! Наверное, вам жилось тут неплохо.
– Неплохо? Скажите лучше: хорошо, просто здорово! Кайова любили меня, как мать своего ребенка. Я чуть было не сошел с ума от их поцелуев и объятий! Меня закармливали, как невесту, а когда приходило время спать, мне даже ложиться не нужно было, ибо я и так все время валялся без дела.
– Они вас не обобрали?
– Как же! Дочиста!
– Все, что уцелело, вы сейчас получите назад. Совет старейшин, кажется, подходит к концу.
Я сообщил вождю, что не могу больше ждать, после чего состоялись недолгие, но очень решительные переговоры, из которых я вышел победителем, ибо не сделал ни одной уступки вождю, трясущемуся за жизнь своего сына. В конце концов было решено, что четыре вооруженных воина проводят меня и Сэма до нашего лагеря, где заберут обоих пленников.
Я добился многого, настояв на немедленном освобождении Сэма. Данному мной обещанию поверили, как и всегда верили впоследствии слову Олд Шеттерхэнда. Но я так и не сказал, где находился наш лагерь.