Тангуа, открыв глаза, смотрел на нас, стараясь понять, что с ним случилось. Придя окончательно в себя, он удивленно воскликнул:
– У! У! У! Разящая Рука повалил меня, но кто осмелился меня связать?
– Я, – был мой ответ.
– Приказываю тебе снять с меня ремни!
Вместо того чтобы выполнить приказ, я приставил к его груди нож. Он понял, что находится в нашей власти и что я могу привести свою угрозу в исполнение. Наступила продолжительная пауза, в течение которой он, казалось, хотел уничтожить нас своими метавшими искры глазами. Наконец, обуздав усилием воли свой гнев, он спокойно обратился ко мне:
– Чего же ты хочешь от меня?
– Не лишай жизни апачей.
На некоторое время опять водворилось молчание. Затем вождь сказал:
– Пусть будет по-твоему! Я обещаю тебе больше, если ты согласишься на мое предложение.
– Что же ты хочешь мне предложить?
– Мы вовсе не убьем этих собак, если ты согласишься ради их спасения принять бой.
– С кем?
– С одним из моих воинов.
– И каким оружием мы должны биться?
– На ножах! Если он тебя заколет, мы убьем всех апачей, если ты заколешь его, то апачам будет дарована жизнь.
– И ты освободишь их?
– Да.
Хоть я и подозревал, что у него была какая-то задняя мысль, все же без колебания ответил:
– Согласен. Только сговоримся об условиях и выкурим трубку клятвы. После этого устроим бой.
Мы решили начертить на находившейся недалеко от нас просторной песчаной площадке восьмерку. Затем каждый из противников должен был стать в одну из петель восьмерки, и не выходить за ее пределы вплоть до окончания боя. Одному из нас, конечно, предстояло погибнуть, о пощаде не могло быть и речи. Что касается мести за убитого, то враждующие стороны обязывались не применять ее к победителю.
Когда было достигнуто соглашение, мы сняли с вождя ремни, и я выкурил с ним трубку клятвы. Затем мы освободили остальных пленников, и все трое отправились к своим соплеменникам, чтобы предупредить их о предстоящем состязании.
Воспользовавшись уходом киовов, старший инженер и землемеры набросились на меня с упреками за мой легкомысленный поступок. Однако я не обращал на них никакого внимания. Сэм, Дик и Виль тоже были недовольны, но они, по крайней мере, не бранили меня.
Между тем краснокожие приблизились к нам. Из их среды выступил воин поистине геркулесовского сложения. Он снял, за исключением ножа, все имевшееся при нем оружие и разделся до пояса. Всякий, кому пришлось бы увидеть эти неприкрытые одеждой мускулы, испугался бы за мою участь. Тангуа вывел силача на середину площадки и уверенным в победе голосом провозгласил:
– Вот стоит Метан-Аква (Молниеносный Нож), самый сильный воин киовов. До сих пор еще никому не удавалось отразить удары его ножа. Он вступит в бой с бледнолицым, получившим прозвище Разящей Руки.
Я последовал примеру противника и также разделся до пояса, хотя это и не было оговорено условиями. Никто не должен был подумать, что в одежде я искал защиты от удара ножа противника.
Затем рукояткой томагавка была начерчена на песке довольно большая восьмерка, после чего Тангуа предложил нам занять места. Метан-Аква окинул меня презрительным взглядом и хвастливо заявил:
– Эту белую собаку я прикончу с первого же удара!
– Смотри, чтобы я тебя раньше не укокошил! Нечего бахвалиться, тебя неправильно окрестили: вместо Метан-Аква ты должен бы называться Аватья.
– Аватья! Этот смердящий волк осмеливается ругать меня. Пусть коршуны сожрут твои внутренности!
Мой противник совершил, однако, большую оплошность, произнеся эту угрозу, теперь мне уже нетрудно было догадаться, каким ударом он собирался победить меня. Он упомянул внутренности. Очевидно, он намеревался раскроить мне ножом живот, вместо того чтобы вонзить его в сердце.
Итак, направление предполагаемого удара мне ужебылоизвестно, оставалосьтолько не прозевать того момента, когда Метан-Аква приведет угрозу в исполнение. Вдруг я заметил, что зрачки противника расширились, и в то же мгновение он замахнулся ножом, чтобы со всего размаху вонзить его мне в живот. Если бы я не догадывался об этом, то моя участь была бы решена. К счастью, я знал его замыслы и отпарировал выпад, с быстротой молнии вонзив свой клинок ему в руку.
– Ах ты, паршивая собака! – взревел он, отдергивая руку и уронив от боли нож.
– Нечего лясы точить! Надо драться! – ответил я и, широко замахнувшись, всадил ему в сердце клинок по самую рукоятку. В тот же момент я выдернул нож. На меня брызнул фонтан горячей крови. Великан покачнулся, хотел еще вскрикнуть, но испустил только глубокий вздох и упал мертвым на землю.
Индейцы подняли яростный вопль, один только Тангуа хранил глубокое молчание. Он подошел к убитому, наклонился над ним, ощупал его рану и, снова выпрямившись, окинул меня злобным, но вместе с тем боязливым и восхищенным взглядом, которого я долго не забуду. Затем вождь киовов хотел было молча удалиться, но я остановил его:
– Видишь, я все еще стою на своем месте, а Метан-Аква лежит вне своего круга. Кто же из нас победил?
– Разумеется, ты! – злобно ответил вождь и направился к своим воинам, но, не пройдя и пяти шагов, он вернулся, подошел ко мне и прошипел:
– Мы не убьем этих собак апачей, но не наша будет вина, если они умрут с голоду и от жажды раньше, чем я смогу отпустить их на волю!
– Мерзавец! – бросил я ему в лицо.
– Собака, скажи еще одно только слово, и я…
Он вдруг остановился и выпучил на меня глаза, испугавшись, очевидно, выражения моего лица. Я, в свою очередь, продолжил прерванную им фразу:
– И я повалю тебя, постыдного лгуна, наземь! Тангуа моментально отпрянул назад, выхватил нож и пригрозил:
– Посмей только приблизиться ко мне, и я сразу же убью тебя!
– То же самое говорил Метан-Аква, и видишь, что с ним стало. С тобой не хуже могу расправиться! А относительно того, как поступить с пленными апачами, я поговорю с моими белыми братьями. Если ты посмеешь тронуть хотя бы один волосок на их голове, участь киовов будет решена! Ты ведь знаешь, что мы можем всех вас поднять на воздух.
Припугнув таким образом вождя, я направился к Сэму, которому из-за криков краснокожих не удалось расслышать мой разговор с Тангуа. Я повторил ему угрозу вождя, и она так его рассердила, что он сразу же пошел переговорить с ним. Однако вернулся он сильно раздосадованный и заявил:
– Этот подлец действительно не хочет сдержать своего слова! Он собирается уморить пленников голодом. А между тем мерзавец говорил, что «не убьет» их! Ну да мы будем зорко следить за ним, и, если не ошибаюсь, еще покажем ему, где раки зимуют, хи-хи-хи!
Вдруг с той стороны, где находились пленники, раздалось пронзительное «и-и-и-и-и», воинственный клич апачей. Очевидно, Инчу-Чуна и Виннету против всякого ожидания уже успели вернуться и напали на лагерь киовов.
– Только не убивайте, ради бога, ни одного апача! – едва успел я крикнуть Сэму, Дику и Вилю. Затем вокруг нас завязалась жаркая битва. Мы вчетвером не принимали в ней участия, но старший инженер и трое землемеров упорно защищались и были, в конце концов, убиты. Так как все мое внимание было приковано к этому ужасному зрелищу, я не видел происходящего за моей спиной. Между тем, на нас напала сзади целая армия апачей и разъединила нас. Правда, мы кричали нападавшим, что мы их друзья, но все было напрасно. Они бросились на нас с ножами и томагавками, и мы волей-неволей принуждены были защищаться. Нам удалось повалить прикладами нескольких апачей, и остальные, в конце концов, оставили нас в покое. Я тотчас же воспользовался этим и поспешно оглянулся по сторонам. Вокруг меня стойко оборонялись киовы, имея каждый против себя по несколько апачей. В тот же момент раздалось приказание Сэма:
– Живей, ребята! Прячьтесь в кусты.
Он указал на кустарник, который скрывал нас перед тем от киовов, и побежал к нему. Дик и Виль последовали за ним, я же замешкался на несколько мгновений, ища глазами землемеров. Они были моими коллегами, и я хотел помочь им, однако было уже слишком поздно: моя помощь не могла им больше понадобиться. Поэтому я решил также направиться к кустарнику и почти уже добрался до него, как вдруг навстречу мне выскочил Инчу-Чуна.
Они с Виннету находились в отряде, который должен был напасть на лагерь и освободить пленников. Когда с этим было покончено, вожди направились к главному отряду, которому было поручено расправиться с нами. Инчу-Чуна при этом значительно опередил сына. Обогнув кусты, он столкнулся со мной.
– Это ты! Тот самый бледнолицый, который ворует чужую землю! – воскликнул он и набросился на меня, нанося мне удары прикладом своего серебряного ружья. Я старался объяснить ему, что не был враждебно настроен к апачам, но он ничего не слушал и с удвоенной силой продолжал колотить меня. Я стал сопротивляться, иначе он мог изувечить и даже убить меня. Улучив удобный момент, когда он замахнулся на меня, я поспешно отбросил в сторону мешавшее мне ружье, схватил апача левой рукой за горло, а правой нанес ему сильный удар в висок. Он уронил ружье, захрипел и свалился на землю. В этот момент за моей спиной раздался торжественный голос:
– Да ведь это Инчу-Чуна, глава всех апачей! Я должен содрать скальп с этой собаки!
Обернувшись, я узнал Тангуа, вождя киовов, почему-то следовавшего за мной. Он сбросил с плеча винтовку, вытащил из-за пояса нож и наклонился к лишившемуся чувств апачу, собираясь скальпировать его. Однако я ловко схватил его за руку и приказал:
– Руки прочь! Я победил Инчу-Чуну, и поэтому он мой пленник, а не твой!
– Молчи, белый пес! С какой стати я должен еще спрашивать тебя? Вождь принадлежит мне! Отпусти меня сию же минуту, а не то…
Он ударил меня ножом в кисть левой руки. Но я не хотел убить его и, оставив свой нож за поясом, набросился на вождя киовов, стараясь оттащить его от Инчу-Чуны. Так как мне эта попытка не удалась, то я схватил Тангуа за горло и держал до тех пор, пока он не перестал двигаться. Затем я наклонился над Инчу-Чуной, которому при этом капнуло на лицо несколько капель крови из моей раны. В этот момент я услышал