– Если мы не вызволим его из беды, они его посадят на кол, – говорил Дик Стоун.
– Ну нет, – утешал я его, – ведь у нас тоже есть заложник.
– Но знают ли они об этом?
– Безусловно! Сэм не дурак и, конечно, сам рассказал им, что мы забрали в плен одного из них.
– Нам следует пуститься вдогонку за краснокожими.
– А куда они ускакали?
– Я думаю, они сделали вид, будто намереваются возвратиться в свое селение. Это заставит нас, по их мнению, отказаться от погони. Они, по всей вероятности, решат, что мы повернули обратно, к Виннету. И если они направятся к юго-востоку, к ним, возможно, присоединится еще несколько отрядов краснокожих. Тогда в надежде застигнуть нас врасплох и перерезать они повернут к горе Наджет, где мы, по их мнению, должны теперь находиться. Весьма вероятно, что именно это замыслил Сантер, собираясь таким путем получить золото. Я убежден, что все произойдет, как он предложил.
Через полчаса наш отряд был уже в дороге. Нельзя сказать, чтобы мы были удовлетворены результатами нашей поездки. Вместо того чтобы изловить Сантера, мы потеряли Сэма Хоукенса. Но это ведь произошло по его собственной вине. Впрочем, если мои предположения верны (а я был убежден в этом), нам удастся освободить Сэма и захватить Сантера.
В погоне за последним мы принуждены были, конечно, все время ехать по его следам, и поэтому нам пришлось сделать довольно большой крюк, ибо он отклонился в сторону от избранного направления и ехал, описывая дугу. Тогда я решил срезать угол, и уже к полудню следующего дня мы добрались до ущелья, над которым находилась та самая прогалина, где произошло нападение и двойное убийство.
Оставив наших лошадей в долине под присмотром одного апача, мы поднялись вверх и увидели часового, который безмолвно приветствовал нас легким движением руки. Нас поразило, с каким рвением готовились эти двадцать апачей к погребению своего вождя и его дочери. На земле лежало несколько срубленных деревьев, приготовленных для возведения помоста. Несколько индейцев перетаскивали камни и складывали их в кучу. К ним тотчас же присоединились апачи из нашего отряда. По-видимому, погребение должно было состояться в ближайшие дни. В стороне была возведена временная постройка, в которой лежали тела обоих умерших. Около них находился Виннету. Ему сообщили о нашем приходе, и он вышел к нам навстречу. До чего он изменился!
Он всегда был очень серьезен, и лишь в редких случаях его лицо освещалось слабой улыбкой. Я никогда не видел его смеющимся. Но раньше в мужественно-прекрасных чертах его лица было много доброты и благорасположения, и сколько дружелюбия и теплоты исходило из его темных бархатных глаз! С какой любовью и чисто материнской нежностью глядели они на меня прежде! Теперь от всего этого не осталось и следа. Его лицо окаменело, и глаза глядели мрачно. В движениях появилась медлительность. Он устало пожал мою руку и так посмотрел, что у меня все в душе перевернулось.
– Когда мой брат возвратился? – спросил он меня.
– Только что.
– Где убийца?
– Ускользнул от нас.
Должен сознаться, что при этом ответе я низко склонил голову. Мне было стыдно за эти слова! Виннету уперся взором в землю. Как мне хотелось в этот момент проникнуть в его мысли! После долгой паузы, он спросил меня:
– Мой брат потерял след?
– Нет. Я знаю, куда ведут следы. Он сам явится сюда.
– Да расскажет мне все Разящая Рука.
Он уселся на большой камень. Я последовал его примеру и принялся рассказывать. Он выслушал мое подробное донесение, не проронив ни слова. Затем помолчал с минуту и спросил:
– Итак, мой брат не вполне уверен в том, что его пули поразили убийцу?
– Я думаю, что не попал в него.
Он молча кивнул головой, пожал мне руку и сказал:
– Да простит меня брат мой за то, что я спросил его, не потерял ли он из виду следа. Разящая Рука сделал все, что было в его силах, и поступил мудро. Сэм Хоукенс будет весьма сожалеть о своей неосторожности, но мы простим его и освободим из плена. Я согласен с моим братом: киовы придут сюда, но они ошибутся в своем расчете, ибо им не удастся напасть на нас врасплох. Пленнику не следует причинять вреда, но необходимо зорко следить за ним. К завтрашнему дню будут готовы могилы для Инчу-Чуны и Ншо-Чи. Будет ли брат мой присутствовать при погребении?
– Мне будет больно, если Виннету откажет мне в этой чести.
– Не только не отказываю, прошу тебя! Может быть, твое присутствие избавит многих сыновей бледнолицых от смерти. Закон крови требует смерти многих белых людей, во твое око подобно солнцу, растапливающему лед и превращающему его в освежительный родник. Ты знаешь, кого я потерял. Так будь же мне отцом и сестрою! Я прошу тебя об этом, Чарли!
В его глазах блеснула слеза. Ему стало стыдно за нее, и он поспешил к хижине, где лежали мертвые. Сегодня впервые он назвал меня по имени, и с тех пор всегда обращался ко мне так.
Теперь я должен был бы рассказать о погребении, которое состоялось со всей торжественностью, требуемой индейским ритуалом. Я отлично знаю, что описание погребальных торжеств могло бы многих заинтересовать, но, как только я вспоминаю об этом печальном событии, и теперь еще мной овладевает глубокая скорбь, словно все это произошло вчера.
Поэтому я вынужден отказаться от повествования, которое было бы осквернением, но не могил, которые мы воздвигли тогда у Наджет-циля, а памяти, которая навсегда останется в моем сердце, как святыня.
Тело Инчу-Чуны было привязано к лошади, которую стали засыпать со всех сторон землей. Когда она была лишена возможности двигаться, ей пустили пулю в голову. Затем насыпь увеличили и обложили камнями.
Ншо-Чи по моей просьбе похоронили иначе. Мне не хотелось, чтобы ее засыпали землей. Мы поместили ее в сидячем положении у подножия дерева и затем воздвигли над ней прочную полую пирамиду, из вершины которой выходила макушка дерева.
Впоследствии я несколько раз бывал с Виннету у Наджет-циля и посещал могилы. Мы каждый раз находили их нетронутыми.
Глава 6Освобождение Сэма
Нетрудно представить себе, какую боль испытывал Виннету, потеряв отца и сестру. Однако лишь на похоронах он мог дать волю чувствам, впоследствии же, следуя обычаю индейцев, он тщательно скрывал свои переживания. К тому же со дня на день ожидалось появление племени кнобов, и к этому нужно было быть готовым. Теперь Виннету был уже не убитый горем сын и брат, но храбрый вождь своего племени, думавший лишь об отражении возможного нападения врагов и о поимке злодея Сантера. Его план действий, по-видимому, был уже готов, ибо тотчас после погребальных торжеств он приказал апачам готовиться к выступлению и привести для этого лошадей из лощины.
– Почему мой брат отдал такое распоряжение? – спросил я Виннету. – Условия местности таковы, что доставить лошадей снизу трудно.
– Я знаю, – возразил он, – и все же это необходимо сделать, чтобы перехитрить киовов. Они сдружились с убийцей и должны погибнуть!
Он произнес это с решительным и угрожающим видом: если его план осуществится, все киовы погибнут. Но я смотрел на это по-другому. Правда, киовы были нашими врагами, но разве они были виновны в смерти Инчу-Чуны и его дочери? Не попытаться ли переубедить Виннету? Я рисковал, конечно, навлечь на себя его гнев, однако момент казался мне весьма подходящим для разговора на эту тему, ибо мы были одни. Апачи уже приступили к исполнению его распоряжения и удалились, Стоун и Паркер последовали за ними. Таким образом, никто не услышал бы нас, если бы Виннету стал резко мне возражать (в присутствии других я мог бы почувствовать себя оскорбленным). Итак, я откровенно высказал ему свое мнение и, к моему удивлению, это вовсе не повлияло на него в том смысле, как я ожидал. Он, правда, сурово посмотрел на меня, но ответил спокойным голосом:
– Я ждал этих возражений от своего брата. Он не считает признаком слабости уклоняться от встречи с врагом.
– Ты не так понял меня. Об этом не может быть и речи. Я хотел только сказать, что они не виноваты в случившемся здесь, и было бы несправедливо покарать их за чужое преступление.
– Они в союзе с убийцей и придут сюда, чтобы напасть на нас. Разве этого недостаточно? Разве заслуживают они пощады?
– Нет, по-моему, это не является достаточным основанием. Мне грустно при мысли, что мой брат Виннету впадает в то самое заблуждение, которое должно повлечь гибель всех краснокожих.
– О каком заблуждении думает Разящая Рука?
– Индейцы готовы истреблять друг друга, вместо того чтобы помогать друг другу в борьбе против общего врага. Позволь мне говорить напрямик. Как ты полагаешь, кто хитрее и умнее, краснокожие или бледнолицые?
– Бледнолицые. Я вынужден сказать это, ибо это правда. У белых больше знаний, чем у нас. Они превосходят нас почти во всем.
– Ты прав. Преимущества на нашей стороне. Но ты ведь не обыкновенный, не рядовой индеец. Твой ум отличается остротой, и взгляд твой как телесный, так и духовный проникает глубже, чем взгляд простого воина. Как часто уже свирепствовал томагавк смерти среди индейцев! Ты должен понимать, что это самоубийство, и кто поступает таким образом, принимает участие в нем. Инчу-Чуна и Ншо-Чи убиты белыми, а не краснокожими. Один из убийц скрылся у киовов и сумел уговорить их напасть на вас. Мы должны быть настороже, чтобы отразить нападение, но мы не имеем права истребить пленников, как бешеных собак. Ведь они твои краснокожие братья. Подумай об этом!
Виннету спокойно выслушал меня, протянул мне руку и сказал:
– Разящая Рука воистину искренний друг всех краснокожих. Он прав, говоря о самоубийстве. Я исполню его желание и отпущу на свободу пленных киовов, оставив у себя только убийцу.
– Но как возьмешь ты их в плен? Ведь их больше, чем нас. Или у тебя тот же план, что и у меня?
– Какой у тебя план?
– Заманить киовов в такое место, где они не смогут защищаться.
– Я думаю так же.