сстании индейского племени, жившего на земле дона Аннибала де Сальдибара и о жестоком мщении краснокожих, вследствие которого жена хозяина гасиенды потеряла рассудок.
— Да, все это правда. Когда донна Эмилия выздоровела, она стала питать неумолимую ненависть к индейцам и с этого времени, если говорят правду, преследует их без отдыха, как диких зверей и безжалостно убивает.
— Действительно, это необыкновенно.
— Краснокожие считают эту женщину колдуньей, потому что она благополучно избегает их западни и выходит невредимой из всех схваток. Они питают к ней такой суеверный ужас, что достаточно произнести только ее имя, чтобы привести их в бегство, как видели вы это сегодняшней ночью. И как бы воздавая почтение ужасу, наводимому ею, они прозвали ее тем именем, какое вы слышали.
— Царицей Саванн?
— Да.
— Я часто слышал разговоры индейцев об этом странном создании, которое они считают почти что гением зла и о котором рассказывают самые фантастические и неправдоподобные истории, но, признаюсь, теперь почти не сомневаюсь, что донна Эмилия Сальдибар и Царица Саванн одно и то же лицо.
— Впрочем, я ничего не утверждаю, только повторяю то, что рассказывают.
— Как может быть, что вы, друг дона Аннибала, не знаете этого достоверно?
— Повторяю еще раз, что дон Аннибал скрывает роковую тайну и если случайно при нем говорят об этом странном существе, он сейчас же изменяет тему разговора, предоставляя каждому делать более или менее вероятные предположения.
— Очень хорошо! — отвечал охотник. — Благодарю за объяснения, кабальеро, но клянусь, что я сумею узнать правду от дона Аннибала или, в случае его отказа, от самой виновницы.
— С вашего позволения, кабальеро, я бы не советовал этого. Я не имею права ни останавливать вас, ни подстрекать. Однако, если вы позволите дать вам совет в таком важном деле, я скажу: проникать против желания в тайны, особенно когда они вас не касаются, — неосторожно.
— Благодарю за совет, кабальеро. Но, — сказал он, вдруг меняя тон, остановив лошадь и прикладывая правую руку к глазам, чтобы защитить их от лучей солнца, — кто там едет внизу?
— Где? — спросил граф, останавливая и свою лошадь.
— Там, против нас, всадник, летящий во весь опор.
— Действительно, — сказал граф. — Теперь я начинаю различать его среди облака пыли. — Гм! — пробормотал канадец, заряжая ружье. — Если он один — хорошо. Но на всякий случай нужно принять меры предосторожности.
— Что вы делаете?
— Видите, я приготовляюсь к визиту.
Между тем, всадник быстро приближался к испанцам. Скоро стало возможным различить по костюму и упряжи, что это мексиканец.
На скаку этот человек делал знаки с целью, по-видимому, привлечь внимание путешественников и заставить их ехать к нему навстречу.
— Э! — сказал вдруг граф. — Я не ошибаюсь. Разрядите ваше ружье, кабальеро, это один из моих пеонов. Какая причина заставила графиню отправить ко мне гонца?
— Мы ее узнаем, — отвечал канадец, опуская свое ружье и двигаясь вперед, — так как через пять минут соединимся с ним.
Действительно, через несколько минут всадник присоединился к ним.
Это был пеон с загорелым лицом и коренастым телом. Он был хорошо вооружен и сидел на степной лошади, с которой не может сравниться европейская.
Подъехав к своему господину, он остановился и, почтительно поклонившись графу, вынул из-за пояса мешочек из кожи опоссума, а из него письмо, которое и подал графу.
Тот взял письмо, но прежде чем его вскрыть, посмотрел с плохо скрытым беспокойством на пеона и сказал ему:
— Разве в гасиенде произошло что-нибудь новое, Диего Лопес?
— Ничего, mi amo, по крайней мере, я не знаю!
— Здорова ли сеньора?
— Да, но узнав от посла, отправленного вами из Леон-Викарио, что вы. вероятно, не останавливаясь проедете в гасиенду, она дала мне это письмо и приказала спешить.
— Хорошо! Диего Лопес, ты не обманываешь меня?
— Клянусь раем, сеньор, я сказал вам правду!
— Хорошо, подожди.
Затем, повернувшись к канадцу, он спросил:
— Позволите?
— Письмо, полученное при таких обстоятельствах, должно быть важным, сеньор. Читайте его без промедления.
Тогда граф сломал печать и начал читать письмо. Но едва пробежал он глазами несколько строк, брови его нахмурились, а лицо покрылось смертельной бледностью.
— Что с вами, сеньор? — спросил его с любопытством охотник. — Вы чувствуете себя больным, или это письмо принесло дурную новость?
— Ни то, ни другое, кабальеро, — отвечал граф, делая усилие вернуть свое хладнокровие, — благодарю вас. Это письмо напомнило мне число, которое я не забыл, — увы, — сказал он, — это невозможно, — но которое я, может быть, в данных обстоятельствах пропустил бы. Вместо того, чтобы проводить вас в Леон-Викарио, я должен остановиться в гасиенде. Вы расположены принять мое гостеприимство или желаете в сопровождении Диего Лопеса продолжать свой путь до города?
— Я в вашем распоряжении, сеньор, и сделаю так, как вам угодно, тем более, что мне некуда торопиться. Решайте сами, как хотите.
— В таком случае, мы заедем в гасиенду. Диего Лопес, отправляйся к своей госпоже и предупреди ее о нашем скором прибытии.
Пеон молча поклонился, вонзив шпоры в бока лошади, и поехал.
— Нам некуда торопиться, — сказал граф, — отсюда не более двух миль до гасиенды.
— Я поеду так, как вы хотите, — отвечал охотник, — тем более, что солнце еще высоко.
— Прием, который вы получите, будет печален, сеньор. Семейное горе изгнало, к несчастью, радость из моего дома. Итак, я прошу извинить, если вам покажется суровым прием графини.
Канадец учтиво поклонился, и они продолжили путь.
Приблизительно через час они заметили высокие и крепкие стены обширной гасиенды, выстроенной на вершине холма.
— О! О! — воскликнул канадец, удивляясь солидности этой величественной постройки. — Вот удивительная крепость.
— Это гасиенда, куда мы, сеньор, направляемся и которой я хозяин.
— By goud! Жалею, что мои союзники не владеют этой цитаделью.
— Да, — с улыбкой промолвил граф, — ее положение хорошо выбрано.
— Удивительно: с сильным гарнизоном здесь можно держаться даже против целой армии.
— Увы! Был несчастный день, когда эти крепкие стены, защищаемые гарнизоном храбрых и преданных людей, не могли противиться осаде и разграблению индейцев команчей.
Граф при этих словах глубоко вздохнул.
Наступило молчание.
Охотник попытался изменить тему разговора.
— Но, прости господи, — сказал он, — я не заметил, что эта гасиенда со всех сторон окружена водой.
— Да, река опоясала ее. Наши предки, принужденные постоянно вести борьбу с восстаниями древних обитателей, с трудом переносивших иго, строили настоящие цитадели и принимали всевозможные меры предосторожности на случай нападения. Но вот мы и на берегу реки, вам надо слезть с лошади и войти на паром. Это единственное средство переправиться на другой берег.
— Я подозреваю, — сказал охотник со смехом, — что есть и другое, например, брод, но вы не хотите мне его показать.
— Может быть, — отвечал с улыбкою граф. — Если это и так, разве вы обвините меня?
— Честное слово, нет, — сказал канадец. — Война такая же игра, как и другие, где самый хитрый выигрывает.
Разговаривая, они сошли с коней и передали их в руки солдат. В эту минуту перед ними очутился плот, управляемый двумя пеонами. Они взошли на него и через несколько минут очутились на маленькой набережной, не шире десяти метров.
— Идите! — сказал граф.
Охотник последовал приглашению и стал подниматься по узкой извилистой дорожке, шедшей вокруг холма.
Наконец, после четверти часа такого пути и после нескольких остановок — так крут и труден был подъем — они достигли вершины холма и очутились перед гасиендой, от которой их отделял только ров в шесть метров шириной. Висячий мост, сколоченный из двух досок, позволял перейти пропасть. Наконец, они очутились внутри крепости.
— Э! Э! — пробормотал охотник, бросая проницательный взгляд кругом. — Люди, живущие в этом доме, не надеются, по-видимому, на продолжительный мир.
Глава двадцатая
Диего Лопес
Граф прервал наблюдения охотника.
— Извините, — сказал он, — если мои поступки покажутся вам не совсем вежливыми, но война с минуту на минуту может вспыхнуть между испанским правительством и мексиканскими патриотами, а послы, как вам известно, всегда немного шпионы.
— Это правда! — сказал охотник со смехом.
— Вы понимаете, что я стараюсь дать вам меньше возможности рассмотреть детали укреплений, на которые вы, может быть, через несколько месяцев нападете.
— Черт возьми, это правда, сеньор. Я не подумал об этом, ваша осторожность оправданна.
— Впрочем, — возразил граф, — кроме запрета насчет укреплений, вы не будете иметь повода жаловаться на все остальное.
— Я уверен в этом заранее, сеньор.
— Пойдемте же со мной, я хочу представить вас графине.
— Разве это необходимо? — спросил охотник, осматривая свои грязные и ветхие от долгого употребления одежды.
Граф с удивлением взглянул на него.
— Что вы хотите сказать? — спросил он.
— Гм! Вы знаете, сеньор, — возразил добродушно канадец, — я только неизвестный охотник, годный, может быть, подать руку помощи товарищу в затруднительном положении, но очень неуместный в салоне, особенно в присутствии важной дамы, каковой должна быть графиня.
— Ну, вы шутите, друг мой. Такой человек, как вы, везде уместен. Я уверен, что графиня будет рада познакомиться с вами, а мне вы причините своим отказом сильное огорчение.
— Хорошо, я не буду противиться более, если вы настаиваете.
Он последовал за графом, который, пройдя два широких двора, ввел его в роскошные апартаменты. В их конечной части находился обширный дом, обставленный мебелью с комфортабельной роскошью старой Европы.