Кусочек, который он спел, был приблизительно вот какой:
Что мне делать, интересно,
Поутру?
В чехарду сыграть полезно
С Крошкой Ру, —
Станет талия поуже,
Это мне к лицу. К тому же
Буду прыгать я не хуже
Кен-гу-ру!
А солнце было такое ласковое и тёплое, и камень, который лежал на солнышке уже давно, тоже был такой тёплый, что Пух почти уже решил провести на нём всё утро. И вдруг он вспомнил про Кролика.
— Да, Кролик! — сказал Пух про себя. — Я люблю с ним поговорить. Он всегда понятно говорит. Он не любит длинных, трудных слов, не то что Сова. Он любит простые, лёгкие слова, например: «Закусим» или «Угощайся, Пух!». Да, по-моему, мне надо пойти навестить Кролика!
Тут к песенке прибавился новый кусочек:
Очень мил бывает Кролик
Иногда.
С ним приятно сесть за столик.
Да-да-да!
Тот, кто хочет подкрепиться,
С ним всегда договорится,
Если только торопиться
Не-ку-да!
И, когда Пух спел всё это, он поднялся с камня, вернулся назад на берег и решительно направился к дому Кролика. Но не прошёл он и нескольких шагов, как начал спрашивать себя (ведь больше-то никого рядом не было):
«А вдруг Кролика нет дома?»
«Или вдруг я опять застряну у него в двери на обратном пути, как однажды уже случилось, потому что дверь у него была слишком узкая?»
«Ведь я-то знаю, что я не растолстел, но его дверь вполне могла похудеть!»
«Да, пожалуй, лучше будет…»
И всё это время он незаметно забирал левее и левее… пока не оказался, к своему большому удивлению, у своей собственной двери.
Было одиннадцать часов. Вполне подходящее время, чтобы немножко…
Словом, спустя полчаса Пух направлялся туда, куда ему действительно хотелось отправиться, а именно к Пятачку, и по дороге он утирал губы лапкой и пел довольно пушистую песенку. Вот какую:
Хорошо живёт на свете
Винни-Пух!
Оттого поёт он эти
Песни вслух!
И неважно, чем он занят,
Если он толстеть не станет,
А ведь он толстеть не станет,
А наоборот,
ПО-
ХУ-
ДЕЕТ!
Конечно, напечатанные здесь, эти строки кажутся не особенно хорошими, но Пух, распевая эту песенку в очень солнечное утро, после очень, очень сытного завтрака, был уверен, что это одна из лучших песен, какие он сочинил в жизни. И он пел и пел её в своё удовольствие.
Пятачок копал ямку в земле у Самой своей двери.
— Здравствуй, Пятачок! — закричал Винни-Пух.
— Ой, здравствуй, Пух! — отвечал Пятачок, подпрыгнув от неожиданности. — А я знал, что это ты!
— Я тоже, — сказал Пух. — А что ты делаешь?
— Я сажаю жёлудь, Пух, и пускай из него вырастет дуб, и тут будет много, много желудей у самого дома, а то за ними приходится ходить бог знает куда. Понимаешь?
— А вдруг не вырастет? — спросил Пух.
— Вырастет, потому что Кристофер Робин сказал — обязательно вырастет. Поэтому я его и сажаю.
— Гм, — сказал Пух. — А я тогда… А я тогда посажу соты с мёдом в своём садике, и пускай из них вырастет целый улей.
Пятачок был в этом не вполне уверен.
— Или лучше кусочек сота, — сказал Пух. — Особенно разбрасываться сотами не приходится. Только вот тогда может вырасти не целый улей, а кусочек, да ещё вдруг неправильный кусочек — тот, где пчёлы только жужжат, а мёду не делают. Вот обидно!
Пятачок согласился, что это будет довольно обидно.
— Между прочим, Пух, сажать очень трудно, если ты не знаешь как, — сказал он, — это надо уметь. — И он положил жёлудь в приготовленную ямку, засыпал его землёй и попрыгал на этом месте.
— Я-то умею сажать, — сказал Винни-Пух, — потому что Кристофер Робин дал мне семена коготков и винтиков, нет — гво́здиков! и я их посадил, и у меня теперь возле двери будет настоящий цветник — коготки и гво́здики. Или винтики.
— Я думал, они называются ноготки, — неуверенно сказал Пятачок, не переставая прыгать, — а гво́здики… гво́здики — это, наверно, гвозди́ки!
— Нет, — сказал Пух, — мои цветы называются коготки и винтики!
Попрыгав хорошенько, Пятачок вытер лапки о живот и сказал: «Что мы теперь будем делать?», а Пух сказал: «Пойдём навестим Кенгу, Ру и Тигру», и Пятачок сказал: «Д-д-давай, п-п-пойдём», — потому что он всё ещё немножко побаивался Тигру. Тигра был ужасно прыгучий, и у него была такая манера здороваться, что у вас потом всегда были полны уши песку, даже после того, как Кенга скажет «Тигра, деточка, осторожно!» и поможет вам встать.
Они отправились в путь.
А в этот самый день у Кенги было ужасно хозяйственное настроение. Она решила везде навести порядок и сосчитать всё бельё, и выяснить, сколько осталось у неё кусков мыла, и сколько у Тигры осталось чистых салфеток, и сколько у Крошки Ру осталось чистых передников, так что она выставила их обоих из дому, снабдив Ру пакетом бутербродов с салатом, а Тигру пакетом бутербродов с рыбьим жиром, чтобы они могли славно провести время в Лесу и вести себя как следует.
По дороге Тигра рассказывал Ру (которого это очень интересовало) обо всём, что умеют делать Тигры.
— А летать они умеют? — спросил Крошка Ру.
— Тигры-то? — сказал Тигра. — Летать? Тоже спросил! Они знаешь, как летают!
— О! — сказал Ру. — А они могут летать не хуже Совы?
— Ещё бы! — сказал Тигра. — Только они не хотят.
— А почему они не хотят?
— Ну, им это почему-то не нравится.
Ру никак не мог этого понять, потому что ему-то ужасно хотелось полетать, но Тигра объяснил ему, что надо самому быть Тигрой, чтобы это понять.
— А прыгать? — спросил Ру. — Могут Тигры прыгать, как Кенги?
— Спрашиваешь! —сказал Тигра. — Ещё как! Когда хотят, конечно.
— Ой, как я люблю прыгать! — сказал Ру. — Давай посмотрим, кто дальше прыгнет — ты или я?
— Конечно, я, — сказал Тигра, — только мы сейчас не будем задерживаться, а то ещё опоздаем.
— Куда опоздаем?
— Туда, куда нам надо прийти вовремя, — сказал Тигра, ускоряя шаги.
Вскоре они добрались до ШЕСТИ СОСЕН.
— А я умею плавать, — сообщил Крошка Ру, — я один раз упал в реку и плавал. А Тигры умеют плавать?
— Конечно, умеют. Тигры всё умеют.
— А по деревьям они умеют лазить лучше, чем Пух? — спросил Ру, остановившись перед самой высокой из Шести Сосен и задрав голову.
— По деревьям они лазят лучше всех на свете, — сказал Тигра, — гораздо лучше всяких Пухов!
— А на это дерево они могут влезть?
— Они всегда лазят как раз по таким деревьям, — сказал Тигра. — Целым день лазят: то вверх, то вниз.
— Ой, Тигра, правда?
— А вот сейчас увидишь, — сказал Тигра решительно, — садись ко мне на закорки и увидишь.
Он внезапно почувствовал, что лазание по деревьям — это единственный талант Тигров, в котором он действительно уверен.
— Ой, Тигра! Ой, Тигра! Ой, Тигра! — пищал Крошка Ру в восторге. Он забрался Тигре на спину, и они полезли.
До первого сучка Тигра радостно повторял (про себя): «А мы лезем!»
Добравшись до следующего сучка, он с гордостью сказал (про себя): «Ну, что я зря говорил, что Тигры умеют лазить по деревьям?»
Забравшись ещё выше, он сказал (про себя): «Конечно, это не так легко, что говорить!..»
А ещё повыше он сказал:
— Ведь слезать тоже придётся.
А ещё-ещё повыше:
— А это будет трудновато…
— Если не упасть…
— А зато тогда это, кажется, будет совсем…
— ЛЕГКО!
И как только он сказал «Легко», ветка, на которой он стоял, внезапно сломалась, и он, чувствуя, что падает, едва, едва успел вцепиться в верхнюю ветку… Затем он медленно, медленно поднял голову и зацепился подбородком за эту ветку. Затем подтянул одну заднюю лапу… Потом другую… И, наконец, он сел на эту ветку, тяжело дыша и от души жалея, что он вместо всего этого не попробовал заняться плаванием.
Ру слез с Тигры и уселся рядышком.
— Ой, Тигра, — радостно сказал он, — мы уже на самой верхушке?
— Нет, — сказал Тигра.
— А мы полезем на верхушку?
— Нет, — проворчал Тигра.
— У-у! — сказал Ру довольно грустно, но тут же радостно продолжал:— А здорово это у тебя получилось, когда ты стал понарошку падать, а потом взял и не упал. Давай ещё разок?
— НЕТ!! — прорычал Тигра.
Ру немного помолчал, а потом спросил:
— А можно мы съедим бутерброды, Тигра?
— Давай. А где они? — спросил Тигра.
— Они там внизу под деревом.
Тигра сказал:
— Я думаю, мы лучше их побережём немного.
Так они и сделали.
Тем временем Винни-Пух и Пятачок продолжали свою прогулку. Пух в стихах сообщал Пятачку, что неважно, чем он занят, если он толстеть не станет, а ведь он толстеть не станет; а Пятачок размышлял о том, скоро ли вырастет посаженный им желудь.
— Пух, гляди, — неожиданно пискнул Пятачок, — там на Сосне кто-то сидит.
— Верно, — сказал Пух, с интересом вглядываясь вдаль: — Там какой-то зверь.
Пятачок схватил Пуха за лапу, очевидно, чтобы Пух не очень пугался.
— Это какой-нибудь Хищный Зверь? — спросил он, стараясь смотреть в другую сторону.
Пух кивнул.
— Это Ягуляр, — сказал он.
— А что Ягуляры делают? — спросил Пятачок, в глубине души надеясь, что сейчас они этого делать не будут.
— Они прячутся на ветвях деревьев и оттуда бросаются на вас, когда вы стоите под деревом, — сказал Пух. — Кристофер Робин мне всё-всё про них рассказывал.
— Тогда мы лучше не будем подходить к этому дереву, Пух, а то он ещё бросится оттуда и ушибётся.
— Они не ушибаются, — сказал Пух, — они здорово умеют бросаться.
Однако Пятачка это почему-то не утешило. Он всё-таки чувствовал, что не стоит подходить к дереву, с которого, того гляди, кто-то свалится, хотя бы и очень умело, и он уже собирался побежать домой по какому-то весьма срочному делу, когда Ягуляр подал голос.