В конце концов путешествие завершилось. Красное освещение внутри корабля медленно, неуловимо померкло и так же медленно и неуловимо сменилось всепроникающим ярко-белым светом. Стены, а с ними и все механизмы посветлели и сделались совершенно прозрачными, и Чандон понял, что свет исходит откуда-то снаружи. С неторопливостью зарождающейся вселенной перед ним предстали во всем своем великолепии гигантские образы, сложные и исполненные различных форм. А затем (видимо, чтобы пленников можно было переместить) замедляющий луч выключился, и к Чандону вернулась способность нормально двигаться и мыслить.
Поскольку стена стала прозрачной (возможно, потому, что отключилась двигавшая кораблем сила), Чандон наблюдал прямо сквозь нее поразительную картину: они приземлились посреди ромбовидной площади, окруженной такими грандиозными сооружениями, что самый их вид невыносимо давил на все чувства.
Высоко в огненно-оранжевое небо возносились титанические грушевидные колонны с платформами вместо капителей, скопления загадочных крестообразных башен, противоестественные купола, напоминавшие перевернутые пирамиды; хрупкие с виду спиральные пинакли служили поддержкой массивным террасам; поверх наклонных стен, будто выточенных из бороздчатой горной породы, покоились невероятные скопления архитектурных элементов. Все в этом городе было выстроено из блестящего черного камня – зловещего мрамора, добытого в каком-нибудь сверхкосмическом Аиде. Мучительно тяжелые, мрачные строения закрывали от Чандона солнце, которое, видимо, многократно превосходило яркостью земное.
Ослепленный блеском, ошеломленный колоссальными формами, Чандон чувствовал непонятную тяжесть во всем теле: наверное, сила гравитации в этом мире тоже превосходила земную. Он сосредоточился на том, что творилось прямо перед ним. Теперь стало видно, что ромбовидную площадь заполонили существа, похожие на членов экипажа. Шарообразные насекомоподобные создания со всех сторон спешили к кораблю по темным мостовым. Кольцом вокруг корабля выстроились гигантские зеркала, похожие на замедляющий излучатель. Вновь прибывшие останавливались поодаль, так что между кораблем и зеркалами оставалось свободное пространство, – видимо, туда собирались высадиться члены экипажа вместе с пленниками.
И вот запустился некий скрытый механизм: в сплошной стене открылось огромное круглое отверстие, знакомая искусственная рука выдвинулась вперед и обхватила щупальцами одного из вечных гигантов. Тот не шевелился и не оказывал сопротивления. Его подняли, вытащили наружу и поставили перед кораблем.
Рука втянулась обратно, и все повторилось. Второй гигант успел сообразить, что замедляющий луч не действует, и вел себя не так покорно, как его товарищ. Он вяло сопротивлялся и, когда щупальца обхватили его, разросся, выпустил ложноножки и лучевые пальцы и принялся осторожно ощупывать опутавшую его сеть. Через несколько мгновений он уже стоял снаружи подле первого.
И в это же самое время с третьим начали происходить невероятные метаморфозы. Чандон словно присутствовал при явлении некоего божества, которое мириады лет пребывало в уединении, а теперь наконец открыло свою истинную суть, проклюнувшись из бесформенного материального кокона. Застывший сталагмит молниеносно преобразился в многоликую форму, составленную из пламени и облаков. В один миг грянуло светопреставление: гигант раздался вширь и ввысь, изменил самую свою суть, отрастил органы, какие могли возникнуть лишь на сверхматериальной стадии эволюции. В одно это мгновение уместились миллиарды лет звездной и планетарной жизни, медлительной алхимии атомов.
Осмыслить происходящее Чандон не мог. Такую трансформацию обычные человеческие органы чувств воспринять не в состоянии. Он увидел, как над ним воздвигся некто, как этот некто заполнил собой корабль, уперся в прозрачный изогнутый потолок, а потом под действием неимоверной силы судно раскололось на тысячу сверкающих, будто стеклянных, осколков, которые разлетелись во все стороны с пронзительным визгом живых тварей в агонии.
Не успели последние осколки упасть на ромбовидную площадь, как цилиндр Чандона, подхваченный невидимой могучей рукой, вознесся из-под обломков. Может, гигант поднял его одной из своих нечеловеческих конечностей, а может, цилиндр подкинуло под воздействием магнитного поля – этого Чандон так никогда и не узнал. Потом он помнил лишь обрывки: яркий свет, ощущение, будто он парит в воздухе, и внезапно нахлынувшую легкость, когда на него перестала действовать сила гравитации неведомой планеты. Цилиндр взмыл на непонятную высоту (среди чуждого пейзажа определить расстояние было трудно) и надежно пристроился на облакоподобном плече гиганта из безвременья, словно причалив к далекому, безопасно парившему в вышине островку.
Чандон уже не в силах был ни дивиться, ни пугаться. Взирая на происходящий катаклизм, как во сне, он отдался на волю творившегося у него на глазах чуда. Сидя на своем небесном наблюдательном посту, он видел высоко над собой голову, похожую на верхушку огромного облака, и сияющие штормовыми солнцами глаза гиганта, который расколол транстемпоральный корабль и непокорным джинном воспарил над его обломками.
Далеко внизу на черной ромбовидной площади суетились серебристые шарообразные существа. А потом оттуда, стремительно набухая облаками чудовищных взрывов и оглушительными жуткими вихрями, рванули вверх еще два гиганта и встали плечом к плечу с первым. И однако, окружающие строения оказались выше непокорной троицы: пламенеющее небо застили спиральные зубцы с массивными террасами, темными стражами трансгалактического ада высились вокруг перевернутые пирамиды и крестообразные башни.
На Чандона обрушились тысячи ощущений: он чувствовал безграничную божественную энергию, что пробудилась от вечного сна и с неимоверной мощью расцвела в обычном временном потоке. Чувствовал, как сопротивляются ей, как стремятся ее подчинить силы чужого мира, дисгармоничные и зловещие. Сам огненный пульсирующий свет здесь был деспотичным и враждебным, давили чернотой огромные купола и колонны – будто мрачные и злобные Енакимы беззвучно лупили по сознанию тысячью тупых молотов. Стоявшие внизу машины закрутились и устремили в небеса сияющие циклопические взоры, вперив в облачных гигантов ледяные лучи. Через равные промежутки времени небо вспыхивало белым, будто горизонт освещали отсветы миллионов раскаленных наковален, и Чандон ощущал сверхнизкое вибрирующее громыхание, похожее на лязг колоколов, грохот сталкивающихся миров – эти мрачные звуки обрушились на него отовсюду.
Строения вокруг потемнели – они вбирали в себя еще больше злобной черноты, а потом направляли ее на гигантов, чтобы притупить их чувства. А за всем этим, за всеми физическими ощущениями Чандон улавливал гипнотическую волю, что беспрестанно накатывала черными волнами, билась о барьеры его собственной, пыталась подчинить разум, поработить и чудовищно исказить самые его мысли. Онемевший землянин, захваченный потоком чуждых кошмарных образов, уловил транслируемые ему нечеловеческие ненависть, межзвездную злобу. Даже камни, из которых были воздвигнуты циклопические строения, вторили разумам шарообразных существ, стараясь сломить Чандона и гигантов из безвременья!
Смутно, постепенно пришло понимание: Чандон должен не просто покориться серебристым существам, но стать их рабом и выполнять любую их волю. Его и троих гигантов вытащили из безвременья не просто так: они должны помочь своим пленителям в чудовищной войне, бушевавшей в этом самом мире. Как человечество использует в качестве оружия смертоносной силы взрывчатые вещества, точно так и двухголовые хотели использовать энергию вечных гигантов против своих соотечественников – врагов, которые в остальном были равны им по силе! Двухголовые вызнали тайный путь через далекие измерения и, проявив поистине демоническую дерзость, пробрались в вечный мир, чтобы совершить невиданное похищение. Существа полагали, что Чандон тоже принадлежит тому миру и обладает волшебной энергией божественных великанов.
Волны злобы всколыхнулись еще выше. Чандон почувствовал, как они захлестывают его, затопляют. Четкой телевизионной картинкой возник в мозгу образ врага, на которого его пытались натравить. Землянин видел раскинувшиеся вдалеке долины, неописуемые ландшафты, громадины густонаселенных нечеловеческих городов в лучах раскаленного солнца больше альфы Скорпиона. На мгновение он ощутил ненависть к этим просторам и городам, холодную и невообразимую в своей нечеловечности злобу.
А потом его будто подняли над черными волнами чужой воли. Он высвободился из цепкой гипнотической хватки и больше не чувствовал инородных эмоций; исчезли образы, которые насильно пихали ему в голову, пришло чудесное облегчение. Теперь ему не было страшно; он как будто оказался в сердцевине непроницаемой сферы, куда ничто не могло вторгнуться.
Со своего горнего престола Чандон наблюдал, как троица демиургов, с презрением взирая на суетящихся внизу пигмеев, еще больше выросла, превзойдя самые высокие шпили. Через мгновение перед ним как на ладони предстал весь многоярусный чернокаменный Вавилон, чьи улицы были запружены серебристыми существами, – гигантский мегаполис, опоясанный дорогами, за которым раскинулись необъятные просторы чуждой планеты.
Чандону каким-то образом стали ведомы мысли гигантов: те оглядывали незнакомый мир, чьи нечестивые обитатели возомнили, будто смогут подчинить себе их безграничную мощь, и мгновенно осмысливали то, что видят. Чандон почувствовал мимолетный приступ любопытства, быстро сменившийся беспредельным гневом, и почувствовал, как гиганты приняли окончательное решение.
Осторожно, неспешно, будто пробуя неведомые пока им самим силы, троица начала разрушать город. Из головы белого богоподобного существа, на плече которого стоял цилиндр, вылетел алый огненный диск – он раскрутился, расширился, превратился в огромное пламенное колесо и рухнул на шпиль одного из самых высоких строений. Очертания аномальных куполов и перевернутых пирамид задрожали и развеялись подобием черного дыма. Контуры зданий поплыли, засияли, посыпались струйками песка, и эти струйки, дрожа, взлетели ввысь, ритмично расходясь ужасающим исполинским куполом, побелели и сгинули в невыносимо яркой вспышке.