И тут Эйбон наконец вспомнил нелепое имя.
– Хзиулкуоигмнзхах! – с трудом выговорил он.
Несомненно, результат едва ли мог считаться приемлемым с точки зрения местных стандартов, но Эйбону, с тем речевым аппаратом, которым он располагал, очевидно, удалось не оплошать, ибо существо уставилось на него своими перевернутыми глазами чуть менее сонно, чем раньше, и даже удосужилось вымолвить нечто, что выглядело попыткой улучшить произношение колдуна. Эйбон гадал, удастся ли ему когда-нибудь выучить этот язык, а выучив, освоить произношение. Впрочем, то, что его поняли, уже было неплохо.
– Зотаккуа, – промолвил он и повторил имя трижды, торжественно и распевно, словно произносил заклинание.
Перевернутое создание слегка расширило глаза и снова поправило Эйбона, произнеся слово в совершенно особой, неописуемой манере, пропуская гласные и выделяя согласные. Затем постояло еще немного, задумчиво разглядывая колдуна. Наконец оно подняло руку длиной в эль и показало вдоль берега, где среди холмов был виден выход в долину, а затем отчетливо произнесло загадочные слова:
– Икхуи длосх одхклонкх.
Пока Эйбон размышлял над смыслом сего необычайного речения, существо отвернулось и принялось подниматься по широким ступеням к довольно поместительной пещере с колоннами на входе, которую Эйбон не заметил раньше. Не успело существо скрыться в пещере, как колдуна приветствовал верховный жрец Морги, нашедший его по следам в пепле.
– Презренный колдун! Омерзительный еретик! Я тебя арестую! – величаво промолвил Морги.
Эйбон удивился, если не сказать больше, однако тут же успокоился, увидев, что Морги прибыл в одиночестве. Эйбон вытащил меч из закаленной бронзы и улыбнулся.
– Советую тебе выбирать слова, Морги, – сказал он. – К тому же твоя идея арестовать меня несколько не к месту, ибо мы с тобой находимся на Сикраноше, откуда до Мху Тулана и казематов храма богини Йундэ много миллионов миль.
Судя по всему, услышанное не доставило Морги особенной радости. Он оскалился и пробормотал:
– Полагаю, это все твое проклятое колдовство.
Такое возмутительное предположение Эйбон предпочел проигнорировать.
– Я только что говорил с одним из богов Сикраноша, – высокопарно промолвил он. – Божество, имя которому Хзиулкуоигмнзхах, велело мне отправиться в указанном им направлении, дабы исполнить доверенную мне миссию и передать его послание. Предлагаю тебе забыть о наших мелких дрязгах и последовать за мной. Разумеется, ничто не мешает нам перерезать друг другу глотки или выпустить друг другу кишки, ибо мы оба вооружены. Однако в сложившихся обстоятельствах это кажется мне чистым ребячеством, не говоря о том, что это бессмысленно и бесполезно. Живыми мы принесем друг другу больше пользы в этом странном непознанном мире, где лучше действовать сообща.
Морги нахмурился и задумался.
– Хорошо, – буркнул он, – я согласен. Но предупреждаю, что по возвращении на Мху Тулан я от тебя не отстану.
– Об этом нам пока нечего беспокоиться, – возразил ему Эйбон. – Так мы идем?
Два гиперборейца продвигались вперед по узкой тропе, что вела в долину от озера из жидкого металла вдоль холмов, чья растительность становилась тем обильнее и гуще, чем ниже они спускались. Эту долину указало Эйбону перевернутое двуногое. Морги, дознаватель по призванию, забрасывал его вопросами:
– Кем или чем было то странное существо, которое скрылось в пещере, когда я с тобой заговорил?
– Это был бог Хзиулкуоигмнзхах.
– А кто он, этот бог? Признаюсь, я никогда о нем не слыхал.
– Дядя Зотаккуа по отцовской линии.
Морги замолчал, издав звук, который походил на подавленный чих или недовольное восклицание. Впрочем, спустя некоторое время он не выдержал и спросил:
– А в чем заключается твоя миссия?
– Все выяснится в свое время, – с достоинством ответствовал Эйбон. – Я не уполномочен говорить о ней до поры. У меня есть послание от божества, которое я должен доставить кому следует.
Против воли Морги был впечатлен.
– Полагаю, ты знаешь, что делаешь и куда идешь. Можешь хотя бы намекнуть, куда мы направляемся?
– Это тоже будет явлено в надлежащее время.
Холмы плавно спускались в лесистую долину, флора которой заставила бы земного ботаника схватиться за голову. Под последним из холмов неожиданно начиналась узкая дорога, уходившая вдаль. Эйбон решительно ступил на нее, – впрочем, выбора у него не было, ибо заросли каменных кустов и деревьев вскоре стали непроходимыми. Эйбон и Морги двигались вдоль зазубренных сучьев, походивших на связки дротиков и кинжалов, лезвий и игл.
Вскоре гиперборейцы заметили на дороге большие круглые следы с отметинами длинных когтей, однако не стали делиться друг с другом своими опасениями.
Спустя час или два путешествия по пружинящей под ногами тропинке из пепла, по обеим сторонам которой щетинилась растительность, напоминающая ножи и капканы, странники вспомнили, что проголодались. Морги так спешил схватить Эйбона, что не позавтракал; Эйбон же, стремясь избегнуть ареста, допустил тот же промах. Они присели на обочине, и колдун поделился со жрецом едой и вином. Впрочем, ели они экономно, ибо припасы были ограниченны, а местность вокруг вызывала сомнения в том, что им удастся вскорости раздобыть что-нибудь съедобное.
С новыми силами они продолжили путь и вскоре заметили впереди удивительное чудище, которому, очевидно, принадлежали многочисленные круглые следы. Чудище разлеглось на дороге, протянув задние ноги по направлению к путешественникам и загораживая им путь. У него были мириады коротеньких задних конечностей, но гиперборейцы понятия не имели, как выглядят передние и на что похожа голова.
Эйбон и Морги сильно перепугались.
– Еще одно твое божество? – попытался разрядить обстановку Морги.
Эйбон не ответил. Однако мог ли он ударить в грязь лицом? Колдун храбро выступил вперед и выкрикнул: «Хзиулкуоигмнзхах!», стараясь, чтобы прозвучало как можно внушительнее. Одновременно он выхватил меч и ткнул им между роговыми наростами, которые покрывали задние конечности чудища.
К их величайшему облегчению, животное продолжило путь по дороге, а гиперборейцы последовали за ним; когда сороконожка замедляла шаг, Эйбон повторял оказавшееся столь полезным заклинание. Морги взирал на него с некоторым почтением.
Таким манером они продвигались еще несколько часов. Громадное светящееся тройное кольцо все еще пересекало зенит, однако на удивление маленькое и холодное солнце уже прошло его и теперь клонилось к западу. Лес вокруг по-прежнему щетинился острой металлической листвой, но теперь от главной дороги, по которой шагало чудище, начали ответвляться тропинки и обходные пути.
Стояла тишина, за исключением топота многочисленных ножек их неуклюжего проводника; на протяжении миль ни Эйбон, ни Морги не произнесли ни слова. Верховный жрец все больше сожалел о поспешности, с которой последовал за Эйбоном сквозь панель; Эйбон горевал, что Зотаккуа не показал ему проход в какой-нибудь другой мир. От размышлений их отвлек шум низких бубнящих голосов, раздавшихся на дороге впереди чудища. В гуле нечеловеческих гортанных криков и карканья различались упрек и порицание, точно сварливая барабанная дробь, – чудище явно подвергалось поношениям со стороны неких невообразимых существ.
– И что дальше? – спросил Морги.
– Все будет явлено в надлежащее время, – ответствовал Эйбон.
Лес скоро поредел, и ведьминские завывания стали громче. Продолжая следовать по стопам гигантской сороконожки, которая нехотя продвигалась по дороге перед ними, путешественники неожиданно выступили на открытое пространство, и перед ними предстала живописная сцена. Чудище, которое явно отличалось покорностью, безобидностью и глупостью, съежилось перед группой созданий размером с человека, вооруженных лишь кнутами с длинными рукоятками. Эти создания, хоть и были двуногими, а их анатомия не так поражала воображение, как анатомия существа, которое Эйбон повстречал у озера из жидкого металла, все же выглядели весьма необычно: голова и тело представляли собой единое целое, а уши, глаза, ноздри, рты и другие органы неизвестного назначения располагались в произвольном порядке на груди и животе. Странные создания были полностью обнажены, смуглы и без всяких признаков растительности на теле и конечностях. Позади них высились постройки, которые плохо соотносились с человеческими понятиями об архитектурной симметрии.
Эйбон храбро выступил вперед, в то время как Морги скромно последовал за ним. Безголовые создания перестали бранить свое безропотное чудище и уставились на землян с выражением, которое трудно было разобрать из-за странного расположения черт лица прямо на туловище.
– Хзиулкуоигмнзхах! Зотаккуа! – звучно промолвил Эйбон. Затем, выдержав паузу надлежащей длины, продолжил: – Икхуи длосх одхклонкх!
Результат был поистине впечатляющим – а чего еще ожидать от столь могущественного заклинания? Сикраношцы, отбросив свои кнуты, склонились перед колдуном так низко, что их глазастые и носатые туловища почти коснулись земли.
– Я исполнил миссию – я доставил послание, которое передал мне Хзиулкуоигмнзхах, – сказал Эйбон жрецу.
Несколько сикраношских месяцев два гиперборейца были почетными гостями многочисленного, почтенного и добродетельного народа, называвшего себя бхлемфроймами. Эйбон, в отличие от Морги обладавший способностями к языкам, далеко продвинулся в изучении местного диалекта. Его знания об обычаях, поведении, идеях и верованиях бхлемфроймов вскоре стали исчерпывающими, однако вскоре то, что поначалу очаровывало, стало источником разочарования.
Покрытое роговыми наростами чудище, которого они с Морги столь храбро вернули хозяевам, оказалось домашней тягловой скотиной: чудище заплутало среди металлической растительности в пустынной местности, окружавшей Вхлоррх, столицу бхлемфроймов. Почтение, с которым местные приветствовали Эйбона и Морги, было всего лишь проявлением благодарности за возвращение домашней скотины, а вовсе не реакцией, как полагал Эйбон, на произнесенные им священные имена и внушающую ужас фразу: «Икхуи длосх одхклонкх». Существо, которое колдун повстречал у озера, действительно оказалось божеством по имени Хзиулкуоигмнзхах; в ранних мифах бхлемфроймов содержались также невнятные упоминания о Зотаккуа. Впрочем, местные, кажется, были настроены весьма материалистически и давно перестали поклоняться богам и приносить им жертвы, хотя всегда упоминали о них с несколько отстраненным уважением и никогда не богохульствовали. Эйбон выяснил также, что слова «икхуи длосх одхклонкх» принадлежали языку, на котором боги общались между собой и который бхлемфроймы успели забыть. Однако язык этот по-прежнему изучало соседнее племя, йдхимы, которые традиционно продолжали почитать бога Хзиулкуоигмнзхаха и его родню.