В кабинет вошла Оля.
— Ух ты, Герман, а кому ты такой подарочек купил? — она кивнула на фирменный пакетик с духами.
— Тебе, Оль, на память о расследовании, — Герман с опаской протянул ей подарок.
— Ух ты! — опять воскликнула Оленька и тут же открыла коробку. — Никогда не нюхала «Шанель № 5»!
В тот вечер они нарезали Оливье, запекли курицу, открыли шампанское.
— Да здравствует королева! — провозгласил тост Герман.
— Как минимум до следующего Рождества! — засмеялась Оля. — Ведь англичанки обычно умирают под Рождество.
А Герман посмотрел на тарелку, на которую он к Олиному удивлению положил пару сэндвичей с огурцом, трижды про себя сказал «тьфу, тьфу, тьфу» и мысленно передал привет Холмсу.
Ресторан повышенной готовности
Денек радовал: январское солнце не просто светило, а и грело, небо слепило глаза безоблачной синевой, чайки горделиво прохаживались по ограде набережной… Кроме того, в списке плюсов у Германа в тот день стояло следующее: крайне малое количество туристов, полное отсутствие преступлений, на которые его следовало бы вызывать в подмогу дежурному, и, конечно, судмедэксперт Оленька, сидевшая напротив.
— Герман, а я вот, прости, хотела спросить, — прервала молчание Оля, — ты стал следователем по велению души или это у тебя наследственное? Я своим решением стать судмедэкспертом шокировала родню! — она поставила чашку с капучино на стол и с любопытством уставилась на коллегу.
— Можно сказать, что наследственное. Отец служил в милиции, здесь же, в нашем городке. Дедушка был военным. Его с бабулей помотало по стране. В итоге его сюда перевели. А занимался он всякими кляузами и жалобами. Работенка та еще! Компьютеров не было в помине, и дедушка писал от руки ответы на многочисленные письма, которые поступали в его ведомство.
— Так все плохо было? — удивленно спросила Оля.
— Нет, — засмеялся Герман. — Но, представь, со всего Союза писали обиженные. Кто про что — бывали весьма курьезные случаи. А отвечать будь любезен всем! Иногда деду приходилось собственное расследование затевать: выяснять, все ли верно в жалобе изложено, чтобы не наказать невиновных. Прадеда после революции позвали служить новой власти. Он был знающим юристом — такие всегда ценятся. Так что, вполне можно сказать, что я потомственный. После армии мне предложили поступать в школу милиции без экзаменов. Отец дал добро, сказав, что особо выбора у меня нет: либо в милицию идти, либо в бандюки податься. Такое время было.
Оля призадумалась на минуту и продолжила «допрос»:
— А про более давних родственников ты не в курсе? Я про прадедушку со стороны отца ничего не знаю. Никаких следов. И дальше все обрывается.
— Мне больше повезло, — кивнул Герман. — Слышал даже о своем прапрадеде. Скажу честно, история выглядит немного неправдоподобно. Боюсь, с годами она обросла не существовавшими подробностями. Однако точно известно, что прапрадед был шеф-поваром одного из лучших московских ресторанов!
— Ого! — изумилась Оля. — А что в этой истории неправдоподобного? — тут она расхохоталась. — То, что ты готовить совсем не умеешь? Так прапрадед — это слишком далекая родня. Все гены ушли на способности разгадывать преступления!
Герман хмыкнул: верно, кулинар из него тот еще.
— Нет, Оль, дело не в этом. Прапрадед, хоть и работал шеф-поваром, умудрился попасть в любопытную ситуацию. Представь, однажды ему пришлось применить навыки детектива. Кстати, с прапрабабушкой он познакомился в Париже. Интересно, что звали прапрадеда Германом. У нас через одного по отцовской линии этим именем называли: меня, деда и прапрадеда. Слушай, а ведь прапрабабушка была твоей тезкой!
— Ой, Герман, а ты ту историю помнишь? Правда-правда, жутко интересно послушать! Получается, раз твой прапрадед раскрыл преступление, его гены ты тоже унаследовал!
— Наверное, начну все-таки с его знакомства с прапрабабушкой Олей. Ведь вторая история является продолжением первой… Короче, поехал мой прапрадед на Всемирную выставку в Париже. В тот год там построили огромный ресторанный павильон и объявили среди ресторанов эдакий марафон. Вроде, он назывался «Ресторанные гонки»…
Поезд, окутанный облаком пара, мчался в сторону Парижа. Два вагона было отведено государю-императору с его семьей и свитой, третий вагон — под ресторан для государя, четвертый — столовая для прислуги, в пятом располагалась кухня, а еще три вагона занимали работники ресторана. На выставку везли шеф-повара, его помощников по кухне, официантов и, конечно, мэтра, которому поручалось следить за порядком и принимать гостей. За время пути следовало не только умудряться кормить государя и иже с ним, но и готовиться к ресторанной гонке.
Герман Игнатьевич Радецкий нервничал. Сначала на его голову свалились гонки. А ведь сначала он тихо-мирно собирался угощать чаем с бубликами посетителей выставки, вечерами прогуливаясь по любимому Парижу. Потом напасть обрушилась куда более серьезная. Дело в том, что государева повара свалила с ног жесточайшая простуда, и вместо Жан-Жака Крутона в поезд взяли ресторан Германа Игнатьевича с ним, естественно, во главе. В итоге, всю дорогу пришлось одновременно решать две задачи: готовиться к соревнованиям и готовить государю. А государь-то не один! С ним семейство, помощники, охрана и слуги. Занервничаешь тут.
С виду про Германа Игнатьевича сразу и не скажешь, что повар: росту богатырского, подтянут, в плечах широк. На кухне, правда, как и все шеф-повара, громогласен и характером крут. Несмотря на относительную молодость — а стукнуло Герману Игнатьевичу тридцать пять — подчиненные его уважали и даже любили. Карьера шеф-повара одного из лучших московских ресторанов складывалась стремительно. Сначала он, вопреки воле матушки и батюшки, отправился в Париж учиться высокому кулинарному искусству. Вся родня считала, что потомственный военный должен продолжать дело отцов и дедов. Поварешкой махать — то не солидно, а в какой-то степени и оскорбительно. В доме родителей издавна главной на кухне была Степанида. Если кто из ее помощников шалил или еще как бесчинствовал, она упирала мощные руки в не менее мощные бока, затем медленно вытирала их о фартук, вечно замызганный кровью очередной жертвы ее кулинарных изысков, брала скалку… В тот момент проштрафившемуся следовало бежать со всех ног, потому что скалкой Степанида охаживала пребольно.
В Париже Герман учился и работал несколько лет. Начинал с самых низов — посуду драил на кухне. Но приглядывался, принюхивался и постоянно пробовал новые блюда. В конце концов, его взяли на должность соусье в знаменитый «Ле Фуке». Количество книжечек, в которые Герман записывал рецепты, возросло в несколько раз. Однако, по возвращению, на родине не спешили признать его успехи. Но в один прекрасный день, когда Герман, служивший от отчаяния официантом, обслуживал богатого посетителя, тот взял и пригласил его помочь провести прием. Помещик Каперс-Чуховской имел в Москве дом, но наведывался в город редко. Ему хотелось позвать гостей, устроить пышный прием, поразив столичных знакомцев.
На следующий день Герман пришел в особняк Каперс-Чуховского.
— Пошли, брат, покажу тебе свои владения. Заодно кухню посмотрим и комнату, где накрывать стол будем, — похлопав Германа по плечу, предложил хозяин. — Повара я уже нашел, помощников он приведет. Тебя же попрошу сервировать всякую посудину по высшему классу, а как гости придут, подавать все на стол в нужной очередности. Я, брат, привык ложкой орудовать, а вот эти всякие выкрутасы с разными приборами терпеть не могу. Готовит и подает мне Марфа. Сама такая же темень, как и я. Зато борщи и рассольники варит… — тут Каперс-Чуховской вздохнул и еще раз от души хлопнул Германа по плечу. — Однако сейчас не до борщей. Надо мне народ созвать балованный всякими французскими излишествами. Короче, не подведи!
Совершенно неожиданно подвел помещика новый повар. На день приема ему назначили готовить важному чину из военного ведомства, а таким людям отказывать нельзя — это тебе не деревенщине помочь пыль в глаза столичной аристократии пустить.
— И что мне теперь делать прикажете?! — заламывал руки Каперс-Чуховской, с ужасом погладывая на Германа, который педантично раскладывал многочисленные вилки, ножи и ложки самых разных размеров и форм, заказанных им согласно собственному усмотрению. Столовые приборы были настоящего серебра с инкрустированными на ручках инициалами «КЧ».
— Могу я приготовить ужин, — тихо встрял Герман в паузу между страдальческими выкриками. — Только помощники мне понадобятся. Больно народу вы много наприглашали.
— Ты? Готовить?
Герман кратко пересказал историю своего обучения, а также назвал количество рецептов, коими овладел. Короче говоря, прием он провел с парижским шиком. А Каперс-Чуховской загорелся желанием открыть в своем имении настоящий французский ресторан, куда шеф-поваром, конечно, пригласил Германа. Кто только не съезжался в дальний саратовский уезд! В итоге, к великому сожалению помещика, Германа сманили в лучший московский ресторан, во главе которого он и ехал в Париж на Всемирную выставку.
Пора было проверить, все ли готово к ужину. Герман Игнатьевич лично инспектировал работу своих помощников, потому как государь-император с семейством — это вам не ресторация Каперс-Чуховского, со всем к нему уважением. Шеф-повар подошел к столу:
— Сукно подстелил? — спросил он, проводя ладонью по белоснежной поверхности скатерти.
— Обижаете, Герман Игнатьевич, все как велели делаем.
— Смотри, у тебя большая ваза с цветами закрывает малую с фруктами! Соблюдение правильности в симметрии превыше всего в сервировке стола! Так, а где розовые рюмки под рейнвейн?
— Простите! Запамятовал! — официант побежал к буфету с посудой, а Герман Игнатьевич самолично переставил вазы.
Государев стол обслуживало три официанта: один носил кушанья из кухни и ставил их на приборный стол, второй брал блюдо с приборного стола и обносил сидящих за столом, третий обносил соусами и другими сопутствующими блюдам принадлежностями. Кроме того, в вагоне-ресторане присутствовал специальный человек для перемены тарелок и приборов, а также столовый дворецкий, заранее оговаривавши