— Попрошу допустить к участию, Герман Игнатьевич. Прибыл из Санкт-Петербургского инженерного корпуса. Специализация — ресторанное дело, — отрапортовал он. — Эрнест Аркадьевич Цвет, имею ряд изобретений, внедренных на кухнях лучших рестораций Санкт-Петербурга.
Ольга Михайловна оторвалась от своего блокнота.
— Я тоже вам сдам свой список.
— Вы умеете готовить? — не удержался Бобрыкин. — Разве корреспонденткам не претит проводить время за вышиванием и готовкой?
— Современные женщины не отвергают кулинарное искусство, — парировала девушка. — Они лишь выступают за равные права мужчины и женщины на кухне…
— Давайте к делу, — прервал спор Герман Игнатьевич. — Рады вашему участию, Ольга Михайловна и Эрнест Аркадьевич, — он вынул часы из кармашка жилетки. — На моих сейчас четверть шестого. Прошу без четверти шесть вернуться сюда со списком блюд.
Как ни хотелось прогуляться по Парижу, все честно разбрелись по галерее выполнять задание шефа. Ровно через полчаса перед Германом Игнатьевичем положили несколько листков бумаги.
— Давайте посмотрим, что у нас получилось. — Он хмыкал, перебирал листочки, что-то отмечал карандашом. — Ваня Жуков, ты какой молодец! Осетр пойдет!
— А я как подумал-то, — объяснил свой выбор юный работник кухни, — зазря что ли я лед ему с каждой станции таскал. Надо использовать! Опять же, как вспомню вашего, Герман Игнатьевич, осетра по-царски… Эх, прям слюнки текут! И смотрится он у вас на столе шибко солидно! Господам французам нос утереть!
Все удивились длинной речи обычно молчаливого Ванятки, но его патриотический порыв поняли. Выбор и правда был хорош: мало того, что осетр действительно смотрелся на столе отлично, обладал великолепным вкусом, так еще и не водилось никаких осетров в речке Сене — значит, блюдо не просто изысканное, но для французов вполне деликатесное.
Подойдя к огромному стеклянному коробу, в котором возлежала на льду почти двухметровая рыбина, Герман удостоверился, что осетр вполне свеж и три дня продержится. Сей холодильник был новшеством, которым ресторан снабдили в Москве, дабы не рыскать по Парижу в поисках необходимого. В стеклянный короб следовало регулярно класть лед, который давал не просто холод — вкупе со специальным ионизатором, тот выдавал холодный пар, сохранявший продукт в свежести особенно долгий срок. Осетра изначально хотели подавать государю в поезде, но из-за большого размера решили оставить до нормальной ресторанной кухни. А государь в плане рыбы прекрасно обошелся навагою, стерлядкой и судаком.
— Осетра вашего можно вполне засунуть в электропечь, прибывшую с моим грузом, — откашлявшись, предложил Эрнест Аркадьевич.
— Воспользуемся, — кивнул Герман Игнатьевич и продолжил просмотр своих пометок. — Хороша идея с поросенком, фаршированным гречкой и грибами. Гречки не знают за пределами нашего Российского государства, а уж с поросенком пойдет совсем хорошо. Простите, Ольга Михайловна, но ваш списочек не годится вовсе. Сэндвичи с огурцом и сыром пармезан хороши для подачи в Великой Британии, да и то, боюсь, не в качестве plats de résistance. Опять же, помидор с моцареллой и листиками базилика… Посему двинемся дальше. Неплохой вариант — гусь, фаршированный яблоками и черносливом с моченой брусникой. Все в наличии есть. Отлично!
— Для экономии времени предлагаю еще с вечера поставить поросенка готовиться в медленноварку, — опять встрял Эрнест Аркадьевич.
Кое-кто вспомнил, как недавно весь Петербург смеялся над этим, с позволения сказать, изобретением. В каждой русской избе такая «медленноварка» стоит. И называется она — русская печь. Ставит в нее хозяйка с утра или вечера горшок, и томится в нем еда, сколько нужно, и не остывает.
— Хм, а ведь у нас тут с вами русской печки нет, — заметил Герман Игнатьевич. — Положим поросенка в вашу медленноварку, Эрнест Аркадьевич. Времени мало, да и людей тоже. Не будем забывать, друзья мои, что часть наших работников помогают французским поварам готовить для государя-императора, несколько человек готовят для посетителей выставки. Основные силы бросим на осетра. Поросенка засунем с вечера в медленноварку… Не посохнет он там, Эрнест Аркадьевич, как мыслите?
— Не должен. У меня там специальное управление. Все отрегулирую в лучшем виде!
— Так, гуся в новую печь, которая нагревает магнитными волнами. Господин Попов переделал ее из своей радиостанции, хотя, по слухам, и сам не понимал, как она работает. Ваня, пока проверь все продукты, будь добр. Количество согласно рецептуре я тебе напишу.
Накануне первого тура ресторанной гонки, казалось, все шло как по маслу. Продукты Герман Игнатьевич проинспектировал, удостоверившись в их наличии и свежести. Однако, когда шеф-повар сел в четыре часа по полудню попить чаю, на кухню ворвался Ваня с криками:
— Порось пропал! Порось пропал!
— Как пропал? — Герман Игнатьевич аккуратно поставил чашку на блюдце и нахмурился. — Только ж пару часов назад в клетке сидел.
— Я и говорю — пропал порось наш! А мы одного порося привезли, — Ваня чуть не плакал, вытирая рукавом потный лоб. — Я везде искал, всех пораспрашивал. Французы, правда, по-нашему не изъясняются, но я им похрюкал — они поняли, Герман Игнатьевич. Не видали! Пропал порось!
— Так, Ваня, успокойся. Зови сюда, кто тут у нас сегодня есть.
Выяснилось, что к клетке с поросенком никто не подходил и близко. После инспекции продуктов она стояла в закутке, где лишенный солнечного света коротал время осетр в своем холодильнике. Осетр был на месте, поросенок сгинул.
— Ладно, на нет и суда нет, — постановил Герман Игнатьевич. — Дольше искать будем. Снарядить надо кого-нибудь на местный рынок. Французского поросенка купим. Думаю, они с нашими мало отличны. Только хрюкают картаво.
— Герман Игнатьевич, уж небось все закрыто, — пролепетал Ваня.
— Господин Бобрыкин, разузнайте, будьте любезны, где сейчас можем раздобыть поросенка. Если надо, съездим за город. Только адресочки раздобудьте местных помещиков.
Ольга Михайловна, доселе стоявшая поодаль и делавшая пометки в своем блокноте, выступила вперед.
— Поедемте в моей машине. То есть, в машине господина Каперс-Чуховского. Так будет однозначно быстрее. Извозчика сейчас в Париже не отыщешь, минибусы битком набиты. Машиной точно быстрее управимся.
Долго ездить по Парижу не пришлось. Знакомец Бобрыкина из русского посольства дал адрес женщины с окраины, у которой сам частенько брал свинину. Визжащего на всю ивановскую поросенка засунули в машину и повезли в русский павильон. Долго потом парижане и гости Всемирной выставки вспоминали, как по улицам ехал тарахтящий автомобиль, выпуская клубы пара, а из заднего окна торчало поросячье, визжащее рыльце. Нижнюю часть тушки изо всех сил удерживал Ваня Жуков, одетый в красную рубаху и картуз. Из уважения к местному населению крепких бранных слов он не употреблял, но после, помогая мяснику разделывать поросенка, впервые жалости к животному не испытывал, а где-то даже чувствовал удовлетворение.
На следующий день, наказав постоянно следить за наличием поросенка в медленноварке, Герман Игнатьевич лично приступил к приготовлению осетра. Тот, конечно, сначала «брыкался», пытаясь вырваться на свободу, но был угомонен, выпотрошен, посолен, поперчен, обмазан выжатым чесноком, сбрызнут лимоном. В то же время готовились слоеные корзиночки, которые предполагалось заполнить красной икрой и выложить на поднос с рыбой. Эрнест Аркадьевич подключал огромную электропечь. В итоге, когда она заработала, внутри замелькали синие разряды тока, напоминавшие молнии на грозовом небе…
Осетра засунули внутрь. Неожиданно он изогнулся, подпрыгнул, будто его поймали на удочку, а он пытался вырваться. Его бросило на дверцу электропечи, и та, не выдержав удара здоровенной рыбины, распахнулась.
— Держи его! — крикнул Герман Игнатьевич, видя, как выпотрошенный осетр выскакивает на пол кухни.
— Подобный случай был описан писательницей Мэри Шелли, — прокомментировала Ольга Михайловна.
Пока народ дружно возился с рыбиной: кто пытался оглушить ее молотком для отбивания мяса, кто поднимал с пола хвост и снова ронял его, кто подпихивал тушку обратно к электропечи, Ольга Михайловна установила треногу с фотоаппаратом и начала фотографировать, ослепляя борющихся с осетром вспышкой.
— Будьте любезны прекратить съемку! — крикнул Герман Игнатьевич. — Не видим же ничего! Все равно такое публиковать нельзя!
— Простите, что было описано писательницей? — тихо спросил оставшуюся без дела корреспондентку Бобрыкин.
— Оживление мертвого путем гальванизации. Эрнест Аркадьевич у нас прямо-таки доктор Франкенштейн! — с восхищением произнесла Ольга Михайловна. Бобрыкин ничего не понял, но не стал показывать свою неосведомленность перед женским полом.
— Да что ж такое! — возмутился Ваня Жуков. — Опять мне рыбьей мордой в харю тычут!
В это время осетра удалось водворить обратно в электропечь. Он дернулся пару раз, но снова возродиться к жизни ему не удалось.
— Пойдемте вымоемся, господа, — махнул рукой Герман Игнатьевич. — Видок у нас с вами слегка не комильфо.
С гусем, слава богу, никаких приключений не случилось. К пяти часам пожаловало жюри. Мосье Нё де Канар был высок, сутул и тощ. На длинном носу у него красовались очки, в руках он держал крохотный блокнотик, в котором критик постоянно делал пометки. Ел он с таким видом, словно пробовал не отравлено ли блюдо. Мосье Мишлен, напротив, был низкого роста, тучен и приветлив. Он постоянно улыбался и ничего не записывал.
Результаты первого тура русский ресторан не сильно обрадовали, но и не огорчили, принимая во внимание случившиеся казусы. Из десяти оставшихся ресторанов лидировал японский, на второе место попал немецкий, а на третьем оказался «Вилла Савуар». Четвертым жюри назначило американцев, которые, по слухам, сервировали нечто странное. Выглядело блюдо так: половинка булки, на ней котлета из говядины, потом томатный соус, затем кольца лука, а сверху вторая половинка булки. Вторым блюдом была та же располовиненная булка, но с сыро