— Элла песню про папу, бросившего дочку, написала, — произнес Игорь. — Ему отдала, песню написать. Думаете, это случайно? Может, она узнала что-то? Уж больно странное совпадение.
Женщина совсем обмякла. В ее глазах застыли слезы.
— Совпадение. Это совпадение. Она хотела сначала Лисняку отдать. Но Лисняк плохо умеет раскручивать певцов. А Регода на все концерты их пропихивает. Ей посоветовали ему отдать сначала. Если много запросит, то уже тогда искать другие варианты. Причем, он ругал текст ужасно, — она ухмыльнулась. — Но ведь Регода любое вытягивает. Кстати, и денег не запросил! Еще бы! — она сжала кулаки.
— Почему «еще бы»? — зацепилась за последнюю фразу Оля.
— Этот гад спал с ней! Он сделал ее своей любовницей! Обещал превратить ее в звезду!
— Лариса знала?
— Не-е-т! Что вы! Зачем терять мешок с деньгами! Эллочке квартиру снял, чтобы спокойно встречаться. Она, дурочка, надеялась, он пить бросит… А я сначала не догадывалась, кто это. Но Элла мне, на всякий случай, сделала дубликат ключей от квартиры. Я решила съездить, посмотреть хоть на новое жилище дочки. Заодно пирожки ее любимые сделала… Открыла дверь. А они там. Меня не увидели, — она вздохнула. — Я и ушла.
Женщина встала, выпрямила плечи и, посмотрев прямо в глаза Николаеву, произнесла:
— Я его убила. Меня никто не заметил. Я даже не ожидала, что так легко окажется. Внизу не спросили билета — я сказала, что по пригласительному. Мест в зале свободных было полно. Меня и пропустили. Тем более, концерт уже шел. За кулисами я там бывала раньше. Помогала на репетиции Элле переодеваться. Прошла в первую гримерку. Он там сидит. Думала, искать придется — а он тут. Лыка уже не вязал. «Проходи, — кричит, — налью!» И за бутылку. Я гарроту накинула и… задушила. Он не пикнул… Только хрипел и то не долго. Бросила гарроту и ушла. Там у них есть лестница из буфета. Меня никто поэтому и не видел. Я случайно про нее узнала — тоже на репетиции. Заблудилась и вышла на нее.
— Простите, а как вы о таком замысловатом способе удушения узнали? — не выдержал Герман.
— Я историк по образованию. Очень увлекалась Испанией. Одна курсовая была даже посвящена оружию и методам пыток. На репетиции увидела барабаны и струны. Вспомнила. Забрала домой. Тут уж, при помощи интернета соорудила.
Элла плакала в кабинете Николаева.
— Я знала, что это сделала мама. И я догадалась, почему, — всхлипывая говорила она. — Мне просто сразу вспомнилось, откуда я родом и откуда Владислав. Я его не любила, но мне приятно было его внимание. К тому же, Лариса — противная. Хотелось ей нос утереть… А маму я заметила. Когда она выходила из гримерки Регоды, я еще стояла в коридоре после выступления. Со мной кто-то заговорил, но боковым зрением я ее увидела. Не успела ни догнать, ни набрать ей — спросить, что стряслось. Вы ведь практически сразу его обнаружили. А я-то не предполагала, что мама сделала. Но после того, как выяснилось, что Регода убит, я все поняла. А уж про гарроту, когда сказали… Я вспомнила мамино увлечение Испанским оружием. И мама у меня вполне задушить в силах. Она, когда тесто месит, я всегда удивляюсь, сколько сил у нее в руках… Я старалась выглядеть спокойной. Не показывать, как переживаю — и за маму, и за Славу… — она опять заплакала.
Нравилось ему петь. В этот раз человеческая жизнь преподнесла ему сюрприз: он превратился в певицу! Ну и ладно, что пожилую и не особо популярную. Ему было все равно! «Нам песня строить и жить помогает!» — распевала тихонько Серова-Неземная, шагая по аллеям кладбища после похорон композитора Регоды.
— Не особо ты расстраиваешься, — догнал ее Лесняк. — Ты вообще какая-то странная в последнее время.
— А чего печалиться? Вся жизнь впереди — надейся и жди! А Регоду все равно никто не любил. Только Эльку жалко.
— Ей это на пользу пошло. Теперь она известная певица. Скандалы подогревают интерес публики, — проворчал Лисняк. — Пошли что ли помянем? У меня коньячок дома.
— А пошли! — и Ольга Владленовна схватила Руслана под руку. — Вперед, мой друг, вперед!
В кустах ей померещилась скелетица с арфой, но такие глюки не мешали наслаждаться жизнью в теле и возможностью петь!
В рассказе использованы арии из оперы П. И. Чайковского «Пиковая дама», а также отрывки из недописанных песен автора.
В поисках золотой рыбки
Погода стояла ужасная. С моря дул сильнейший ветер так, что уши закладывало от его завываний, а рекламные щиты норовили сорваться и, в лучшем случае, расплющить припаркованную машину, а в худшем — придавить случайного прохожего, который вышел, несмотря на предупреждения МЧС, прогуляться. Гигантские волны обрушивались на берег. Иногда брызги долетали до тротуара, обдавая неприятной, соленой, холодной водой. Герман шел вперед, в прямом смысле слова, наперекор погоде. Машину ему не дали из-за отсутствия таковой — уехала еще днем, увозя начальство на совещание. Пришлось добраться до последней остановки на автобусе, а дальше общественный транспорт не ходил: эллинги располагались на отшибе и, несмотря на построенные вокруг маленькие гостиницы, туристам приходилось либо топать до места проживания пешком, либо брать такси. Впрочем, в основном они приезжали в эти края на своих машинах, зная о своеобразии выбранного места для отдыха.
Летом до эллингов Герман часто гулял в охотку: красивое побережье, не изгаженное массовым туризмом, ласкало взгляд; крикливые чайки нагло прогуливались по дикому пляжу, прикрикивая друг на друга, как на рынке; бездомные собаки с чипом на болтающемся ухе трусили по своим делам, не удосуживаясь даже гавкнуть на проходившего мимо человека. Однако, когда лето заканчивалось и начинались дожди, дорогу размывало — становилось ужасно грязно, и не каждая машина могла пробраться в те края. Гостинички пустовали, кафе стояли закрытые, а вот в эллингах кто-то всегда жил, несмотря на осенне-зимние холода. Были постройки, обитаемые на постоянной основе и практически легально. Но многие сдавались только на лето. И после туда заселялись бомжующие элементы или путешествующие хиппари, не обращавшие внимание на удобства, а точнее, на их отсутствие…
Размышления Германа, топавшего по лужам к эллингам, прервал звонок мобильника.
— Да, Оль, — отозвался он, увидев номер судмедэксперта. — Дела? Хреново дела. Иду в ад… Да, блин, сигнал отсюда поступил от какой-то хипперши. Говорит, мужик лежит мертвый в одном из эллингов. Тут еще и адресов нет. Сейчас дойду, буду ей звонить — она обещала встретить у гостиницы «Морское раздолье» и провести… Тебе ехать? По-хорошему, если мужик, действительно, мертв, а не пьян в дупель или обкурен до бессознательного состояния, ты нужна. Я сейчас дойду и наберу тебе. Придется ехать — бери такси. Тут все развезло, и погода — дрянь.
Вскоре показалась искомая гостиница. Ярко-розовый фасад плохо гармонировал с темным от туч небом, зато несколько десятков метров до и после «Раздолья» были заасфальтированы. Спрятавшись под козырьком возле входа в гостиничку, Герман набрал номер хипперши.
— Здравствуйте. Я по вашему сигналу. Стою возле входа.
Женщина пришла минут через пять, точнее, приехала на велосипеде. Велосипед мотыляло из стороны в сторону, но управлялась она с ним ловко, лавируя между колдобинами и объезжая особо большие лужи. По асфальту хипперша пронеслась, будто рвалась к финишу на велогонках, и чуть ни на ходу спрыгнула на землю, остановившись возле клацавшего зубами от холода Германа. Таким образом, перед ним материализовалась женщина неопределенного, но точно немолодого, возраста, с фиолетовыми дредами на голове. Она была очень худощава. На ногах красовались высокие грубые ботинки на толстой подошве, на теле — несколько разноцветных хламид разной длины и толщины.
— Привет! — гаркнула она. — Пошли, тут недалеко.
Продолжать ехать на велосипеде хипперше, видимо, не позволила совесть: стало неудобно перед представителем власти, шедшем пешим ходом. Герман решил времени не терять и, несмотря на завывания ветра и сумасшедшие крики чаек, попробовал пораспросить попутчицу.
— Так, расскажите подробнее, что произошло? — прокричал он.
— Тело! Тело лежит в соседнем эллинге!
— С чего вы взяли, что это труп? Может, выпил человек лишнего или еще чего? И как вас зовут, простите? В журнале не записано, — Герман уже пожалел о том, что не дотерпел с разговором до помещения: в горло залетал ледяной ветер, прерывая речь на полуслове, и слышно было плоховато, несмотря на попытки говорить громче.
Хипперше тоже беседа давалась с трудом.
— Давайте дойдем до меня! Я расскажу! Потом к нему пройдем! — мудро предложила она.
— Сначала к нему! Мне необходимо удостовериться, труп это или не труп, вызывать ли бригаду. Пока будем их ждать, вы и доложите. Если не труп, то и докладывать нечего!
Минут через десять они дошли до нужного места. Эллинги там стояли совсем близко к воде. Дощатые помосты постоянно накрывали волны и для прохода оставалась лишь узкая полоска дорожки, засыпанная местными асфальтовой крошкой. Несмотря на бушующую непогоду, возле некоторых эллингов сидели за пластиковыми, летними столиками жители, кутаясь в пледы и попивая горячее красное вино, а то и чего покрепче. Хипперша помахала им рукой и остановилась возле деревянной халупы.
— Здесь! Вот, смотрите! — Она толкнула дверь. — Было открыто, дверь мотало туда-сюда. Я и заглянула. На полу мужик лежит. Всё в крови.
И в самом деле, Герман сразу увидел крупное тело, распластавшееся по деревянному полу, успевшему пропитаться кровью. Он прошел внутрь и пощупал пульс. Сомнений не оставалось: мертвее не бывает. И отчего бы мужик ни умер, следовало вызывать подмогу.
— Пойдемте к вам. Вызову народ, а вы мне пока все и расскажете, — предложил Герман.
Хипповская халупа выглядела куда солиднее: в два этажа, утепленная, и даже неплохо обставленная.
— Оформляли? — кивнул на окружающую обстановку Герман. — Жаль ведь будет расставаться с таким помещением.