-- Ужь предоставь мнѣ, душа моя, поступимъ въ этомъ дѣлѣ такъ, какъ мнѣ велить моя совѣсть. Съ моей стороны было бы непростительнымъ эгоизмомъ обращать мою печаль въ помѣху твоимъ удовольствіямъ.
-- Но, тетушка, я право не дорожу подобнаго рода удовольствіями.
-- Ну, это вздоръ, душа моя. Ты должна ими дорожить. Какъ же ты пристроишься, если не станешь дорожить ими?
-- Но, милая тетя, вѣдь я уже пристроилась.
-- Какъ? воскликнула мистрисъ Гринау съ изумленіемъ, чуть ли не предполагая, что рѣчь идетъ о тайномъ бракѣ, котораго она до сихъ поръ и не подозрѣвала.-- Ну нѣтъ, это пустяки; гдѣ жъ ты пристроена? И хотѣла бы я знать, когда ты успѣешь пристроиться, если я позволю тебѣ жить отшельницей въ такомъ мѣстѣ, какъ Ярмутъ? Тутъ-то и глядѣть дѣвушкѣ въ оба, чтобы не прозѣвать свою судьбу.
Тщетно старалась Кэтъ охладить ее порывъ.
-- Полно, душа моя, и слышать ничего не хочу. Я знаю свою обязанность въ отношеніи къ тебѣ и намѣреваюсь свято исполнить ее. Какъ я уже сказала тебѣ, для себя лично, я ничего не ищу въ обществѣ, всѣ свои утѣхи я схоронила вмѣстѣ съ моимъ безцѣннымъ другомъ. Сердце мое растерзано, и ничто уже его не залечитъ. Но я не хочу приносить тебя въ жертву своей скорби. Для тебя, Кэтъ, я заставлю себя выѣзжать.
-- Но, милая тетя, что скажутъ въ свѣтѣ, что вы такъ рано начали выѣзжать?
-- Я ни въ грошъ не ставлю мнѣніе свѣта. Какое мнѣ до него дѣло? Я ни отъ кого не завишу, благодаря своему кроткому агнцу, оставившему мнѣ сорокъ тысячъ фунтовъ. А при такомъ наслѣдствѣ не очень-то заботятся о мнѣніи свѣта... Нѣтъ, Кэтъ; я буду поступать такъ, такъ мнѣ велитъ моя совѣсть. Я сдѣлала все, зависящее отъ меня, чтобы ты весело провела здѣсь время, а тамъ, свѣтъ можетъ толковать, сколько ему угодно.
Посѣтители, одинъ за другимъ, являлись въ домъ на площади Монпелье, и Кэтъ только дивилась многочисленному знакомству своей тетушки. Голова у нея шла кругомъ, и она съ трудомъ могла отличать людей, дѣйствительно знавшихъ мистрисъ Гринау въ прежнее время, отъ такихъ, которые являлись къ ней въ первый разъ. Такой-то былъ знакомъ съ такимъ-то, который, въ свою очередь, зналъ того-то, и это считалось достаточною рекомендаціею, съ тою только оговоркою, чтобы наличный "нѣкто" завѣдомо имѣлъ на своей сторонѣ преимущества богатства или общественнаго положенія. Мистрисъ Гринау умѣла дарить чарующими улыбками изъ подъ своего вдовьяго чепца. По чести, она тогда бываетъ прехорошенькая, писала Кэтъ Алисѣ. Но она въ то же время умѣла и хмурить брови, и не задумываясь, отклоняла всякую попытку сближенія со стороны лицъ, денежныя обстоятельства которыхъ считались незавидными.
-- Милая тетя, сказала Кэтъ однажды утромъ послѣ прогулки, какъ вы отдѣлали этого капитана Бельфильда!
-- Какой онъ капитанъ? Онъ былъ только лейтенантомъ въ то время, когда 97-й полкъ стоялъ въ Манчестерѣ, а я увѣрена, что съ тѣхъ поръ ему негдѣ было взять ни одного шиллинга, чтобы купить себѣ повышеніе.
-- Но здѣсь его, по видимому, всѣ знаютъ.
-- То-то и есть, что знаютъ его не такъ хорошо, какъ я. Каково нахальство,: позволить себѣ сказать мнѣ въ лице, что я очень авантажна! Ничего такъ не возмущаетъ меня, какъ подобныя выходки со стороны какого нибудь общипаннаго гуся, которому нечѣмъ расплатиться даже съ своей прачкой!
-- Но, тетушка, откуда же вы знаете, что капитанъ Бельфильдъ не платитъ своей прачкѣ?
-- Я знаю больше, чѣмъ ты думаешь, моя милая. Ужъ это мое дѣло. Если бы я не разузнавала про людей, какъ же бы могла я руководитъ тобою въ выборѣ поклонниковъ?
Тщетно Кэтъ протестовала противъ такой, болѣе чѣмъ материнской, заботливости. Тщетно выставляла она на видъ сваей теткѣ, что ей уже подъ тридцать лѣтъ, и что она вотъ уже лѣтъ десять, какъ живетъ своимъ умомъ; ничто не помогало. Кэтъ начинала сердиться; но разсердить мистрисъ Гринау не было никакой возможности. Кэтъ говорила, отложивъ всякія шутки въ сторону; но мистрисъ Гринау перебивала ея рѣчи, какъ нестоющія вниманія. Вѣдь, Кэтъ была бѣдна и засидѣлась въ дѣвушкахъ; изъ этого само собою слѣдовало, что она желаетъ, какъ можно скорѣе, выйдти замужъ.
Но зная слишкомъ мало свою тетку, она не рѣшалась говорить съ ней откровенно; придетъ время, она ее короче узнаетъ и тогда онѣ поладятъ другъ съ другомъ.
А пока мистрисъ Гринау рѣшилась не жалѣть ни себя, ни своего кошелька, чтобы пристроить Кэтъ, и намѣревалась быть настоящимъ дракономъ тамъ, гдѣ ея племянницѣ грозила опасность со стороны такихъ невыгодныхъ обожателей, какъ капитанъ Бельфильдъ.
-- Признаюсь, Кэтъ, я просто не понимаю тебя, сказала она ей однажды утромъ за завтракомъ.
-- Чего вы не понимаете, тетушка?
-- Вчера ты танцовала всего два раза въ цѣлый вечеръ, и изъ этихъ двухъ разовъ -- одинъ съ капитаномъ Бельфильдомъ.
-- Это потому, что мнѣ хотѣлось разспросить его объ этой бѣдной женщинѣ, которая стираетъ на него и не можетъ допроситься своей платы.
-- Что за вздоръ, Кэтъ: вѣдь я знаю, что ты и не подумала объ этомъ спрашивать. Досадно, мнѣ, право, на тебя!
-- Но чѣмъ же можетъ быть для меня опасенъ капитанъ Бельфильдъ?
-- А чѣмъ онъ можетъ быть для тебя полезенъ? вотъ въ чемъ вопросъ. Подумай, душа моя, года уходятъ. Что говорить, ты до сихъ поръ великолѣпно сохранилась; нельзя ничего представятъ себѣ свѣжѣе и милѣе твоего личика, особенно съ тѣхъ поръ, какъ ты стала купаться въ морѣ...
-- Полноте, тетушка, престанемте объ этомъ говорить.
-- Отчего же, душа моя, и не сказать правды? Но, признаюсь, я еще не встрѣчала дѣвушки безпечнѣе тебя. Когда же ты станешь думать о замужествѣ, если ты на хочешь объ этомъ позаботиться теперь?
-- Успѣю еще подумалъ о замужествѣ, когда придется покупать вѣнчальное платье.
-- Вотъ ужъ это вздоръ, сущій вздоръ. Хотѣла бы я знать, какъ ты обзаведешься, вѣнчальнымъ платьемъ, когда ты до сихъ поръ не позаботилась обзавестись мужемъ. Если я не ошибаюсь, мистеръ Чизсакеръ приглашалъ тебя вчера танцовать?
-- Да, онъ приглашалъ меня, когда вы разговаривали съ капитаномъ Бельфильдомъ.
-- Мнѣ-то, моя милая, капитанъ Бельфильдъ не можетъ повредить. Отчего же ты не пошла танцовать съ мистеромъ Чизсакеромъ.
-- Стану я танцовать съ этимъ неуклюжимъ норфолькскимъ фермеромъ, который ни въ чемъ, кромѣ скотоводства, понятія не имѣетъ,
-- Душа моя, да ты вспомни, что вся эта земля, до послѣдняго акра, его собственная; слышишь ли, до послѣдняго акра! И еще не далѣе, какъ прошлою весною, онъ купилъ новую ферму за тринадцать тысячъ фунтовъ. Да эти джентльмены-фермеры за поясъ заткнутъ любаго сквайра. А главное, нѣтъ на свѣтѣ людей, которыхъ бы такъ легко можно было обработать.
-- Вотъ это, такъ подлинно говоритъ въ ихъ пользу.
-- Еще бы! и очень.
Мистрисъ Гринау не понимала шутокъ тамъ, гдѣ у нея были вовсе не шуточныя заботы на умѣ.-- Завтра онъ долженъ сопровождать насъ на пикникъ, и я надѣюсь, что ты съумѣешь удержать его своихъ кавалеромъ. Ты займешь такимъ образомъ почетное мѣсто, такъ какъ онъ взялъ на себя всѣ вина для пикника. Онъ подцѣпилъ гдѣ-то этого Бельфильда, который будетъ въ числѣ гостей; но если твое имя хоть разъ будетъ названо рядомъ съ именемъ этого человѣка, ты можешь считать свое дѣло въ конецъ испорченнымъ, по крайней мѣрѣ въ Ярмутѣ.
-- Я вовсе и не желаю, чтобы меня называли рядомъ съ капитаномъ Бельфильдомъ, отвѣчала Кэтъ, и вслѣдъ за тѣмъ погрузилась въ чтеніе своего романа.
ГЛАВА VIIIМИСТЕРЪ ЧИЗСАКЕРЪ.
Ярмутъ не представляетъ никакихъ удобствъ для пикника. Необходимая обстановка пикника: зеленая травка, деревья, неровная мѣстность. Ни одному изъ этихъ условій не удовлетворяло мѣсто, избранное для предстоявшаго увеселенія, неподалеку отъ Ярмута. То была однообразная, ровная мѣстность, на берегу моря. Кругомъ ничего не виднѣлось, кромѣ песку и воды; нигдѣ ни клочка зелени; старая, полуопрокинутая лодка должна была замѣнить столовую, и мистеръ Чизсакеръ взялъ всѣ расходы по установкѣ скамей, столовъ и по сооруженію навѣса.
Мистеръ Чизсакеръ могъ по праву называться хозяиномъ пикника. Мистеръ Чизсакеръ ставилъ отъ себя вина, лодки, музыкантовъ и сигары. Но мистрисъ Гринау обѣщалась позаботиться о съѣстныхъ припасахъ, и раздѣляла съ самимъ хозяиномъ праздника подобавшую ему честь. Она уже цѣлыхъ десять дней была знакома съ мистеромъ Чизсакеромъ, и успѣла сойдтись съ нимъ на короткую ногу. Мистеръ Чизсакеръ былъ толстый, румяный господинъ, лѣтъ сорока пяти, холостякъ и, по всѣмъ примѣтамъ, дамскій угодникъ. Лѣта не оставили на его наружности другихъ слѣдовъ, кромѣ небольшой плѣши и сѣдины, кое-гдѣ пробившейся въ его бакенбардахъ. Онъ былъ душою и тѣломъ преданъ сельскому хозяйству, и въ то же время слегка стыдился своей профессіи въ тѣхъ кружкахъ, которые принималъ за великосвѣтскіе. Въ довершеніе его характеристики мы должны сказать, что онъ былъ вовсе не прочь отъ тѣхъ почестей, которыя обыкновенно воздаются туго набитому и щедро раскошеливающемуся карману. Онъ таки охотникъ былъ угостить васъ обѣдомъ и потомъ похвастать, что вотъ-де, какой онъ обѣдъ задалъ. "Ѣздилъ я намедни, говаривалъ онъ, съ молодымъ Гримсби. (Вы, конечно, слыхали про гадервикскаго Гримсби? Такъ это его сынъ). Онъ чуть не загналъ у меня гнѣдую кобылу. Ну, да это пустяки. Я на другой же день далъ ему опять свою лошадь." Нѣсколькихъ дней было достаточно для мистрисъ Гринау, чтобы свести съ мистеромъ Чизсакеромъ короткое знакомство, и пронюхать то обстоятельство, что вся земля его фермы, до послѣдняго акра, составляетъ его безспорную собственность.
-- Мнѣ нейдетъ оффиціально выступать учредительницей праздника, сказала она ему. Вѣдь это, не правда ли, было бы неловко въ настоящемъ моемъ положеніи.
-- Да, пожалуй, что не совсѣмъ ловко. Но ничто не мѣшаетъ вамъ пріѣхать на праздникъ.
-- Я такъ и намѣрена сдѣлать, мистеръ Чизсакеръ. Не лишить же мнѣ мою милую дѣвочку, изъ-за моей горести, всѣхъ удовольствій, свойственныхъ ея возрасту. Я бы этого себѣ никогда не простила. Что до меня касается, то, само собою разумѣется, ничто уже меня не веселитъ.