-- Вѣрю, вѣрю вамъ, проговорилъ мистеръ Чизсакеръ, придавая своему лицу задумчивое выраженіе.
-- Какое ужь теперь веселье? И мистрисъ Гринау утерла слезу. Конечно, если принять только въ соображеніе мои года, то я еще могла бы отплясывать не хуже всякой другой...
-- Что и говоритъ, могли бы, мистрисъ Гринау!
-- Но женщинѣ ужь не до веселья, когда сердце ея лежитъ въ могилѣ.
-- Не вѣкъ же это будетъ, мистрисъ Гринау.
Мистрисъ Гринау покачала головою, какъ бы не зная, что на это отвѣтить. Слѣдовало бы сказать, что на вѣкъ, но она не хотѣла омрачить столь печальнымъ заявленіемъ общую веселость.-- Итакъ, продолжала она, я считаю, что лучшимъ способомъ уладить это дѣло, будетъ намъ съ вами взяться за него вдвоемъ. Вы какъ думаете?
Мистеръ Чизсакеръ думалъ, это будетъ безспорно лучшимъ способомъ.
-- Ну и прекрасно; я возьму на себя обѣдъ и пирожное, а вы платите за вино и за лодки.
-- И за музыку, добавилъ мистеръ Чизсакеръ. Всѣ расходы, какіе тамъ могутъ представиться на мѣстѣ, я также беру на себя. Мистеръ Чизсакеръ пуще всего хлопоталъ, чтобы которая нибудь изъ его щедротъ не прошла незамѣченной.
-- За все это, если вы согласны, я плачу съ вами пополамъ. Но мистеръ Чизсакеръ на это никакъ не согласился. Онъ не жалѣлъ расходовъ; ему только хотѣлось довести ихъ до всеобщаго свѣденія.
-- Только послушайте, мастеръ Чизсакеръ: вѣдь музыкантовъ я хотѣла отъ себя нанять, продолжала мистрисъ Гринау.
-- И слышать объ этомъ не хочу, мистрисъ Гринау.
-- Но это я, собственно, къ тому говорю, что я предпочла оркестръ Блаугарда. Другой, какъ бишь его, Флыэта, никуда не годится на открытомъ воздухѣ.
-- Быть по вашему! Мы возьмемъ Блаугарда, воскликнулъ мистеръ Чизсакеръ, и взялъ Блаугарда. Мистрисъ Гринау была охотница въ подобныхъ мелочахъ поставить на своемъ. Хотя и не подлежитъ никакому сомнѣнію, что сердце ея лежало въ могилѣ.
Въ утро, назначенное для пикника, мистеръ Чизсауеръ явился на площадь Монпелье въ сопровожденіи капитана Бельфильда, бѣлье котораго, на этотъ разъ по крайней мѣрѣ, не имѣло никакихъ внѣшнихъ признаковъ раздора между капитаномъ и его прачкой. Онъ былъ одѣтъ въ матросскую куртку, изукрашенную множествомъ мѣдныхъ пуговицъ; остальной же нарядъ тоже былъ поддѣланъ подъ фасонъ матросскаго. Въ рубашкѣ у него блистали дорогія запонки, на рукахъ были желтыя перчатки. Одѣтъ онъ былъ вообще безукоризненно, и сердце мистера Чизсакера сжалось при встрѣчѣ съ этимъ джентльменомъ. Онъ былъ статный мужчина, ростомъ безъ малаго въ шесть футовъ; волосы, бакенбарды и усы были у него темные, почти черные, того подозрительнаго чернаго цвѣта, при видѣ котораго у внимательнаго наблюдателя тотчасъ же возымеютъ представленіе о парикмахерской лавкѣ. Черты лица у него были красивыя и правильныя, одинъ носъ только начиналъ принимать оттѣнокъ, изобличавшій не совсѣмъ умѣренную склонность къ буйнымъ увеселеніямъ. Впрочемъ въ общей сложности онъ былъ видный мужчина, на вкусъ тѣхъ, кому нравится подобнаго рода красота.
Мистеръ Чизсакеръ тоже былъ одѣтъ матросомъ. Его куртка, сдѣланная изъ болѣе грубой матеріи, сидѣвшая гораздо мѣшковатѣе, быть можетъ, ближе подходила къ настоящей матросской курткѣ. Но сравненіе съ Бельфильдомъ было до того невыгодно для мистера Чизсакера, что онъ сталъ самому себѣ просто противенъ.-- Ну, исполать тебѣ, Гусъ, воскликнулъ онъ, ишь какъ расфрантился!-- Здѣсь будетъ у мѣста замѣтить, что капитану Бельфильду было дано при крещеніи имя Густава.
-- Будто! а я и не замѣтилъ, отвѣчалъ капитанъ.-- Мой портной прислалъ мнѣ все это добро, говоритъ, что такъ носятъ. Если хотите, я помѣняюсь съ вами. Но гдѣ же было Чизсакеру натянуть на себя куртку капитана? Бѣднякъ пошелъ своею дорогой, проклиная самого себя. Читатель конечно не забылъ, что мистрисъ Гринау очень неблагосклонно отзывалась о капитанѣ Бельфильдѣ въ разговорѣ съ племянницей, это впрочемъ, не помѣшало ей въ настоящемъ случаѣ принять его съ самою привлекательною улыбкою. Отъ того ли, что она успѣла перемѣнитъ свое мнѣніе о немъ, отъ того ли, что она подавляла свое личное чувство изъ уваженія къ мистеру Чизсакеру, который завѣдомо находился въ дружескихъ отношеніяхъ съ капитаномъ, только улыбка ее рано сіяла для обоихъ джентльменовъ. Они застали ее окруженною корзинами съ провизіей; мистрисъ Джонсъ и Жанета суетились около нея, подавая то то, то другое. Изъ предосторожности она повязала простой кухонный передникъ; во всемъ остальномъ она ни на шагъ не отступила отъ своего обычнаго глубокаго траура. И вотъ она, печальная вдовица, всего только четыре мѣсяца тому назадъ схоронившая своего мужа, хлопочетъ, разторопная и щедрая, запасаясь всевозможными сластями для предстоявшаго пиршества. Минуту спустя, она готова присѣсть на одну изъ корзинъ, только что наполненныхъ ею, и повести рѣчь, задаваясь слезами, о своемъ усопшемъ праведникѣ. Можетъ, это кому и придется не по нраву, да ей-то какое дѣло? Впрочемъ, что касается мистера Чизсакера и капитана Бельфильда, все это нравилось имъ, какъ нельзя болѣе.
-- Ахъ, мистеръ Чизсакеръ! Вы меня застаете въ расплохъ! Капитанъ Бельфильдъ! Какъ вамъ нравится мои передникъ? Не правда ли, онъ мнѣ къ лицу?
-- Что бы вы ни надѣли, мистрисъ Гринау, вамъ все къ лицу.
-- Ахъ, полноте, не говорите такъ; Вѣдь вы знаете... Ну да не будемъ объ этомъ упоминать; для нынѣшняго дня мы отгонимъ отъ себя всѣ печальныя мысли. Не такъ ли, мистеръ Чизсакеръ?
-- О, да, конечно. Только вотъ дождя бы не было.
-- Дождя не будетъ; къ чему заранѣе объ этомъ безпокоиться. А вотъ что, мистеръ Чизсакеръ: не отправить ли намъ Жанету впередъ? Она можетъ ѣхать въ телѣжкѣ съ провизіей. Вѣдь вы, я знаю, большіе пріятели съ Жанетой.
-- Мы очень рады, будемъ Жанетѣ, отвѣчалъ мистеръ Чизсакеръ.
-- Премного благодарна, серъ, отвѣчала Жанета, присѣдая.
-- Жанета, берегись, чтобы мистеръ Чизсакеръ не вскружилъ тебѣ голову. Да смотри, веди себя хорошенько и не оставайся, сложа руки. Ну-съ! Чего бы намъ еще не запамятовать? Капитанъ Бельфильдъ, передайте-ка мнѣ этотъ окорокъ. Нѣтъ, нѣтъ, сами его не кладите въ корзину, перевернули его не той стороною. Ай, ай, ай! вы чуть не опрокинули мнѣ пирогъ изъ абрикосовъ! При передачѣ блюдъ, между капитаномъ и вдовою завязалась лета пантомимная игра, которая, видимо, не совсѣмъ пришлась по сердцу мистеру Чизсакеру. Мистрисъ Гринау тотчасъ же это замѣтила и мигомъ поправила дѣло.
-- Повѣрите ли, мистеръ Чизсакеръ, начала она; Кэтъ на отрѣзъ отказалась сойдти внизъ изъ-за того именно, что ей не хотѣлось показаться вамъ въ передникѣ.
-- Что жъ тутъ такого, хоть бы я и увидалъ миссъ Вавазоръ въ передникѣ?
-- И я ей то же самое сказала. Не хотите ли пройдти въ гостиную? Вы найдете ее тамъ, и сами можете допросить объ этомъ.
-- Съ какой стати ей меня совѣститься? проговорилъ мистеръ Чизсакеръ, но въ гостиную не пошелъ. Ужъ не боялся ли онъ оставить свого пріятеля на-единѣ съ вдовою?.
Но вотъ послѣднія кушанья уложены и мистрисъ Гринау отправилась на верхъ, въ сопровожденіи обеихъ джентльменовъ. Въ гостиной они застали Кэтъ и еще двухъ, трехъ дамъ, которыхъ мистрисъ Гринау обѣщалась вывести подъ своимъ крылышкомъ.
Въ числѣ прочихъ были обѣ сестрицы Ферстерсъ, пользовавшіяся особымъ покровительствомъ мистрисъ Гринау; въ отплату за него дѣвицы превозносили ее въ такихъ выраженіяхъ, что, Кэтъ только дивилась про себя ихъ безстыдству.
-- Что за ангелъ, ваша тетушка! воскликнула Фанни Ферстерсъ, входя въ комнату. Въ жизнь свою я не встрѣчала женщины, въ которой было бы столько сердечной доброты.
-- И столько у неподражаемаго остроумія, добавила ея сестра, Шарлотта, которая за послѣднія двѣнадцать лѣтъ была извѣстна въ Ярмутѣ подъ именемъ: Язычка.
Какъ только сестрицы завидѣли вдову, онѣ бросились къ ней, осыпай ее поцѣлуями и призывая небо въ свидѣтели, что никогда еще она не была такъ хороша. Надо вамъ сказать, что новенькія перчатки, красовавшіяся на рукахъ обѣихъ дѣвушекъ, были подаркомъ мистрисъ Гринау: какъ же имъ было не любить ее послѣ этого?
Была еще въ гостиной нѣкто мистрисъ Гринъ, жена морскаго офицера, находившагося въ то время въ экспедиціи у береговъ Вестъ-Индіи. Мистрисъ Гринъ была женщина скромная, молчаливая; недурная собой и носившая во всей своей наружности отпечатокъ порядочности. Казалось бы, что мистрисъ Гринау въ подобномъ знакомствѣ?
Но мистрисъ Гринау провѣдала, что она одинока, имѣетъ ограниченныя средства и нуждается въ развлеченіи; и поэтому она изъ чистаго состраданія навязалась къ ней въ знакомство и уговорила ее принять участіе въ пикникѣ.-- Я знаю, что вашъ мужъ непремѣнно послалъ бы васъ съ нами, сказала она ей, и еще надѣюсь на своемъ вѣку разсказать ему лично, что я васъ уговорила ѣхать.
Вслѣдъ за дѣвицами Ферстерсъ, явился и братъ ихъ, Джо Ферстерсъ; юноша долговязый, пустой и безцвѣтный.
-- Мы взяли съ собою Джо, поспѣшила Фанни извиниться передъ вдовою; на тотъ случай, что, можетъ, понадобится отдать кому-нибудь бурнусы на сбереженье. Мистрисъ Гринау привѣтливо улыбнулась мистеру Джо и объявила, что очень рада видѣть его у себя, помимо всякихъ корыстныхъ соображеній.
Все общество тронулось въ путь. У выхода: мистеръ Чизсакеръ и капитанъ, каждый съ своей стороны, рванулись было подставить руку вдовѣ, но мистрисъ Гринау распорядилась по своему. Капитанъ Бельфильдъ очутился кавалеромъ, мистрисъ Гринъ, а мистеръ Чизсакеръ принужденъ былъ вести Кэтъ Вавазоръ.-- А вы, будете моимъ кавалеромъ, мистеръ Джо, проговорила вдова.
Въ лодкахъ снова разсѣлись такъ, что мистеръ Чизсакеръ не попалъ въ сосѣдство вдовье. Онъ очутился въ другой лодкѣ, возлѣ Кэтъ Вавазоръ, и, отчаливая отъ берега, могъ видѣть, какъ капитанъ Бельфильдъ усаживалъ мистрисъ Гриму. У него было напередъ рѣшено съ самимъ собою, что этому не бывать. "Я за все плательщикъ, разсуждалъ онъ про себя; такъ пускай же и будетъ по моему". Но мистрисъ Гринау было достаточно двухъ, трехъ словъ, чтобы разстроить, всѣ его соображенія.