тенъ. Но, не смотря на это, она мысленно обнаруживала больше расположенія къ Джоржу, чѣмъ къ жениху. Она объявила своей теткѣ, что считаетъ Джона Грея неспособнымъ къ подозрѣнію. Она сказала это и вѣрила въ справедливость своихъ словъ; но все-таки, оставшись одна, продолжала обдумывать положеніе, въ которое она была бы поставлена, если бы ея женихъ сдѣлалъ возраженіе, о которомъ говорила леди Мэклеодъ. Алиса постоянно повторяла себѣ, что тогда она бы не уступила ему ни на шагъ. "Онъ можетъ идти, куда хочетъ -- говорила она;-- если онъ не вѣритъ мнѣ, то пусть идетъ, куда хочетъ". Она додумалась наконецъ до того, что стала ожидать отъ жениха именно такого отвѣта на свое письмо, на какой она же сама считала его неспособнымъ.
ГЛАВА III.ДОСТОЙНЫЙ ЧЕЛОВѢКЪ, ДЖОНЪ ГРЕЙ.
Отвѣтъ мистера Грея на письмо Алисы Вавазоръ, полученный на слѣдующій день послѣ посѣщенія леди Мэклеодъ, можетъ дать нѣкоторое понятіе о его достойномъ характерѣ. Грей писалъ изъ своего маленькаго загороднаго дома въ Кембриджскомъ графствѣ, въ которомъ проводилъ большую часть своего времени и гдѣ намѣревался жить послѣ свадьбы. Вотъ, это письмо:
Нетеркотсъ, іюнь 186--.
Милая Алиса!
Я очень радъ, что у васъ устроились дѣла къ лучшему.-- Я говорю не о домашнихъ вашихъ дѣлахъ. Что касается до домашнихъ дѣлъ, то, по моему мнѣнію, вы устроили ихъ не совсѣмъ удачно. Принимая участіе въ этихъ послѣднихъ дѣлахъ, я, можетъ быть, думаю о нихъ нѣсколько пристрастно. Что касается путешествія, то я вполнѣ согласенъ съ вами, что вамъ и Кэтъ было бы неудобно ѣхать однимъ. Мнѣ очень нравится та теорія, по которой женщины могутъ такъ же хорошо путешествовать безъ мущинъ, какъ и съ ними; но, какъ всѣ прекрасныя теоріи, такъ и эта можетъ стѣснить того, кто первый примѣнитъ ее на практикѣ. Руки въ перчаткахъ, юбки, женская слабость и общее поклоненіе красотѣ,-- все это мѣшаетъ успѣху осуществленія этой теоріи. Можетъ быть, когда нибудь всѣ эти неудобства будутъ устранены; но такъ какъ покамѣстъ молодыя женщины не освобождены отъ нихъ, то мущина будетъ не лишній проводникъ. Не знаю, хорошо ли вы сдѣлали, что избрали своимъ кавалеромъ вашего кузена Джоржа. Мнѣ кажется, что я былъ бы гораздо болѣе полезенъ для васъ, еслибъ только мнѣ можно было сопутствовать вамъ. Нѣтъ сомнѣнія, что на случай опасности встрѣтить какихъ нибудь горныхъ кикиморъ, онъ убилъ бы ихъ скорѣе, чѣмъ я, и оказалъ бы болѣе существенныя услуги, если бы дѣло шло объ освобожденіи васъ изъ тюрьмы притѣснителей и даже отъ кровожадныхъ тигровъ въ швейцарскихъ лѣсахъ. Но не думаю, чтобъ онъ былъ особенно ловокъ въ обращеніи съ вашимъ багажемъ. Онъ будетъ нуждаться въ васъ или въ Кэтъ для того, чтобъ сводить счеты. Онъ никогда не достанетъ вамъ вовремя стакана воды на станціи желѣзной дороги и будетъ вѣчно заставлять васъ ждать завтрака. По моему мнѣнію, человѣкъ, путешествующій съ двумя женщинами, долженъ быть полнымъ рабомъ ихъ; иначе, удовольствіе ихъ будетъ неполное. Онъ долженъ быть просто слугою ихъ, съ привилегіею сидѣть за однимъ столомъ съ своими госпожами. Сомнѣваюсь, чтобы вашъ кузенъ былъ способенъ исполнить такую обязанность; что касается меня, то я созданъ именно для нея. Къ счастію, ни вы, ни Кетъ не имѣете собственной воли, и, можетъ быть, вамъ удастся сдѣлать мистера Вавазора вашимъ покорнымъ слугою.
"Что касается домашнихъ дѣлъ, то мнѣ почти нечего сказать о нихъ въ этомъ письмѣ. Конечно, я пріѣду еще прежде, нежели вы тронетесь въ путь, и по всей вѣроятности пробуду съ недѣлю въ городѣ. Я знаю, мнѣ бы не слѣдовало поступать такъ, такъ какъ эта недѣля будетъ временемъ скуки, а не счастія. Мнѣ бы скорѣе хотѣлось пробыть съ вами часъ въ деревнѣ, чѣмъ цѣлый день въ Лондонѣ. Въ городѣ я постоянно чувствую, что у меня слишкомъ много дѣла, такъ что это не даетъ мнѣ возможности заняться чѣмъ нибудь. Если бы это было простое бездѣлье, я, можетъ быть, наслаждался бы имъ, но это -- лихорадочное бездѣлье, которое бросаетъ человѣка во всѣ стороны и ничѣмъ не удовлетворяетъ. Я однако покоряюсь этой маленькой пыткѣ, и буду бездѣльничать послѣдніе семь дней этого мѣсяца; надѣюсь, что вы вознаградите меня вашимъ присутствіемъ на столько, на сколько ваши городскія занятія позволятъ".
"Возвращаюсь опять къ нашимъ домашнимъ дѣламъ. Если я ничего не говорю теперь, то я думаю, вы поймете, почему я воздерживаюсь. Вы заставили меня весьма остроумно заключить изъ всего сказаннаго вами, что всѣ мои доводы не имѣли никакого значенія, но вы не отвѣчаете мнѣ, и даже не говорите, на что вы рѣшились; поэтому я и не касаюсь этого предмета, а разсчитываю на мое личное краснорѣчіе для успѣха. Или нѣтъ -- не разсчитываю, а надѣюсь".
"Въ саду все идетъ очень хорошо. Правда, намъ не достаетъ нѣсколько воды, и потому наша обстановка не такъ хороша, какъ я надѣялся, но мы работаемъ съ такимъ усердіемъ, что все строится, какъ нельзя лучше. Ваши приказанія исполнены вполнѣ, и Морисонъ постоянно говоритъ "Мистрисъ вовсе не думала этого", или "Мистрисъ желала то-то". Да сохранитъ ее Господь, говорю я, и приведетъ ее домой, къ ея собственному очагу, къ ея цвѣтамъ и плодамъ, къ ея мужу такъ скоро, какъ только возможно, безъ всякихъ отлагательствъ, которыя тяжелы для меня, и которыя, кажется, совершенно напрасны. Вотъ моя молитва". Вашъ навсегда Д. Г.
Я ничего не приказывала, говорила Алиса сама себѣ, сидя съ письмомъ за завтракомъ. Онъ спросилъ меня, что мнѣ нравится и я, конечно, должна была сказать что добудь. Я должна была сдѣлать видъ, что забочусь объ этомъ, даже еслибъ вовсе и не заботилась. Вотъ каковы были ея первыя мысли, когда она вкладывала обратно письмо въ конвертъ, прочитавъ его вторично. Когда она раскрывала его, она сдѣлала это очень быстро, не останавливаясь ни на минуту, чтобы даже не заподозрить себя въ боязни узнать, что въ немъ заключается, а она побаивалась таки упрека, котораго ожидала ея тетка, и который она стала ожидать сама. Раскрывъ письмо, она мгновенно увидѣла, въ чемъ состоялъ отвѣтъ относительно Джоржа Вавазора, и за тѣмъ окончила чтеніе довольно медленно. Нѣтъ, я не давала приказаній, повторила она сама себѣ, какъ будто оправдываясь отъ какого-то будущаго возможнаго обвиненія, мелькнувшаго въ ея головѣ. За тѣмъ она стала перечитывать письмо медленно, начиная съ конца, по временамъ прихлебывая свой чай и раздумывая. Нѣтъ, тамъ у нея не было дома, не было очага. У нея не было мужа -- по крайней мѣрѣ до сихъ поръ не было. Онъ говорилъ объ ихъ отношеніяхъ, какъ будто это была настоящая помолвка, какъ будто они уже были обвѣнчаны. Подобныхъ помолвокъ уже не дѣлается теперь. Обоимъ, какъ ему такъ и ей, оставалась еще извѣстная свобода выпутаться изъ этихъ отношеній. Если бы онъ пришелъ къ ней и сказалъ, что предполагаемая женитьба не сдѣлаетъ его счастливымъ, развѣ она въ правѣ обвинять его? Развѣ онъ во мнѣніи ея, будетъ менѣе благороднымъ, чѣмъ, затаивъ въ себѣ это чувство, нехотя вступитъ въ бракъ, къ которому не чувствуетъ никакой склонности? Если бы она судила его такимъ образомъ,-- судила и конечно оправдала бы его, то развѣ онъ не также долженъ поступить въ отношеніи ея? Затѣмъ она объясняла себѣ, что всѣ эти размышленія съ собою только одни размышленія, наведенныя на нее утвердительнымъ его тономъ, что онъ уже мужъ ея, что домъ его былъ уже ея домомъ. Она еще не имѣла никакого желанія взять назадъ данное слово, но думала, что отъ такого рѣшенія она еще далека. Она любила его сильно, и удивлялась ему еще болѣе, чѣмъ любила. Онъ былъ благороденъ, щедръ, уменъ, добръ,-- такъ добръ, что былъ почти идеаломъ доброты. И дѣйствительно, онъ былъ для нея идеаломъ... Она даже желала, чтобы въ немъ были нѣкоторые недостатки. Какимъ образомъ могла она надѣяться, зная за собою столько недостатковъ, составить счастіе человѣка столь совершеннаго, какъ онъ! Но теперь не оставалось никакого сомнѣнія въ томъ, что ей слѣдовало дѣлать. Она любила его и въ этомъ заключалось все. Увѣривъ его, что она любила его и принявъ его любовь, одна только перемѣна ея сердечной привязанности къ нему могла оправдать разрывъ заключенной связи. Она любила его, любила его только одного.
Но однажды она любила своего двоюроднаго брата. Въ самомъ дѣлѣ, это было такъ, и она не могла отрицать этого. Она любила его и мучилась чувствомъ, что испытывала болѣе полное счастіе въ той любви, чѣмъ въ другой, которая началась въ послѣдствіи. Она объясняла себѣ, что это происходило отъ ея молодости;-- что любовь въ двадцать лѣтъ была полнѣе, чѣмъ потомъ. Было какое-то наслажденіе въ этомъ раннемъ снѣ, который уже никогда не могъ повториться,-- никогда не могъ перейти въ дѣйствительность. Теперь, когда она была старше и, можетъ быть, умнѣе, любовь была просто товариществомъ, въ которомъ каждый стремился бы къ счастію другаго, чтобы взаимными усиліями обезпечить общее благосостояніе. Кромѣ того, въ эти ранніе дѣтскіе дни любовь была небеснымъ лучемъ, полнымъ самоотрицаніемъ. А это -- была земная любовь, и потому возможная...
И она ошиблась въ своей первой любви. Она откровенно сознавалась въ этомъ. Человѣкъ, котораго она обожала, былъ богомъ изъ глины, и она считала себя счастливой, что перестала боготворить своего прежняго идола. Онъ не только былъ невѣренъ ей, но, хуже этого, онъ лгалъ, оправдывая свою невѣрность. Онъ не только обѣщалъ ложно, но онъ дѣлалъ эти обѣщанія съ умышленною ложью. Онъ былъ холодно себялюбивъ, противополагая свое личное наслажденіе ея святой любви. Она знала это, и разсталась съ нимъ, давъ себѣ клятву, что никакое обѣщанное исправленіе съ его стороны никогда не соединитъ ихъ вмѣстѣ. Но она простила ему не какъ любовнику, а какъ человѣку, и вновь привѣтствовала его, какъ двоюроднаго брата, и какъ брата ея друга. Она вновь стала заботиться относительно его будущности, нисколько не скрывая этой заботы, напротивъ громко высказывая ее. Она знала, что онъ уменъ, смѣлъ, честолюбивъ,-- и полагала, даже теперь, не смотря на собственный опытъ, что онъ можетъ быть не такой дурной человѣкъ въ душѣ. И теперь, увѣряя себя, что она любитъ человѣка, которому была обѣщана; я опасаюсь, что она почти больше думала о другомъ человѣкѣ, съ которымъ, по видимому, навсегда разсталась.