-- Слышалъ, чтобъ ему сквозь землю провалиться, отвѣчалъ Борго.
Затѣмъ по всей комнатѣ воцарилось глубокое молчаніе и каждый изъ присутствующихъ сдѣлалъ видъ, что занятъ исключительно своимъ завтракомъ. Одинъ Борго ни до чего не притрогивался и, запустивъ руки въ карманы своихъ брюкъ, сидѣлъ, откинувшись на спинку стула. Лицо его было чернѣе ночи.
-- Что вы не завтракаете, Борго? замѣтилъ сэръ Казмо.
-- Не хочу.-- Впрочемъ, онъ взялъ сухарь, положилъ себѣ кусочекъ въ ротъ, остальное же искрошилъ мелко на мелко и, подойдя къ буфету, налилъ себѣ стаканъ хересу.
-- Если вы не хотите завтракать, то не совѣтую вамъ пить много вина, проговорилъ сэръ Казмо.
-- Ничего, теперь мнѣ хорошо, отвѣчалъ Борго и, возвратившись къ столу, проглотилъ для виду чашку чаю.
Всѣ присутствовавшіе на этомъ завтракѣ говаривали впослѣдствіи, что они никогда его не забудутъ. По общему отзыву ихъ, въ голосѣ, которымъ Борго произнесъ проклятіе мистеру Паллизеру, было что-то такое, поразившее ихъ не сказаннымъ ужасомъ. Бѣдою тоже грозило выраженіе его лица и поневолѣ нѣмѣлъ ихъ языкъ при взглядѣ на это почернѣвшее лицо. Когда сэръ Казмо рѣшился нарушить зловѣщее молчаніе, то онъ видимо сдѣлалъ это не безъ усилія надъ собою. Звонъ стакановъ, которыми Борго нарочно гремѣлъ, наливая себѣ вина, какъ бы желая выразить этимъ, что онъ и не думаетъ скрывать отъ кого бы то ни было, что пьетъ, еще усилилъ это тяжелое впечатлѣніе.
Въ этотъ день Борго привелъ въ ужасъ остальныхъ охотниковъ отчаянными штуками, которыя онъ выдѣлывалъ на лошади. Безъ всякой надобности онъ скакалъ самымъ съумасшедшимъ образомъ, не обращая вниманія ни на какія препятствія, какъ бы поставивъ себѣ задачею испортить лошадь своего дяди и самому себѣ свернуть шею. Это до того кидалось въ глаза, что одинъ изъ присутствующихъ высказалъ эту догадку сэру Казмо.-- Я тутъ ничего не могу сдѣлать, отвѣчалъ сэръ Казмо. Онъ никакихъ словъ не послушаетъ. Его что-то разстроило сегодня утромъ, вотъ онъ и чудитъ, пока не перебѣсится; тогда успокоится. День, впрочемъ, окончился благополучно и на возвратномъ пути домой Борго почти весело объявилъ своему дядѣ, что кобыла Спинстеръ не имѣетъ себѣ равной въ Монкшедскихъ конюшняхъ. И точно, съ этого дня Спинстеръ вошла въ славу, благодаря которой, подъ конецъ сезона была продана за триста гиней. Я же съ своей стороны полагаю, что лошадь эта была ничѣмъ не лучше всякой другой. Настроеніе всадника заразительно дѣйствуетъ на его пощадъ; если человѣкъ задумалъ сломать себѣ шею, то онъ всегда найдетъ лошадь, готовую съ виду ему содѣйствовать, которая между тѣмъ вынесетъ его изъ опасности. По крайней мѣрѣ Борго возвратился здоровъ и невредимъ и явился къ обѣду въ лучшемъ расположеніи духа, чѣмъ къ завтраку.
Въ назначенный день мистеръ Паллизеръ прибылъ въ Монкшедъ. Онъ отчасти заискивалъ въ партіи либераловъ и ему вовсе не было на руку пренебрегать такимъ вліятельнымъ человѣкомъ, какъ сэръ Казмо. Вокругъ сэра Казмо группировалась въ парламентѣ цѣлая маленькая партія, состоявшая изъ нѣсколькихъ человѣкъ сельскихъ джентльмэновъ. Всѣ эти почтенные джентльмэны отличались плѣшами на головѣ и весьма вялою умственною дѣятельностью. Съ такимъ человѣкомъ, какъ сэръ Казмо, мистеру Паллизеру было необходимо состоятъ въ хорошихъ отношеніяхъ; вотъ почему мистеръ Паллизеръ пріѣхалъ въ Монкшедъ, не смотря на то, что лэди Гленкора не могла ему сопутствовать.
-- Какая жалость! проговорила лэди Монкъ; мы такъ радовались пріѣзду лэди Гленкоры.
Мистеръ Паллизеръ объявилъ, что лэди Гленкора и сама въ отчаяньи, что не можетъ пріѣхать; но въ Гэдерунъ-Кэфѣ она чувствовала себя такъ дурно, что неблагоразумно было ба предпринять новую поѣздку.
-- Надѣюсь, что ея болѣзнь не серьезная, проговорила лэди Монкъ съ видомъ такого участія, что можно было подумать, что она смотритъ на все семейство Паллизеровъ, какъ на самыхъ своихъ близкихъ родныхъ. Въ отвѣтъ на это, мистеръ Паллизеръ объяснилъ, что леди Гленкора, къ сожалѣнію, надѣлала глупостей: ночью, во время сильнаго мороза отправилась гулять по развалинамъ мэтчингскаго аббатства, съ цѣлью показать ихъ при лунномъ освѣщеніи одной пріятельницѣ. Пріятельница съ своей стороны поступила крайне вѣтрено, неблагоразумно и предосудительно, добавилъ мистеръ Паллизеръ; она позволила леди Гленкорѣ пробыть слишкомъ долго на морозѣ, такъ что та схватила простуду.
-- Скажите, какое непростительное легкомысліе! воскликнула лэди Монкъ.
-- Да, непростительное легкомысліе, поддакнулъ мистеръ Паллизеръ, съ какимъ-то озлобленіемъ противъ бѣдной Алисы. Но, какъ бы то ни было, она простудилась; у дядюшки ей стало еще хуже, такъ что я былъ вынужденъ отвезти ее домой.
Лэди Монкъ убѣдилась, что мистеръ Паллизеръ оставилъ жену свою дома не потому, чтобы боялся Фицджеральда, а потому, что дѣйствительно вѣрилъ въ ея болѣзнь. Но въ то же время лэди Монкъ была очень умна, чтобы не понять, что жена отдѣлалась отъ поѣздки просто потому, что боялась встрѣчи съ своимъ возлюбленнымъ и что простуда была тутъ не при чемъ. Ее, лэди Монкъ, не такъ-то легко было провести въ подобныхъ дѣлахъ, но она видѣла ясно, что мистера Паллизера провели. Такъ какъ она была права въ своихъ предположеніяхъ, то мы должны на минуту возвратиться назадъ и сказать нѣсколько словъ о томъ, что происходило въ Мэтчингѣ по отъѣздѣ Алисы Вавазоръ.
Алиса объявила миссъ Паллизеръ, что надо, во что бы то ни стало, принять мѣры къ предупрежденію поѣздки лэди Гленкоры въ Монкшедъ. Миссъ Паллизеръ совершенно раздѣляла ея мнѣніе и ушла отъ нея съ твердой рѣшимостью открыть мистеру Паллизеру глаза. Но когда приспѣла рѣшительная минута, у нея не стало духу объявить мужу, что не безопасно дозволить его женѣ встрѣчу съ прежнимъ ея женихомъ. Какъ ни тяжело ей было объясниться съ самой лэди Гленкорой, она предпочла этотъ послѣдній путь.
-- Гленкора, начала она, выждавъ удобнаго случая, вы не разсердитесь на меня, если я скажу вамъ слова два?
-- Смотря потому, что вы мнѣ скажете, отвѣчала лэди Гленкора. Здѣсь мы должны кстати замѣтить, что жена мистера Паллизера съ самаго начала не слишкомъ-то старалась заскивать расположеніе родственницъ своего мужа. Она смотрѣла на нихъ, какъ на чопорныхъ, суровыхъ дѣвъ, черезъ-чуръ уже гордившихся своею принадлежностью къ роду Паллизеровъ. Быть можетъ, онѣ съ своей стороны выказывали подъ часъ поползновеніе научить и лэди Гленкору уму разуму, а этого, конечно, не могла имъ простить молодая. Какъ бы то ни было, лэди Гленкора не слишкомъ-то ихъ жаловала, и миссъ Паллизеръ сознавала это какъ нельзя лучше.
-- Я постараюсь изложить то, что я имѣю сказать, по возможности въ наименѣе непріятной формѣ, отвѣчала миссъ Паллизеръ.
-- Не понимаю, къ чему вообще начинать такой разговоръ, который можетъ выйдти непріятнымъ. Ну, да ужь если вамъ не терпится, то говорите, по крайней мѣрѣ, скорѣе.
-- Если я не ошибаюсь, вы ѣдете въ Монкшэдъ вмѣстѣ съ Плантагенетомъ?
-- Да, ѣду; чтожъ изъ этого?
-- Милая Гленкора! не лучше ли бы вамъ было остаться дома?
-- Вы съ кѣмъ нибудь заранѣе сговорились? рѣзко перебила ее леди Гленкора.
-- Ни съ кѣмъ я не сговорилась, по крайней мѣрѣ, въ томъ смыслѣ, какъ вы думаете.
-- Вамъ говорилъ что нибудь Плантагенетъ?
-- Ни слова, отвѣчала миссъ Паллизеръ. Неужели вы думаете, что онъ рѣшился бы заговорить объ этомъ предметѣ съ кѣмъ бы то ни было, кромѣ васъ самихъ? Но милая Гленкора, право, вамъ лучше не ѣхать: я говорю это любя васъ, ей Богу такъ. И она протянула ей руку, въ которую лэди Гленкора вложила свою.
-- Быть можетъ, вы и искренно говорите, промолвила она тихимъ голосомъ.
-- О да, вѣрьте мнѣ. Но, видите ли, свѣтъ бываетъ порою такъ жестокъ въ своихъ отзывахъ.
-- Мнѣ все равно, что бы свѣтъ обо мнѣ ни говорилъ.
-- За то, быть можетъ, ему не все равно.
-- Что бы ни случилось, не я буду виновата. Я вовсе не желаю ѣхать въ Монкшедъ. Лэди Монкъ была когда-то моимъ другомъ, но теперь мнѣ хоть бы вѣкъ ее не видѣть. Не я затѣяла эту поѣздку, самъ Плантагенетъ настаиваетъ на ней.
-- Но если вы скажете, что не желаете ѣхать, онъ не возьметъ васъ съ собою.
-- Говорила я и это, но онъ твердитъ свое, что я должна ѣхать. Повѣрите ли вы, что я снизошла до того, что сказала ему даже причину, по которой не желаю ѣхать. И что же онъ мнѣ отвѣтилъ на это? Что вся эта исторія была не болѣе, какъ, ребячество, которое я должна позабыть, и что мнѣ не пристало бояться встрѣчи съ кѣмъ бы то ни было.
-- Само собою разумѣется, вы и не боитесь встрѣчи съ нимъ; но...
-- Напротивъ, если вы желаете знать правду, я боюсь ея, очень боюсь. Но, скажите, ради Бога, что же мнѣ остается дѣлать? Вѣдь я испробовала всѣ средства.
Слова эти какъ громомъ поразили миссъ Паллизеръ. Она никакъ не ожидала, что лэди Гленкора зайдетъ такъ далеко въ своемъ признаніи; но дѣло было сдѣлано и сказанное воротить было невозможно. Результатъ ихъ дальнѣйшаго разговора уже извѣстенъ читателю: лэди Гленкора занемогла вслѣдствіе своей неосторожной ночной прогулки и мистеръ Паллизеръ принужденъ былъ возвратиться въ Монкшэдъ одинъ.
Мистеръ Паллизеръ пробылъ въ Монкшедѣ три дня и скрѣпилъ свой политическій союзъ съ сэромъ Казмо почти тѣмъ же способомъ, какъ и съ герцогомъ Сентъ-Бонгэй. О политикѣ въ разговорахъ между обѣими джентльмэнами не было почти и помину, по крайней мірѣ, не было сказано ничего такого, что могло бы быть принято за положительное соглашеніе между ними по всѣмъ пунктамъ, за то они обѣдали за однимъ и тѣмъ же столомъ, выпивали стаканъ, другой вина изъ одного и того же графина и изрѣдка, при случаѣ, обмѣнивались бѣглыми замѣчаніями по поводу предстоявшей сессіи. Когда мистеръ Паллизеръ уѣхалъ, считалось, повидимому, дѣломъ рѣшеннымъ, что сэръ Казмо находитъ юнаго представителя герцогскаго дома вполнѣ достойнымъ занять должность канцлера казначейства при министерствѣ виговъ.
-- Я что-то не замѣтилъ, чтобы онъ съ неба звѣзды хваталъ, сказалъ сэру Казмо одинъ юный членъ парламента.