Когда Чизсакеръ вошелъ въ гостиную, глазамъ его представилось слѣдующее зрѣлище: капитанъ Бельфильдъ сидѣлъ на диванѣ возлѣ вдовушки и разсматривалъ вмѣстѣ съ нею альбомъ фотографическихъ портретовъ. Мистриссъ Гринау поклонилась такъ низко, что край ея воротника пришелъ какъ-то разъ въ соприкосновеніе съ усами капитана, причемъ на лицѣ капитана изобразилось чувство удовлетвореннаго самолюбія.
-- Да, говорила мистриссъ Гринау, вы видите его на этой карточкѣ, какъ живого.-- Милый Гринау, продолжала она, обращаясь къ карточкѣ усопшаго мужа, добрый другъ мой! если я не свято сохранила вѣрность твоей памяти, то да лишусь я единственнаго утѣшенья, оставшагося мнѣ въ жизни. Пускай твой духъ перестанетъ тогда посѣщать меня въ моихъ сновидѣніяхъ.-- И говоря это, она нажимала мизинцемъ мизинецъ Бельфильда, придерживавшаго вмѣстѣ съ нею альбомъ.
Подъ обаяніемъ ея краснорѣчія Бельфильдъ съ нѣкоторымъ любопытствомъ заглянулъ въ альбомъ; онъ увидѣлъ передъ собою неказистую, дюжинную физіономію старика съ глазами, напоминавшими поросячьи, и съ беззубымъ ртомъ. То было одно изъ тѣхъ лицъ, которымъ, по настоящему, никогда бы не слѣдовало отдавать себя на жертву безпощадной правдивости солнца-портретиста. Всякая другая вдова, если бы сохранила въ своемъ альбомѣ портретъ такого мужа, то ни за что не отважилась бы обратить на него вниманіе постороннихъ -- Вы не видали этого портрета, мистеръ Чизсакеръ, продолжала мистриссъ Гринау.
-- Я видѣлъ его въ Ярмоутѣ, угрюмо проговорилъ мистеръ Чизсакеръ.
-- Этого портрета вы никакъ не могли видѣть въ Ярмоутѣ,-- возразила мистриссъ Гринау даже съ легкимъ оттѣнкомъ упрека въ голосѣ,-- по той простой причинѣ, что его вовсе и не было со мною въ Ярмоутѣ. Можетъ статься, вы видѣли другой, большой портретъ, который всегда стоитъ и будетъ стоять у моего изголовья.
-- Ну нѣтъ, ужь что до этого касается, то мы похлопочемъ, чтобы вышло иначе,-- подумалъ про себя капитанъ Бельфильдъ.
Подали кофе, и капитанъ съумѣлъ и тутъ досадить мистеру Чизсакеру; онъ взялся накладывать сахаръ и передвигать чашки, остальному обществу. Онъ даже подалъ чашку своему врагу.
-- Покорнѣйше благодарю, капитанъ Бельфильдъ, я не хочу кофе, проговоритъ мистеръ Чизсакеръ, и по тону его мистриссъ Грняау угадала, что соперники перессорились.
Мистеръ Чизсакеръ твердо рѣшился не уходить, пока у мистриссъ Гринау будетъ сидѣть капитанъ Бельфильдъ; затѣмъ, онъ положилъ непремѣнно добиться отъ вдовушки рѣшительнаго отвѣта, если не ныньче, то, по крайней мѣрѣ, завтра; а до тѣхъ поръ ему ничего болѣе не оставалось, какъ пассивно переносить свое незавидное положеніе. И такъ, онъ сидѣлъ и дулся, между тѣмъ, какъ Бельфильдъ такъ и сыпалъ милой болтовней; въ душѣ мистеръ Чизсакеръ утѣшалъ себя размышленіями о томъ, какой онъ достаточный человѣкъ и что за голь этотъ капитанъ, и съ какимъ наслажденьемъ онъ, мистеръ Чисакэръ, при первомъ же случаѣ, откроетъ мистриссъ Гринау глаза относительно этого прощалыги.
Къ удивленію его, случай для этого представился гораздо ранѣе, чѣмъ онъ ожидалъ. Едва пробило семь, какъ капиталъ всталъ и началъ прощаться. Прежде всѣхъ онъ обратился къ миссъ Ферстерсъ; потомъ перешелъ къ своему недавнему амфитріону.-- Покойной ночи, Чизсакеръ, проговорилъ онъ, какъ ни въ чемъ не бывало, и затѣмъ пожалъ руку вдовы и проворковалъ ей что-то на прощанье.
-- Какъ! вы развѣ не гостите въ Ойлимидѣ? воскликнула мистриссъ Гринау.
-- Я пріѣхалъ оттуда сегодня утромъ, отвѣчалъ Бельфильдъ.
-- Но назадъ онъ туда больше не поѣдетъ, въ этомъ ручаюсь вамъ, вмѣшался мистеръ Чизсакеръ.
-- Вотъ какъ! Надѣюсь, что у васъ не вышло никакихъ непріятностей, сказала мистриссъ Гринау.
-- О, ровно никакихъ, отвѣчалъ капитанъ, и вышелъ изъ комнаты.
-- Я обѣщалась маменькѣ воротиться къ семи часамъ домой, проговорила Чарли Ферстерсъ, вставая. Должно полагать, та она желала угодить своимъ уходомъ отнюдь не мистеру Чизсакеру, а мистриссъ Гринау; она, правда, не совсѣмъ была увѣрена, что мистриссъ Гринау желаетъ остаться наединѣ съ своимъ поклонникомъ, но все же считала болѣе безопаснымъ удалиться; за это на нее ни въ какомъ случаѣ не могли быть жъ претензіи, тогда какъ если бы она осталась, то еще богъ знаетъ, какъ бы на это взглянули.
-- Мнѣ очень прискорбно видѣть, что между вами и капитаномъ вышло какое-то недоразумѣніе, заговорила мистриссъ Гринау, оставшись съ мистеромъ Чизсакеромъ вдвоемъ.
-- Мистриссъ Гринау! воскликнулъ собесѣдникъ, вскакивавъ своего мѣста,-- человѣкъ этотъ отъявленный негодяй.
-- Что это вы говорите, мистеръ Чизсакеръ!
-- Увѣряю васъ, что такъ. Онъ вамъ разсказываетъ, что былъ подъ Инкерманомъ, а я знаю, что онъ чуть ли не все это время просидѣлъ въ тюрьмѣ.
Мистеръ Чизсакеръ зналъ, что капитанъ раза два подверился аресту, и на основаніи-то этого факта взводилъ на него вышесказанное обвиненіе.
-- Да онъ врядъ ли когда и порохъ-то нюхалъ.
-- Что-жъ, въ этомъ еще нѣтъ большой бѣды.
-- А ужъ какъ онъ вретъ, такъ это ума помраченье! И притомъ, у него нѣтъ ни гроша за душой.-- Какъ бы вы думали, примѣрно, сколько онъ мнѣ долженъ?
-- Сколько бы онъ ни былъ вамъ долженъ, надѣюсь, что вы слишкомъ порядочный человѣкъ, чтобы это разглашать.
-- Ну да, ну да, конечно, поправился мистеръ Чизсакеръ. Во знаете ли, что онъ мнѣ сказалъ, когда я спросилъ его, этого ли онъ намѣренъ отдать мнѣ мой долгъ? Онъ отвѣтилъ, что отдастъ мнѣ его тогда, когда приберетъ ваши денежки къ рукамъ.
-- Мои? онъ не могъ этого сказать.
-- Ей Богу же сказалъ, мистриссъ Гринау! Такъ-таки и оказалъ: я расплачусь съ вами тогда, когда приберу вдовушкины деньги къ рукамъ.
-- Однако, въ лестныхъ же выраженіяхъ вы отзываетесь обо мнѣ, господа, за моей спиной.
-- Что до меня касается, мистриссъ Гринау, то я въ жизнь свою нечего непочтительнаго про васъ не смѣлъ не только вымолвить, но и подумать. Вотъ онъ -- такъ другое дѣло. О, онъ говоритъ ужасныя вещи.
-- Какія же такія уже ужасныя вещи?
-- Этого я не могу вамъ сказать, но вѣрьте мнѣ, что ужасныя. Да ужь чего хорошаго ожидать отъ человѣка, которому завтра не во что будетъ переодѣться? Гдѣ онъ нынѣшнюю ночь проведетъ?-- вотъ это для меня загадка: если не ошибаюсь, у него и полкроны не наберется капиталу.
-- Бѣдный Бельфильдъ!
-- Да, бѣденъ-то онъ очень бѣденъ.
-- Но какъ благородно переноситъ онъ свою бѣдность!
-- Ну, по моему, такъ очень неблагородно.
На это мистриссъ Гринау ничего не отвѣчала, и мистеру Чизсакеру показалось, что теперь какъ разъ можно приступить къ задуманному объясненію.
-- Мистриссъ Гринау! заговорилъ онъ,-- или, быть можетъ, вы позволите мнѣ называть васъ Арабеллою?
-- Что это значитъ, мистеръ Чизсакеръ?
-- Какъ, неужто не позволите? Полноте, мистриссъ Гринау, вѣдь вы, какъ нельзя лучше, понимаете, что я хочу сказать; къ чему же отлынивать?
-- Отлынивать, мистеръ Чизсакеръ? Въ первый разъ слышу подобное выраженіе. Ну а что, если я пожелаю вамъ спокойной ночи и попрошу васъ ѣхать себѣ домой,-- вы это тоже назовете отлыниваньемъ?
-- Простите меня, мистриссъ Гринау, воскликнулъ мистеръ Чизсакеръ, клянусь вамъ, я не хотѣлъ васъ обидѣть!
Раскаянье его было такъ глубоко и искренно, что вдовушка положила гнѣвъ на милость. Не въ ея характерѣ было ссориться съ кѣмъ бы то ни было, и всего менѣе съ окружавшими ее поклонниками.-- Хорошо, я прощаю васъ, проговорила она, но помните же, мистеръ Чизсакеръ, никогда не говорите дамѣ, что она отлыниваетъ. Да вотъ что еще, мистеръ Чизсакеръ: если вамъ когда нибудь доведется не на шутку ухаживать за женщиной...
-- Да ужь чего менѣе не на шутку, чѣмъ теперь! перебилъ ее мистеръ Чизсакеръ.
-- Такъ смотрите тогда, побольше говорите ей о своей любви и поменьше о своемъ кошелькѣ.-- Теперь, покойной ночи.
-- Но вѣдь мы остаемся друзьями?
-- О да, совершеннѣйшими друзьями.
Возвращаясь домой, Чизсакеръ старался утѣшить себя въ своей неудачѣ, живо воображая себѣ затруднительное положеніе капитана Бельфильда, оставленнаго имъ въ Норвичѣ безъ перемѣннаго платья. Но у самыхъ воротъ его дома ему встрѣтились двѣ человѣческія фигуры, изъ которыхъ одна несла чемоданъ, другая же шляпный картонъ.
-- Не пугайтесь, Чази, это я, послышался голосъ капитана Бельфильда. Я сейчасъ только пріѣхалъ за своими вещами по желѣзной дорогѣ и уѣзжаю опять въ Норвичъ съ девятичасовымъ поѣздомъ.
-- Если вы обокрали меня, то я развѣдаюсь съ вами судебнымъ порядкомъ, проревѣлъ ему Чизсакеръ въ догонку.
Конецъ первой части.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I.БЛАГОРОДНЫЙ ЛОРДЪ УМИРАЕТЪ.
Джоржъ Вавазоръ провелъ около четырехъ дней подъ кровлею своего дѣда. Скрѣпя сердце, рѣшился онъ пожертвовать этими четырьмя днями, чтобы дождаться отвѣта отъ тетушки Гринау и, въ случаѣ отказа, понудить Кэтъ написать Алисѣ, какъ это было условлено между ними. Въ продолженіе этихъ четырехъ-пяти дней, тщетно уговаривала его Кэтъ быть пообходительнѣе съ дѣдомъ; Джоржъ и старикъ упирались каждый на своемъ и никто изъ нихъ не хотѣлъ сдѣлать перваго шагу.-- Не говори ты мнѣ про этого злющаго гуська, отвѣчалъ старый сквайръ на ея увѣщанія; дуракъ я былъ, что пустилъ его къ себѣ въ домъ.-- Пробовала Кэтъ урезонивать Джоржа, выставляя ему на видъ, что своимъ упорствомъ онъ только раздражитъ старика и доведетъ его, пожалуй, до того, что тотъ лишитъ его наслѣдства.
-- На то его добрая воля, угрюмо отвѣчалъ Джоржъ.
-- Если ты себя не жалѣешь, то уступи хоть ради Алисы.
-- Алиса-то ужь никогда не потребуетъ, чтобы я изъ корыстолюбивыхъ видовъ подчинялся безсмысленному самодурству. Что до меня касается, то я откровенно говорю, что люблю деньги, и не слишкомъ-то разборчивъ въ средствахъ тамъ, гдѣ представляется возможность хорошей поживы. Но такая уступчивость выше моихъ силъ. Я никогда не дѣлалъ этому человѣку ничего худого; я не пользовался отъ него ни однянъ шиллингомъ. Когда я было затѣялъ это дѣло по винной части, онъ мнѣ помогъ, обезпечивъ за мною имѣнье, которое все равно достанется мнѣ по его смерти. По своей неисправимой ограниченности, онъ даже не позаботился поближе заглянуть въ это дѣло и, Богъ вѣсть почему, вообразилъ себѣ, что я затѣваю пустое, тогда какъ, быть можетъ, еди