* * *
Кажется, папа догадался о том, что произошло. Это чувствовалось по глупой улыбке, с которой он поздоровался со мной утром на кухне.
– У тебя счастливый вид.
Похоже, не у него одного рот расплывался до ушей.
– Джимми вчера надолго задержался?
О Господи, ну разве можно вот так напрямую?!
– Да, – ответила я коротко, беря у него из рук чашку кофе. – Ты ведь и сам знаешь.
Папа кивнул.
– Он поставил меня в известность, что намерен рассказать тебе о своих чувствах.
Так вот о чем они говорили, пока меня не было!
– Он в самом деле спрашивал твоего разрешения?! – изумилась я. От этого веяло чем-то старомодным, викторианским.
– Ну, не то чтобы разрешения. Просто спрашивал, как я считаю – готова ли ты услышать такое, достаточно ли оправилась или стоит еще подождать.
– И что же ты сказал?
– Сказал, что он и так прождал лишних двадцать лет – пора действовать.
– Вряд ли я была готова к такому признанию в три года.
– А сейчас?
Зачем спрашивать? Разве по моему лицу не видно?
– Сейчас счастливее меня нет на свете.
* * *
Я много лет не чувствовала себя благодарной Богу в рождественский вечер, но теперь все вдруг изменилось. Мы собирались на службу в церковь; Джимми, хоть и работал допоздна, успевал за нами заехать. Я дожидалась его, сидя у окна гостиной и глядя, как пушистые снежные хлопья понемногу укутывают дорогу и тротуары. Знакомый пейзаж на глазах превращался в идиллическую картинку с открытки. Я улыбнулась, любуясь тем, как привычные и даже скучные детали преображаются, укрытые белым искрящимся пологом. Я вообще последнее время постоянно улыбалась. Каждая минута с Джимми наполняла меня радостью и счастьем. Каждую минуту вдали от Джимми я либо думала о нем, либо с нетерпением ждала, когда наконец раздастся знакомый стук в дверь. Не знаю, как бы отец терпел мои вечные улыбки и задумчивые взгляды, если бы сам не радовался такому повороту событий. Он по-прежнему давал нам возможность подольше побыть вдвоем; по-моему, шестилетки и то ложились позже.
Папа вошел в гостиную, одетый по погоде в длинное пальто и шляпу.
– Еще не подъехал?
– Скоро будет, – ответила я. Неосознанная безмятежная уверенность моего тона заставила папу понимающе улыбнуться.
Падающий за окном снег прорезали яркие лучи фар, у дома остановилась машина Джимми. Подхватив пальто со стула, я, словно школьница, бросилась к двери.
Пока Джимми выходил из машины, я стояла на пороге, не замечая сыплющего в лицо снега, пораженная силой собственных чувств. Мы знали друг друга всю жизнь, и, казалось бы, они должны были разгореться ровно и постепенно, а не охватить нас вдруг ураганом пламени, которому мы отдались с беззаветной готовностью.
– Ты похожа на Снежную королеву, – шепнул Джимми, целуя снежинки на моем лице. – А почему не оделась? – пожурил он, беря у меня пальто, про которое я совсем забыла, и расправляя его передо мной. – Замерзнешь!
– Когда ты рядом, мне тепло, – с мечтательной улыбкой произнесла я, но все же просунула руки в рукава.
Джимми притянул меня к себе и поцеловал. Мы нехотя оторвались друг от друга, лишь когда сзади послышалось громкое «кхм» отца.
– Надеюсь, хотя бы в церкви вы сможете какой-то час сдерживаться, – укоризненно проговорил он.
– Будем стараться, Тони, – пообещал Джимми.
– Не переживай, пап, – добавила я, беря отца под руку и направляясь к машине, – я не опозорю тебя перед священником.
Вдоль дорожки, ведущей к церкви, были расставлены горящие свечи под стеклянными колпаками. Через открытые двери доносилось пение хора, приветствовавшего собиравшихся прихожан рождественским гимном. На мгновение я застыла, вбирая в себя эту минуту: заснеженный шпиль церкви, колеблющиеся огоньки, музыку и, конечно, близость любимого.
– Ничего прекраснее в жизни не видела, – выдохнула я.
Взгляд Джимми был направлен только на меня.
– Я тоже, – эхом откликнулся он.
Служба была невероятно трогательной; когда дети из местной школы зачитывали чистыми голосками отрывки из Библии, я прослезилась и украдкой полезла за платком, но Джимми уже подавал мне свой. Я промокнула глаза, не стыдясь переполнявших меня чувств. Нет ничего предосудительного в том, чтобы плакать от счастья.
На выходе из церкви отца остановил какой-то старинный друг, и мы остались одни. Джимми отвел меня чуть в сторону, пропуская остальных прихожан, торопившихся к машинам. Во время службы снегопад усилился, и ощутимо похолодало; даже в теплом пальто и шарфе я начала дрожать. Джимми, прижав меня к себе, озорно шепнул на ухо:
– Это же только, чтобы согреться, – значит, можно.
Церковь осталась за спиной, впереди возникло кладбище, и меня охватили непрошеные жуткие воспоминания. Я до того остро вновь ощутила страшный момент, когда стояла у могилы Джимми, что на мгновение забыла: он – живой и невредимый – здесь, рядом. Осторожно отстранившись и заметив боль в моих глазах, Джимми непонимающе повернулся в ту же сторону. Вид кладбища мгновенно подсказал ему, чем вызваны мои страдания.
– Так это там?…
Я молча кивнула. Джимми, посмотрев на двери церкви и увидев, что отец по-прежнему не появляется, взял меня за руку и мягко потянул за собой.
– Идем.
Я застыла как вкопанная.
– Ты серьезно?
– Посмотришь своими глазами. – Его взгляд светился любовью и пониманием.
Я содрогнулась.
– Нет уж. Однажды я уже была на твоей могиле, повторять не хочу.
Но, как и раньше, терпеливая настойчивость Джимми возобладала.
– Ее там нет, Рейчел. Ты убедишься.
Хотя идти было недалеко, я успела навоображать себе несколько жутких исходов нашей прогулки. К примеру, я все же нахожу могилу Джимми, поворачиваюсь к нему – а он пропал…
Я невольно задрожала. Сюжет с призраком – как раз к Рождеству. Чувство, что каждый шаг по хрусткой от мороза кладбищенской земле приближает к чему-то страшному, не отпускало.
– Где она была? – спросил Джимми негромко. Кто еще из живущих на земле когда-нибудь спрашивал о местонахождении собственной могилы?
– Вон там, – показала я. – За теми надгробиями.
Мягко, но решительно ведя меня за собой, Джимми зашагал к указанному месту. Я примечала на камнях знакомые надписи, и каждая живо вставала в моей памяти: эпитафии любимым супругам, бабушкам, отцам… На налитых свинцом ногах я подходила к месту, где покоился тот, кого я любила и кто отдал за меня свою жизнь.
Замерев на месте, я подняла взгляд. На секунду почудилось, что я вижу то же, что и тогда: искрящийся белый мрамор могильной плиты, почти осязаемый. Однако стоило мне моргнуть, как передо мной возникло пустое место с непотревоженной травой.
– Значит, здесь, – произнес Джимми со странной смиренностью в голосе.
Я кивнула. В горле вдруг встал ком.
– От эпитафии просто слезы наворачивались, – прошептала я. – «Безвременно ушел из жизни в восемнадцать лет. Нежно любимый сын и преданный друг. Наша память о тебе не умрет никогда».
Оказывается, эти слова врезались мне в душу так же отчетливо, как в мрамор надгробного камня.
– У меня сердце разрывалось – от тоски, от любви к тебе… Я как стояла, так и упала на колени рядом с тобой.
Джимми сделал вдруг быстрое движение – на секунду у меня мелькнула нелепая мысль, что он зачем-то буквально изображает сказанное мной. И только потом я поняла, что он опустился не на оба колена, а на одно. И его рука по-прежнему сжимает мою. Снежинки вихрились вокруг нас, словно в волшебном сне. Лицо Джимми, его глаза… До конца дней мне не забыть этой секунды.
– Рейчел… – нетвердо проговорил он.
– О Боже! – выдохнула я.
– Ты выйдешь за меня?
Ужасные воспоминания развеялись как туман. Джимми вновь спас меня силой своей любви, вытащив из цепких лап кошмара.
– Поверить не могу, – произнесла я, полуплача-полусмеясь. – Когда-нибудь я буду рассказывать внукам, как их дедушка делал мне предложение на кладбище!
Если в его глазах и была малейшая неуверенность, мои слова окончательно погасили ее.
– Так ты согласна?
Я опустилась на мерзлую землю рядом с ним и прошептала, почти касаясь его губ своими:
– О да.
Глава 13
Шесть недель спустя
Я спускалась по ступенькам медленно и осторожно, придерживая краешек длинного платья цвета слоновой кости. Папа ждал меня у нижней ступеньки, изо всех сил сдерживая расплывающуюся на губах улыбку. Однако когда он протянул ладонь и взял меня за руку, по его щеке крохотным бриллиантиком скользнула слезинка.
– Жаль, что твоей мамы нет с нами. Она бы так гордилась тобой.
Я нежно поцеловала его, вдохнув знакомый аромат лосьона после бритья, запах чистоты и свежести.
– Перестань, пап, а то я тоже расплачусь, и все труды Сары пойдут насмарку.
Окинув взглядом гостиную и холл, где только что, судя по долетавшему наверх шуму, толпилась куча людей, я спросила:
– Все уже уехали?
Папа тоже обвел взглядом опустевший дом.
– Да, милая. Здесь только ты и я. Машина ждет.
Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Пора.
– Волнуешься? – спросил папа, протягивая мне букет темно-красных роз, доставленный из цветочного магазина.
Я с улыбкой покачала головой.
– Просто нервы.
Снова беря меня за руку, папа шагнул к двери.
* * *
Все шесть недель, что мы были помолвлены, ушли на приготовления к свадьбе. Из-за такой неподобающей спешки наверняка сегодня не один любопытный взгляд скользнет по моей талии. Дело было, конечно, не в этом, но пусть лучше думают так, чем объяснять каждому всю подноготную. Да и как передать разговор, который состоялся у нас с Джимми?