– А куда они отправились?
– Понятия не имею. – Кэрин взяла кружку с горячим кофе и подула. – Обсуждали погоду – о чем еще они могут говорить?
– Они собирались вернуться?
– Может, и собирались, но номера не бронировали. – Подвинув к себе поближе синюю папку-скоросшиватель, она просмотрела собранные там пластиковые странички. – Не-а, на месяц вперед ничего такого.
Нет, он не мог уехать. Два дня назад они лежали в траве, и он рассказывал ей о тех местах, где ему довелось побывать: об островах, где не было дорог; о волнах, бушевавших над зарослями ламинарии; о крылатых рыбах и певчих китах. И она живо представляла себе все это, мечтая о новых приключениях и берегах, по которым протянутся тропинки из двух пар следов.
– Может, он оставил для меня какую-нибудь записку?
Кэрин развела ладони.
– Прости, дорогая, но мне он ничего не оставлял.
– Миа!
В душе вспыхнула надежда. Она резко обернулась. Но это оказался Финн. Он шел к ней с кусочком тоста, с которого на большой палец ему стекал джем.
– Хорошо поплавала? – поинтересовался он, слизывая джем с пальца.
– Он расплатился и уехал, – сказала она. – Ной уехал.
Он внимательно рассматривал ее. Мокрые волосы были убраны назад, открывая лицо, ресницы слиплись в виде темных треугольников. Она прижимала к груди верхний край полотенца, и ему были видны высохшие подтеки соленой воды у нее на ключице и запястьях.
Она казалась такой же юной, как та Миа, что подростком поджидала его у двери после занятий по математике, чтобы пожаловаться, что у нее украли BMX[14]. Он вспомнил тот день. Она выглядела такой несчастной, что после школы он отправился на свалку, нашел там старенький прогулочный велосипед с погнутым крылом и посвятил весь уик-энд его восстановлению. Он счистил ржавчину, поставил новые тормоза и перекрасил его в небесно-голубой цвет – ее любимый. Когда он воскресным вечером прикатил к ней велосипед, она смеялась до слез. Он любил решать проблемы, но понятия не имел, как можно было решить теперешнюю.
– Ты его видел? Он что-нибудь тебе говорил?
Слабо теплившаяся в ее голосе надежда резанула ему по сердцу. Но что он должен был ей сказать? Что Ной, ненароком заглянув на кухню, когда он варил там кофе, лишь обронил, что они улетают на Бали? Сказать, что это именно он, Финн, поинтересовался, знает ли об этом Миа? На что Ной ответил: «Не нашел ее. Передашь за меня?»
Подобное безразличие было оскорбительным, и такое Финн передать не мог. Поэтому он ответил:
– Прости, я тоже его не видел.
Ее взгляд потух. Она опустила глаза.
Финн смотрел на выступившие на солнце веснушки у нее на переносице. Ему очень хотелось заключить ее в свои объятия, но он понимал, что ей хотелось других объятий.
– Отправился искать волны.
Он видел, как она кусала нижнюю губу. Было невыносимо смотреть, как она вот-вот заплачет.
– Он должен был сказать мне. Просто не верится. Как же он мог?
«Мне тоже не верится», – подумал Финн.
Они вот уже несколько недель путешествовали по тому же маршруту, что и Ной, и Финн со стороны наблюдал, как развивался их роман. По ночам он порой лежал в номере с открытыми глазами в ожидании Миа, прислушиваясь к шагам других постояльцев. Он слышал, как приоткрывалась дверь, видел падающий в комнату треугольник света и слышал легкий шорох ее ног по линолеуму. Он наблюдал за ее силуэтом, пока она карабкалась по лестнице на свое верхнее место, и прислушивался, как она перекладывала подушки и расправляла простыни, устраиваясь поудобнее. И каждую ночь, когда она возвращалась, он не переставал удивляться: «Как Ной мог ее отпустить?»
Финн пытался отвлечься, подружившись с группой европейцев, приехавших в Маргарет-Ривер на каникулы. Он присоединился к ним на две недели на время сбора винограда в местном винограднике и пополнил свой запас наличных, играя с ними по вечерам в покер. Не видеться с Ноем не составляло труда: тот все время торчал в воде и, как правило, не уходил с пляжа раньше сумерек.
Однажды днем Финн бродил по окрестностям и остановился на берегу посмотреть, как разбивались о мыс огромные волны. Из подкатившего микроавтобуса вышел Ной. Поприветствовав Финна кивком головы, он взял свою доску и спустился к воде. Финн какое-то время наблюдал за ним. Мастерство Ноя на волнах было очевидным, но что поразило Финна в первую очередь, так это его абсолютное бесстрашие. Оно не могло не восхищать, но, глядя на то, как Ной укрощает одну волну за другой, Финн понял, что тот никогда не будет вызывать у него симпатии. И не потому, что Ной был любовником Миа, а потому, что он не дорожил ею. Когда он выходил из воды и видел Миа, сидевшую на берегу, обхватив свои загорелые колени руками, и улыбавшуюся ему, он едва ли чувствовал себя счастливейшим человеком на земле. А когда он входил в комнату и она обращала на него свой взгляд, он не подходил и не целовал ее, и не пытался приласкать, взяв ее руку в свою. Когда он со своей доской умотал на Бали, он даже не понял, что оставляет позади.
Лежа на животе на верхнем ярусе, Миа писала в своем дневнике:
Шесть дней. Никаких новостей. Завтра летим в Новую Зеландию. С одной стороны, я хочу улететь, с другой – остаться, потому что горькая правда состоит в том, что я хочу быть здесь, если он вдруг вернется.
В четвертом номере поселилась очередная пара. Теперь на балконе – там, где обычно сушился жилет Ноя, – какой-то мужик постоянно развешивает свои дурацкие шорты, и мне хочется сорвать их и изорвать в клочья. Но еще больше я ненавижу его подругу: теперь она ложится на двуспальную кровать и ощущает ее поскрипывающие пружины, когда с ней занимаются любовью. Мне хочется выставить ее вон, запереть комнату и лишить их возможности надругаться над моими воспоминаниями.
Пожалуй, действительно пора в Новую Зеландию.
Закрыв дневник, Миа сунула его под подушку, перевернулась на спину и уставилась в потолок с облупившейся краской. Когда ей было семь, она как-то улеглась на место Кейти под ниспадающий полог, пытаясь вообразить себя принцессой. Но у нее так ничего и не получилось. Она не смогла представить себе ни изящную походку, ни учтивые реверансы, ни яркие наряды, поэтому, вскарабкавшись по лестнице к себе наверх, довольствовалась своей ролью путешественника, который ориентируется по звездам на потолке.
Раздался щелчок открывшейся двери. Она услышала бодрое чавканье шлепанцев, затем – скрип кровати: Финн поднялся на пару ступенек. Сбоку показалась его голова. Его глаза светились, на лице сияла улыбка:
– Есть идея.
Удивленно моргнув, она тут же вспомнила ожидавшийся от нее ответ:
– Что требуется от меня?
– Только спальный мешок.
Она тяжко вздохнула и села.
– Согласна?
– Да, – ответила она и, прихватив свой спальный мешок, спустилась вниз.
Выйдя из гостиницы, они с Финном отправились в сторону Редз. Она ощущала легкий ветерок, и на душе у нее как-то полегчало. В кустах пели сверчки, в воздухе пахло эвкалиптами. Пока они добирались до скал, окончательно стемнело, и им пришлось ориентироваться с помощью карманного фонаря. Босыми ногами она опиралась на белесые уступы в скалах.
Дул ветер с моря, и ее сарафан закрутился вокруг ног. Сняв завязанный на талии джемпер, она надела его. Они продолжали идти, пока Финн не набрел на скалу, достаточно широкую для того, чтобы на ней могли уместиться два спальных мешка.
– Еще ни разу в Австралии мы не смотрели на звезды. И поскольку это последняя ночь, считаю, нам необходимо исправить такую оплошность.
– Хорошая идея, – одобрила она, располагаясь поверх своего спального мешка.
Финн извлек из рюкзака бутылку рома и звонко поставил ее на камни.
– Очень хорошая идея.
За ромом они слушали рокот раскатистых волн и поглядывали на необъятный, усыпанный звездами небосвод. Миа с удовольствием ощущала, как темный бархатистый напиток растекается по горлу, сглаживая острые края ее печали.
Потом она легла на спину, подложив руки под голову вместо подушки. В небе мерцали и поблескивали звезды.
– Как думаешь, сколько их там?
Глотнув рома, Финн прилег рядом.
– Где-то я прочел, что звезд во Вселенной больше, чем песчинок на земле.
– В Лондоне я их не замечала.
Они меркли на фоне уличных огней, автомобильных фар, чересчур ярко освещенных офисных зданий и света миллионов домашних окон. Миа подумала о том, что где-то в городе осталась ее сестра. Сейчас там должно быть утро, и она представила ее за рабочим столом, с серьезным лицом изучающую экран компьютера.
– Жаль, что Кейти этого не видит.
Финн приподнялся на локтях:
– Ты по ней скучаешь?
– Иногда, – ответила она, удивившись щемящему отзвуку в сердце.
– Расскажешь ей о Харли?
Она потрясла головой и почувствовала, как сильно на нее подействовал ром.
– Не хочу, чтобы она узнала, что мы – сводные сестры.
– Почему?
– Это нас разобщит.
– Что ты имеешь в виду?
Алкоголь неизменно просачивался в обособленные участки ее эмоций, помогая чувствам с большей легкостью обретать форму слов.
– У мамы был любовник. Думаешь, Кейти от этого окажется в восторге? Значит, у нас разные отцы. Это совсем не поспособствует укреплению того, что осталось от нашей семьи. – Она вздохнула. – К тому же она захочет узнать о Харли все.
– Ну и что?
– А то, что мне придется ей все рассказать – и о том, что он пил; и о том, что принимал наркотики; и о том, что он то уходил в себя, то кидался на окружающих. И о том, что как друзья, так и близкие в конце концов утратили в него всякую веру. И потом она всю жизнь будет сравнивать меня с ним.
– Тебе надо как-то отделаться от этих мыслей, Миа. Ты – вовсе не Харли.
– Неужели? – воскликнула она, думая еще об одном мрачном сходстве между ними. – У Харли был роман с женой своего брата.
– Да! Но ты…
– А у меня был секс с Эдом.