Во-первых, Винсент вызвал двух плотников и распорядился наглухо заколотить гвоздями дверь в Номер с Зеркалами Будущего. Затем они сняли с двери табличку и навесили целых девять надёжных замков. Теперь, чтобы попасть в этот номер, нужно было взрывать дверь динамитом.
Во-вторых, Винсент предложил папе выполнять его собственную прежнюю работу – чистить обувь. Папа заверил Винсента, что с превеликим удовольствием расстанется с фабрикой «Кот-Рыболов». И ни секунды не будет скучать по своим обязанностям – ворочать на жаровне тонны вонючих морепродуктов. Никогда!
В-третьих, Винсент отвёл Роуз в театр при Необыкновенном. Новый директор из Нью-Йорка принял её рабочей сцены. Он утверждал, что многие артисты с мировым именем начинали так же, следя за представлениями из-за кулис. И он заверил, что ему не требуется проверять, как Роуз выражает сотню эмоций одними бровями, чтобы предсказать ей великий успех.
– Поверить не могу, – восторгалась Роуз. – Я ВСЮ ЖИЗНЬ ждала этой минуты! И вот я здесь!
А уж когда он подарил Роуз настоящую атласную накидку, переливавшуюся космическим блеском, ей буквально пришлось дышать в бумажный пакет, чтобы не случилось гипервентиляции. Директор не растерялся: усадил её в кресло и заставил опустить голову между ног, дабы она не потеряла сознание.
– Это так негламурно! – расстраивалась девочка.
На что директор возразил, что она не первая актриса, наделённая столь бурными эмоциями. Её радость стала причиной столь бурной гипервентиляции, что Роуз стала похожа на персонажа из фильма ужасов – так она разволновалась.
– Ты слышал? Он назвал меня актрисой! ДИРЕКТОР ТОЛЬКО ЧТО НАЗВАЛ МЕНЯ АКТРИСОЙ!!!
По счастью, Роуз всё ещё прикрывала лицо бумажным пакетом, иначе директор услыхал бы на редкость смачное ругательство, слетевшее с уст семилетней девочки. (Мой соавтор по какой-то причине считает эту её черту ужасно забавной и теперь тоже ругается в бумажный кулёк и хохочет как ненормальный.)
И хотя мама Винсента собиралась заняться привычным делом – помимо готовки, уборки и выходов в магазин, – то есть заботиться о Томе, оказалось, что это теперь ни к чему. Том, войдя в фойе, бегом направился к лифту. Он нажал кнопку вызова и следил, как в окошке одна цифра сменяет другую. И как только двери отворились, он кинулся внутрь и улёгся на пол под роялем Зельды.
– Ты, должно быть, Том. Я как раз тебя ждала. Добро пожаловать в Самый Необыкновенный Отель в Мире!
Том лежал с закрытыми глазами под роялем Зельды и слушал её виртуозное исполнение. Его физиономия светилась таким блаженством, как будто он физически парил на крыльях музыки. А к обеду Том уже научился считать до шестнадцати. И перебрался на табурет в углу, где нажимал для гостей нужные кнопки. Что ещё удивительнее – он приветствовал каждого и здоровался самым вежливым образом. И впервые за одиннадцать лет с того дня, как родился Винсент, его мама оказалась предоставлена самой себе.
Сначала она просто сидела дни напролёт в фойе, в окружении собачек, и наблюдала загадочную жизнь Самого Необыкновенного Отеля в Мире. Она видела, как себялюбивые гости учатся быть щедрыми, жестокие – добрыми, грубые – вежливыми, а у грустных поднимается настроение. И Винсент очень скоро обнаружил, что у его мамы природный талант безошибочно подбирать самый подходящий для гостя номер. Руперт, проходивший обучение у несравненной Наны Уэйнрайт-Каннингэм, признался, что не видел такого чуда с тех пор, как Наны не стало.
– О да, – вздыхал он, – это точно тот номер-р-р, который бы выбрала сама Нана! Браво, браво!
В итоге он смог спокойно возложить эту обязанность на маму Винсента, а сам занялся организационными делами и помощью Винсенту. А помощь требовалась довольно часто. Как-никак Необыкновенный был ОГРОМНЫМ предприятием, и Винсенту предстояло многому научиться. Снабжение, закупки, уборка помещений, уход за животными, кухня, развлечения, забота обо всей огромной территории отеля. И что самое важное – Винсенту предстояло следить за тем, чтобы каждый гость, вошедший в их ворота, мог соприкоснуться с чем-то необыкновенным.
Убедившись, что родные устроены, Винсент смог полностью посвятить себя работе, и отель забурлил новой жизнью под раскаты Девятой симфонии Бетховена. Под управлением Винсента это место стало работать слаженно и гармонично, как давно сыгранный оркестр. Конечно, не всё шло абсолютно гладко, однако ни один гость не покидал эти стены разочарованным. А это было самым главным. Каждый день в обед Винсент заглядывал к Флоренс. Он приносил ей томатные сэндвичи – и иногда она даже съедала кусочек – и читал вслух письма от её родителей, всё ещё не имевших возможности выбраться из зоны военных действий. Он рассказывал ей про новых гостей и держал в курсе самочувствия животных в парках и обычной ежедневной жизни отеля. И вообще, Винсент старался проводить с нею каждую свободную минуту. Иногда ему удавалось убедить себя, что ввалившиеся щёки немного округлились, а на костлявых конечностях наросло чуть-чуть мяса. Но он скорее выдавал желаемое за действительное.
Но однажды, привычно заглянув к Флоренс, он застал её сидящей на кровати. Она съела целый томатный сэндвич и два шарика мороженого с каким-вы-только-пожелаете вкусом.
– Какой вкус? – спросил Винсент.
– Шоколадный торт и кленовый сироп, – сказала она. – А у тебя?
– Опять сыр с беконом! Сам не могу поверить! Стоило мне попробовать его в первый раз, я теперь только его и заказываю!
В ответ Флоренс улыбнулась. Её милый Винсент.
– У меня никогда не было такого друга, как ты, – призналась она, облизывая пальцы. – И никто так обо мне не заботился. Мы, Уэйнрайт-Каннингэмы, не из тех, кто требует заботы. Это не в нашем стиле.
– Ну, тогда получается, что мы с тобой встретились как раз вовремя, – решил Винсент. – Тебе требовалась помощь, и мне требовалась помощь. И мы с тобой спасли друг друга – как-то так.
– Ты точно меня спас, Винсент. Ты меня спас. И я не знаю, как тебя отблагодарить.
– Это и не нужно, Флоренс. Мы же друзья, помнишь? И между друзьями так положено.
В эту ночь Винсент спал беспробудным сном. Наутро он встал, свежий как горный воздух на рассвете, полный солнечного сияния и надежды. Но уже к вечеру Флоренс стало намного хуже. Когда Винсент пришёл к ней, что-то изменилось. Её карманный пёсик, Эмерсон, свернулся калачиком прямо у неё над сердцем. И Флоренс не открывала глаза и не шевелила пальцами (так она обычно давала понять, что слышала, как он вошёл). Винсенту показалось, что у неё даже не осталось сил на то, чтобы просто слушать. Он молча сел на край кровати и взял её за руку.
Флоренс была такой крошечной. Её изумрудные очки казались слишком большими на осунувшемся лице. Каштановые волосы стали редкими и тусклыми. Память Винсента перенесла его к тем дня на площадке для экстремалов, когда они ели томатные сэндвичи и следили за полётом птиц. Он пытался вспомнить прежнюю, здоровую Флоренс, которая взлетала по парадной лестнице, прыгая через две ступеньки, или звала кататься на американских горках. Но не мог. Она словно ускользала из памяти.
Вдруг где-то далеко вспыхнула такая сильная молния, что осветила всю комнату.
Надвигалась гроза.
– Кажется, нам предстоит трудная ночь, Флорри, – прошептал он. – Я пойду проверю, чтобы закрыли все окна, и успокою гостей. Обещаю, вернусь как только смогу.
Винсент заботливо закутал Флоренс в африканскую шаль со слонами. Зажёг сразу две лакричные палочки мути, подготовленные Зельдой, и поспешил на обход отеля. Пока он пересекал лужайку в парке, шторм разбушевался не на шутку. От непрерывно сверкавших молний плато Мабомбо было освещено, как днём. Колибри в панике принялись неистово бить крылышками, отчего долина наполнилась гудением, как от сотни мотороллеров. А когда он наконец добрался до парадной лестницы, тучи разразились градинами размером с мячик для гольфа.
В фойе собрались гости, наблюдавшие за грозой. Даже те, кто остановился в Номере Стихий. Винсент нашёл родных. Том ласково гладил своего карманного пёсика, Рубарба. Роуз не расставалась с новой атласной накидкой. Мама с папой держались за руки, всем своим видом излучая счастье. Самый Необыкновенный Отель в Мире изменил жизнь каждого из членов его семьи.
Убедившись, что здесь всё в порядке и никто не паникует, Винсент взял дождевик и направился к выходу.
– Винсент! Ты не можешь выходить в такой шторм! – воскликнул Руперт. – С грозой над Мабомбо шутки плохи!
– Я должен! – возразил Винсент. – Она там одна! Я не могу её оставить одну. Только не в такую бурю, – его щёки стали влажными от слёз. У него было такое ощущение, будто сигнальные огни, освещавшие его путь, гаснут один за другим.
– Ладно, – неохотно кивнул Руперт. – Тогда отдай мне Мин. Я присмотрю за ней и за всем остальным. А ты иди по боковой дорожке. Так дольше, но безопаснее. И держись подальше от деревьев.
– Спасибо, Руперт.
– Иди сюда, – он вынул из кармана Мин. Заключил Винсента в медвежьи объятия и сказал: – Поцелуй Флорри за меня.
Винсент скатился с парадной лестницы: градины падали на ступени и разлетались с треском, как ледяные бомбы. Помня о совете Руперта, мальчик направился на боковую дорожку, огибавшую отель. Мрачные громады пиков на краю Мабомбо и его светящиеся башмаки помогали находить дорогу, и он что было сил побежал к больничному флигелю. Но тут случилось нечто очень странное. Винсент услышал какие-то звуки. Похожие на чей-то голос. И он пел! «Кому пришло в голову гулять в такую грозу?» Но вот звук послышался снова. Словно сам горный дух спустился в долину с пиков Мабомбо. Но тут Винсент понял, что звук доносится не с гор. Он шёл снизу. Винсент, не замедляя шага, посмотрел на ноги. «Мои башмаки! Это мои башмаки поют!»
Но его башмаки никогда раньше не пели.
Как будто они поймали сигнал радиостанции из далёкой Вселенной или ритуальную песню огня из глубокого прошлого. Подгоняемый градом и дождём, Винсент бежал всё так же быстро. А проникновенный голос сперва охватил его тело, а потом проник в грудь и добрался до сердца, окружив лас