Возле торгового центра они попали в полосу ярких рекламных огней, и девушка успела перехватить взгляд Латышева, брошенный на ее наряд.
–Винтаж.
–Что?– не понял Латышев.
–Винтаж. Такой стиль. Здорово, правда? Я выгляжу как модель конца пятидесятых.
–Я думал, винтаж…– И Латышев, чтобы скрыть смущение, сказал первое, что пришло на ум:– Я думал, винтаж– это из области виноделия.– И вдруг, удивившись собственной смелости, взял девушку под локоть.
Они шли в сторону его дома. Оставалось только перейти дорогу. Но тут девушка остановилась. Латышев выпустил ее локоть и тоже остановился.
Девушка махнула рукой в сторону залива, туда, где недавно открылся новый гостиничный корпус.
–В гостиницу?– не понял Латышев.
Девушка утвердительно кивнула.
–Вы там работаете?
Девушка подняла брови, и Латышев решил, что вопрос его прозвучал двусмысленно. Он быстро исправился:
–Вы, наверное, приезжая?
Девушка неопределенно пожала плечами. Теперь Латышев чувствовал себя полным идиотом.
–Вы там живете?– почти с отчаянием упорствовал он.
–Временно.– Прямо в глаза девушки бил свет рекламных огней. Она сморгнула слезу, прикрыла глаза ладошкой и опять улыбнулась.– Я переезжаю на другую квартиру.– Несколько секунд она молча глядела из-под ладони на Латышева, прежде чем снизойти до следующего объяснения:– Там заканчивается ремонт.
И она пошла в сторону нарядно подсвеченного корпуса гостиницы танцующей походкой, чуть выворачивая наружу узкие ступни. И Латышев пошел рядом. А вскоре крутящаяся стеклянная дверь пропустила их в уютный, напитанный тонким душистым теплом холл.
Консьерж приветливо кивнул девушке как давней знакомой.
Они вошли в лифт.
–Нам на девятнадцатый, последний. Выше только небо.– Девушка довольно вздохнула и принялась разглядывать себя в зеркальной стене лифта.
Латышев медлил, потому что кнопок было ровным счетом двадцать.
–О!– Девушка поняла его замешательство.– Мне нравится думать, что никакого пентхауза нет. Что сразу надо мной не двадцатый этаж, а небо. Так-то вот.– И она упрямо вздернула подбородок.
Латышев нажал на кнопку, но лифт не тронулся с места, а девушка все продолжала любоваться собственным отражением в зеркале.
–О!
Не отвлекаясь от своего занятия, она достала из сумочки пластиковую карту и просунула в специальное отверстие над кнопками. Двери закрылись, и по легкому стуку в висках Латышев понял, что они едут.
Девушка то поправляла цветы фуксий в прическе, то озадаченно крутила перед собой рукой без перчатки, то, вывернув назад шею, проверяла, не перекосились ли на чулках швы. А Латышев, опуская глаза, думал, что, кажется, сейчас в первый раз изменит жене, да еще и с девицей. Тут он вспомнил, что денег у него с собой не больше семи тысяч, и то потому, что уже который день забывает заплатить за квартиру. Впрочем, сколько в таких случаях требуется, Латышев не знал. Он покосился на девушку. Та опять поправляла цветы в волосах и одобрительно улыбалась своему отражению. Она была похожа на ребенка, у которого вдруг исполнились все желания. И Латышев успел устыдиться своей мысли про «девицу» еще до того, как двери лифта открылись.
По обе стороны коридора шли двери. Одну из них девушка открыла картой-ключом. Внутри она вставила карту в приспособление на стене, и тогда одновременно загорелись две высокие напольные лампы, ночник над кроватью и маленькие, точно звезды, лампочки, утопленные в навесном потолке. Нижний свет девушка тут же выключила, и комната стала вдруг празднично-новогодней, и как будто даже хвоей запахло.
Латышев с удовольствием вдохнул особое будоражащее тепло, которое он так любил, останавливаясь в гостиницах, когда ездил изредка на разные свои заграничные медицинские симпозиумы и конференции.
Скинув туфельки, девушка пробежала по ковру и распахнула балконную дверь. Комната сразу наполнилась морским влажным воздухом.
–Представляете, я уже почти две недели так живу!– Она сказала это с радостным простодушием, делая ударение на каждом слове, и, взмахнув руками, по-детски крутанулась на месте. Юбки взлетели вокруг ее стройных ног, а шаль упала на ковер.– Представляете! Я так всегда мечтала об этом!
Латышев стоял, не выпуская из руки пакетов со снедью.
–Ой, ну что же вы, раздевайтесь. И давайте сюда пакеты. Я и ваши продукты пока в холодильник положу. Тут молочное, да? Вы же не уйдете, правда? Здесь до одиннадцати можно гостям.
Она уселась на ковер и стала перекладывать содержимое пакетов в холодильник. Увидев стиральный порошок, с удивлением подняла на Латышева глаза:
–Вы сами стираете? У вас жены нет?
Поскольку Латышев, еще ни слова не произнесший с тех пор, как они вошли в гостиницу, продолжал молчать, девушка обеими руками взяла его левую руку и потрогала пальчиком тусклое обручальное кольцо.
Она поднялась с пола и оказалась совсем рядом с Латышевым. Несколько секунд он смотрел на ее детские, трогательно выступающие ключицы. Стало прохладно. Латышев, аккуратно минуя девушку, закрыл балкон, успев с удовольствием отметить, что ни городских огней, ни линии горизонта– ничего этого снаружи не было, а был только живой клубящийся туман и зябкое ощущение бездны под ногами.
Латышев обернулся. Девушка, стоя посреди комнаты, распускала тугую шнуровку корсета. На двуспальной кровати сверху покрывала навалом лежали вещи: юбки, блузки, шарфы, шляпки. Из-под кровати торчало несколько обувных коробок. Створки шкафа-купе были приоткрыты, и Латышев увидел висящее на плечиках бальное платье с пышной юбкой. Он махнул рукой в сторону платья:
–Тоже винтаж?
–Угу.– Девушка, опустив голову, продолжала сосредоточенно возиться с корсетом.– Красивое слово, правда? Веселое и страшное. Как будто включены винты самолета и тебя затягивает воздушным потоком…
Она выпросталась из корсета, как бабочка из кокона, и осталась в тонкой батистовой сорочке. Корсет упал. Латышев с удивлением разглядывал его картинно распахнутые, пустые и, наверное, теплые створки.
–Я работаю на «Ленфильме»,– перехватив взгляд Латышева, решила пояснить девушка.
–А-а-а, ясно…
Но девушка тут же опровергла его догадку:
–Нет-нет, не актриса вовсе. Ассистент художника по костюмам. Ах, да попросту костюмерша. И стоило ли заканчивать ЛГИТМИК? Но теперь все честолюбивые мечтанья в прошлом. Работаю по контрактам. Работа то есть, то нет. Вот и себе наряды шью, когда выпадет время…– Она в некоторой раздумчивости пошевелила кончиком ступни корсет, потом выдернула из прически букетик фуксий и с облегчением тряхнула головой. Мягкие, темно-русые, с теплым рыжеватым отливом волосы по-киношному замедленно начали падать ей на плечи.
Латышев стоял напротив девушки и тихо ненавидел свое тело. Сейчас оно казалось ему особенно неуклюжим и непривлекательным. Он с досадой потер лоб и, сделав над собой усилие, посмотрел девушке в глаза. Она ободряюще улыбнулась не то себе, не то Латышеву.
Путаясь и спеша, он освободился от плаща, бросил его в кресло и покорно поднял руки, когда девушка, привстав на цыпочки, начала снимать ему через голову джемпер. Потом девушка взглянула на часы, болтавшиеся вокруг ее нежного запястья, и сказала с простодушной откровенностью:
–Еще есть время. Только не уходи. Ты мне нужен, понимаешь?
Латышев понял лишь отчасти. К тому же прямолинейность девушки его покоробила. Но уточнять, зачемименно он нужен, было уже смешно, а выяснять, нужен ли именно он, ему на всякий случай не хотелось.
За неимением других свободных поверхностей Латышев опустился на ковер и начал расшнуровывать ботинки. Снял, отбросил в угол и, положив на колени свои большие руки, снизу вверх посмотрел на девушку.
Она закончила воевать с крючочками на широком корсаже, а когда обе юбки упали на пол, присела и начала расстегивать на Латышеве ремень. Латышев хотел отстранить ее руки. Но она почему-то оказалась сильнее. И Латышев подчинился.
Держа девушку почти над собой, он одним движением своей широкой ладони стер с ее маленького тела остатки одежды. Новогодние звезды светили с потолка ему прямо в глаза. Девушку он не видел. Только ее темный силуэт и свечение вокруг. К тому же девушка была почти невесомой, и Латышеву в какой-то миг показалось, будто во всем происходящем участвует только один человек.
Она быстро устала, распласталась на нем и будто погрузилась в забытье. Латышев приподнял девушку и, зажмурившись, медленно разъединил ее и свою плоть. Девушка удерживающим движением сжала бедра.
Обняв одной рукой девушку, Латышев осторожно встал с пола. Она спала, свесив голову ему на плечо. Сдернув покрывало вместе с наваленной на него одеждой, Латышев уложил девушку в постель. Ему казалось, что он касается не женского тела, а только вибрирующей нежной оболочки вокруг. Когда он, изнемогая от нежности, укрывал девушку одеялом, она, не открывая глаз, нашла его руку и тихо спросила, быстрым кивком продиктовав ответ:
–Ты ведь придешь завтра?
И тут же опять заснула.
Латышев некоторое время стоял, радуясь нарядному беспорядку вокруг: легкой новогодней мишуре из пестрых шарфов и невероятных шляпок на полу и ярким, почти елочным бусам, причудливо переплетенным в вазе для фруктов.
Уже минуя консьержа, Латышев вспомнил, что оставил наверху продукты и чертов стиральный порошок.
Он вернулся в тот же универсам, где два часа назад встретил девушку, и подумал, что вот подходящий момент, теперь можно сделать вид, что ничего не произошло, что пленка так удачно отмоталась назад сама собой и все осталось, как было до того, как девушка ударилась коленом об острый край тележки.
Кроме продуктов по списку и стирального порошка Латышев купил пол-литровую бутылку водки, потому что четвертинок не оказалось.
На детской площадке возле дома он сел под грибок, отвинтил крышку и сделал несколько глотков. Оглянулся, сорвал с нависавшей ветки обожженный по краям кленовый лист, размял его пальцами и с удовольствием принялся жевать горькие свежие волокна. Когда тепло, сначала разлившись по животу, достигло сердца, он подумал, что вот и с ним случилось какое-то счастье, что жизнь, кажется, не прошла мимо, и вообще, и вообще… Он еще раз глотнул из горлышка, вылил остаток водки на землю, а бутылку, не целясь, кинул в соседнюю урну, попал и засмеялся…