— Что вы такое говорите, миссис Мерион? — вскричала Лавиния. — Леди Тэймсон покоится там, где ей следовало, — в могиле своего сына.
Шарлотта бросила на нее быстрый удивленный взгляд, как если бы только сейчас ясно поняла смысл своих собственных слов.
— Я просто имела в виду, что слишком она уж переняла чужеземные нравы, перестала быть настоящей англичанкой. Возможно, ей под кипарисами было бы лучше. Так или иначе, я сделала все, что могла, и как меня за это отблагодарили? — Голос ее стал жестким и холодным. — Почему вы стоите там и смотрите на меня, открыв рот, Элиза? Я хочу, чтобы вас сегодня же не было в доме.
Лавиния была расстроена больше Элизы. А сама старая служанка, успокоившись, вроде бы даже радовалась тому, что уходит.
— Не жалейте обо мне, мисс Херст. Я думала, все равно кончится чем-нибудь этаким. Хозяйка обязательно прознала бы насчет брошки, и я предвидела, что она ни за что не поверит, что мне ее подарили. А ведь я ее вовсе не хотела. Миледи просто умоляла меня ее принять. Она сказала, что никак по-другому не может меня отблагодарить, — Элиза подняла свой передник к глазам. — Бедная моя миледи. Я просто ужас как тоскую до ней — право слово. Все прислушиваюсь к ее колокольчику, но он больше не звонит. Мне лучше уйти отсюда, мисс Херст.
— Но устроитесь ли вы на другое место? — Лавиния не стала говорить, что она слишком хорошо знает, как трудно начинать жизнь сначала, когда на прошлое твое брошена тень.
Однако Элиза и тут проявила удивительное философское спокойствие:
— Не волнуйтесь. Сначала я немного отдохну. Я не отдыхала, можно сказать, с детских лет. Но мне жалко будет расстаться с вами и с Флорой. Не думаю, что и вы навсегда останетесь здесь, но надеюсь, вы поможете мисс Флоре пережить эти беды.
— Беды?
— Ну, то, что она не ходит и прочее, — с излишней торопливостью пояснила Элиза.
У Лавинии осталось странное впечатление, что она совсем не это имела в виду. Как-то вдруг и Элиза стала загадкой. Она отказывалась сказать еще хоть словечко и в течение одного часа успела уложить свои вещи и удалиться. Она заявила, что у нее есть сестра в Норфолке — она поедет туда и поживет у нее. Она настояла на том, что пойдет в деревню пешком. Лавиния проводила глазами ее маленькую квадратную фигурку. Согнувшись под тяжестью плетеной багажной корзины, она проковыляла по подъездной дорожке и скрылась из виду. Внезапно Лавиния вспомнила о незнакомой женщине, которая приходила повидаться с леди Тэймсон и назвалась ее старой прислугой. Она почти все забыла об этом эпизоде. Однако теперь он всплыл в ее памяти, и ее охватило недоумение. Недоумение и тревога. Вряд ли, думала она, ей суждено когда-либо вновь увидеть Элизу.
Она не знала, что Джонатан Пит стоит за ее спиной, пока не услышала его знакомый насмешливый смех. Сколько времени он так простоял, неизвестно.
— Не опасаетесь ли вы, что то же самое в один прекрасный день произойдет с вами, мисс Херст?
Она поглядела в его издевательски прищуренные глаза.
— Это ваших рук дело! — воскликнула она. — Вы велели миссис Мерион обыскать вещи Элизы.
— Разумеется, я дал своей кузине совет. Как-никак эта побрякушка стоит несколько сот фунтов. Слишком много для прислуги. Очень жаль, что ей все-таки удалось ее унести. Право, Шарлотта слишком снисходительна.
— Что вам в этом доме надо, мистер Пит?
Он любил открытые атаки. Глаза его блеснули.
— Мистер Пит? Все еще такая отчужденность? Меня зовут Джонатан. Что мне надо? Мне нужен ваш ответ, маленькая моя. Среди прочего... — Он свистнул сквозь зубы. — Среди прочего.
Теперь Лавиния уже не сомневалась, что он был лично заинтересован в пропавшей брошке, так же как и в некоторых других вещах, принадлежавших леди Тэймсон. И он, и Шарлотта. В чем состоял их заговор?
Дэниел наверняка был осведомлен об увольнении Элизы, но Лавиния не могла узнать, что он думает по этому поводу. Она знала только, что из Дувра был направлен банковский посыльный, который вместе с мистером Маллинсоном увез в запертом ящичке все драгоценности леди Тэймсон. Они должны были быть помещены на хранение впредь до совершеннолетия Флоры. Девочка была несколько огорчена, так как мысленно представляла себя делающей то, что, бывало, делала ее бабушка, время от времени жаловавшая какую-нибудь ценную вещицу тому, кто ей угодил. Однако она вскоре позабыла об этом, увлекшись распаковыванием своих лондонских покупок. Она специально пригласила Эдварда полюбоваться ее щедростью.
Эдвард был необыкновенно притихшим и спокойно играл в комнате Флоры. Он начал шумно протестовать лишь тогда, когда явилась Берта, чтобы отвести его к матери.
— Я не хочу идти. Скажи маме, что я занят.
Берта была шокирована.
— Как будто я могу сказать такое! Идемте сейчас же, непослушный вы мальчик!
Эдвард упрямо выпятил нижнюю губу.
— У нее в комнате слишком жарко, и она все время плачет. Я, например, вовсе не огорчен смертью бабушки Тэймсон. А ты, Флора?
— Я огорчена, — заявила Флора, шокированная не меньше Берты. — Не огорчаться, когда умирают люди, — грешно. Тебе бы понравилось, если бы никто не стал о тебе плакать?
— Мне было бы все равно. И я не стану плакать ли о тебе, ни о маме, ни о ком бы то ни было еще. В особенности же я не стану плакать о тебе.
— А тебе и не придется, потому что я никогда не умру, — надменно заявила Флора.
— А теперь прекратите эти глупости и идемте со мной, мастер Эдвард, — нетерпеливо произнесла Берта.
— Если у мамы мистер Пит, я не пойду.
Лицо Берты приняло суровое выражение.
— Мистера Пита там нет. Идемте же, наконец!
Эдвард неохотно последовал за ней. Его негодующий голос доносился издали:
— Это несправедливо: Флора едет в Лондон, а я только и делаю, что сижу около мамы. Это ужасно скучно.
Флора с угрюмым вниманием следила за его уходом.
— Так ему, маминому любимчику, и надо. Почему мама никогда нас к себе не зовет? Почему около нее всегда Эдвард и этот противный мистер Пит?
— Флора! Она подарила тебе Сильвию. Разве это не доказательство того, что она тебя любит?
— Это было всего лишь притворством, — заявила Флора.
— Да что ты, прекрати...
— Я с самого начала поняла, что это всего лишь притворство. Слезы по бабушке Тэймсон — тоже не более как притворство. Это делается, чтобы люди думали, будто она хорошая, хотя на самом деле это вовсе Не так. Она плохая.
— Флора!
— Плохая, плохая, плохая! — выкрикивала Флора и разразилась таким отчаянным плачем, что Лавиния встревожилась.
Ребенок был явно переутомлен и перевозбужден. Поездка в Лондон оказалась для нее слишком большой нагрузкой. Возможно, ее потрясло также и увольнение Элизы. Необходимо успокоить девочку, пока она окончательно не выбилась из сил. Опий. Вот когда действительно необходимо добавить одну капельку этого лекарства в горячее молоко, которое она выпьет, перед тем как ее разденут и уложат в постель.
Лавиния вызвала колокольчиком Мэри и послала ее за молоком для Флоры. Флакончик с опием стоял на верхней полке буфета, где Шарлотта оставила его, когда лекарство в прошлый раз давали Флоре. Она отмерила крошечную дозу, закрыла бутылочку пробкой и поставила ее обратно. Она решила в следующее посещение доктора Манроу упомянуть об этом лекарстве и спросить, одобряет ли он его применение.
На Флору оно, без сомнения, действовало магически, ибо вскоре, после того как она его приняла, она заснула и проспала до самого утра. Проснулась она бодрой и энергичной. Ей захотелось немедленно одеться и спуститься вниз. Она больше не намерена быть инвалидом. Разве доктор в Лондоне не сказал, что в самом скором времени она снова сможет ходить? Вот она и начнет с того, что будет завтракать внизу, а наверх подниматься только спустя несколько часов, чтобы выпить положенный стакан молока и отдохнуть, если уж совсем устанет.
Этот план пришелся весьма кстати, так как миссис О'Шонесси распорядилась к Рождеству прочистить все трубы, и можно было начать с комнаты Флоры, пока она завтракает.
В то утро все поднялись и вышли из дома рано утром. Дэниел велел сразу же после завтрака привести его лошадь и уехал с управляющим осматривать фермы своих арендаторов. Чуть позже Шарлотта в своей безукоризненной серой амазонке тоже куда-то ускакала в сопровождении грума. Грума она где-то потеряла, возможно сознательно, и возвратилась в обществе мистера Пита.
Флора наблюдала за ними из окна. Заметив, что они оживленно разговаривали, причем Джонатан склонил голову в сторону Шарлотты, а та, буквально затаив дыхание, его слушает, она негодующе воскликнула:
— Как смеет мистер Пит ездить верхом на Нептуне? Кто ему разрешил? Я скажу папе.
— Мне кажется, вряд ли это стоит делать, ведь мама уже знает. — И одобряет, подумала про себя Лавиния.
— Уж не воображает ли он, что ему принадлежит все? — спросила Флора. Однако ее внимание отвлекла Мэри, постучавшаяся в дверь желтой гостиной, чтобы спросить, где Флора будет пить горячий шоколад, который обычно ей давали утром.
Она не заметила, что следом за ней поднялась Шарлотта, и вздрогнула, услышав вдруг голос хозяйки:
— Она будет его пить, как обычно, у себя в комнате, Мэри. Ей обязательно надо успеть до завтрака отдохнуть.
Флора нахмурилась, склонившись над своим рисунком. Матери не удастся приманить ее к себе проявлением своей нежной заботы.
— Я не устала, мама. Я предпочитаю остаться здесь, внизу.
Верховая езда разрумянила щеки Шарлотты. Глаза у нее неестественно блестели, зрачки как-то странно расширились, как если бы разговор с Джонатоном привел ее в восторг или, напротив, сильно огорчил.
— Ты сделаешь так, как я велю, Флора. Мы хотим, чтобы на Рождество ты была совершенно здорова. Правда, Джонатан?
— На Рождество все должны быть здоровы и веселы, — ответил Джонатан, разразившись, как обычно, громким смехом. — Праздники ведь как-никак!
— Мисс Херст, обязана ли я выполнять его приказы? — спросила Флора, когда Шарлотта направилась к Двери, а Джонатан последовал за ней, вызывающе вздернув голову с таким видом, как если бы он чувствовал себя хозяином дома и всего, что находится в нем.