магами и теперь со мной даже словом обмолвиться не желает, а с Сашей я уже никогда не смогу быть полностью откровенной — она уже почувствовала это, и наша дружба дала трещину. Возможно, нам удастся сохранить приятельские отношения. Мы будем встречаться время от времени, восклицать друг другу при встреч: «Как ты похорошела!», обсуждать кинопремьеры и моду. Но между нами уже никогда не будет прежней искренности. Саша примется рассказывать мне о себе, а что смогу рассказать в ответ я? Моя жизнь теперь целиком связана с Клубом, а о нем я не имею права говорить… Ну разве не подарок судьбы — встретить в Клубе свою старую школьную подругу? Уж если кто и сможет стать настоящим другом для вампира, так это другой вампир.
— За нашу дружбу! — подняла я тост, и Ленка с ликованием отсалютовала мне бокалом.
— За нашу дружбу на века! — подхватила она.
— Лен, — спросила я, отпив глоток, — тебе здесь нравится?
— Да уж всяко лучше, чем среди папуасов! — фыркнула она, подливая себе шампанского. — Тебе добавить?
— Пока не надо. Лен, а чем твой отец–то занимается? Чем он вампиров привлек?
— Если б я сама знала! Он мне не рассказывает, да и ладно. Знаю только, что предложение от вампиров поступило вскоре после того, как отца перевели в другой отдел и он получил доступ к каким–то важным документам. Потом мама умерла, а потом…
— Ой, — я поперхнулась шампанским и уставилась на Ленку во все глаза, — тетя Зоя… она…
— Да. — Ленка залпом, как рюмку водки, опрокинула в себя бокал шипучки, закашлялась и хрипло сказала: — Машина сбила. За рулем был пьяный водитель. — Она немного помолчала и добавила: — Отец сам не свой был, надо мной трясся — все боялся, что со мной тоже что–нибудь случится. А потом, в общем, предложили ему…
Лена уставилась невидящим взглядом куда–то в стену с нарисованной пальмой. А я задумчиво повертела в руках фужер. Странное совпадение. Отец Лены, конечно, амбициозный и хваткий мужчина, иначе бы он таких вершин в дипломатической карьере, когда допускают к важным документам, не достиг. Но при этом он любящий семьянин. Тетю Зою он любил, относился к супруге с нежностью, и я никогда не видела, чтобы родители Лены ругались. В доме всегда были полные вазы свежих цветов, а как–то раз, будучи у Лены в гостях, я случайно застала ее родителей страстно целующимися в темном коридоре. Даже удивилась тогда: муж и жена, а такими глупостями занимаются! Если бы вампиры предложили Громову карьеру, власть и бессмертие, соблазн, конечно, был бы велик. Но не до такой степени, чтобы добровольно отказаться от любимой жены и дочери, в которых он души не чаял. А посвятить и обеих близких в вампиры ему наверняка никто не предлагал — слишком большой конкурс в ряды «избранных» и жена–домохозяйка да дочка без особых заслуг его бы никогда не прошли. А тут жена погибает, Громов, понимая, что жизнь может трагически оборваться в любой момент, начинает трястись над дочкой. И тут–то как раз и появляются вампиры со своим предложением и даже соглашаются сделать исключение для дочери…
Фужер в моей руке дрогнул. Могла ли информация, к которой Громов получил доступ по дипломатической службе, быть столь ценной для вампиров, чтобы они, не смирившись с отказом, стерли ему память об одной встрече, подстроили гибель жены и закинули удочку во второй раз? Мне вспомнилась Виктория Виноградова, талантливый ученый, которую завербовали для работы над вакциной от вампиризма и которая, так и не доведя исследований до конца, погибла от рук Инессы. Вацлав упоминал, что Виктория ненавидела свое новое состояние и всей душой мечтала найти вакцину и исцелиться самой. «Как же она вообще согласилась стать вампиром?» — удивилась тогда я. Вацлав как–то странно взглянул на меня и ответил: «Ей срочно понадобились деньги. Ее парень задолжал крупную сумму в казино, и ее вступление в Клуб решало все вопросы». Да, согласно правилам вступление в Клуб должно было быть добровольным. Но нигде в правилах не упоминалось, что оно не может быть вынужденным — под давлением обстоятельств, сфабрикованных самими вампирами. Что для них чужое человеческое счастье, если знания человека необходимы для достижения их секретных целей?
— А виновного, — спросила я у притихшей Лены, — нашли?
— Что? — встрепенулась она и потянулась за бутылкой шампанского, чтобы наполнить пустой бокал. — Да, конечно. Отец выпил из него всю кровь.
Я приглушенно ахнула.
— Это было одним из условий его вступления в Клуб, — отрешенно добавила она.
Вот и еще один крючок, на который поймали дипломата. Первый — благополучие и долгая жизнь дочери, второй — месть за гибель жены.
— Ладно, — Лена тряхнула головой и принужденно улыбнулась, — не будем о грустном. Расскажи–ка лучше о себе! Как ты жила все это время? И, само собой, жду подробностей из первых рук о твоей фееричной встрече с Жаном.
К концу моего рассказа шампанское как–то само собой закончилось, у меня закружилась голова, а Ленка раскраснелась от удовольствия и то и дело принималась хохотать. Блюда с ужином тоже опустели, а разговор перешел на ту стадию откровенности, которая наступает только после совместно распитой бутылки алкоголя. Ленка ловко выудила из меня все подробности моих любовных романов, включая связь с кладоискателем Федором, которой я сейчас страшно стеснялась, и с упоением принялась расписывать свои.
— Все–все, хватит, — со смехом перебила ее я, — вижу, тебе есть чем похвастаться. Скажи мне лучше, хоть кого–то из своих мужиков ты любила по–настоящему?
Лена ненадолго задумалась.
— Было, один раз.
— Расскажи! — подначила я.
— Каждая встреча с ним была неповторима, — интригующим тоном начала она. — То праздничный фейерверк, то стихийное бедствие. Если уж он был нежен, то я таяла в его руках, как шоколад. Если уж он злился, то это было подобно цунами, а я как будто оказывалась в его эпицентре. — Глаза Лены затуманили призраки прошлого счастья. — С ним я была то принцессой, то гейшей, то богиней, то служанкой. За время, пока мы были вместе, я пережила десятки жизней и десятки любовных историй — все с ним, но все разные. А еще он очень красиво ухаживал, когда хотел этого. Читал стихи Бодлера на французском и Блока на русском. Катал на карете, запряженной тройкой белых лошадей по Елисейским полям. Возил на маскарад в Венецию…
— Да, завидую, — призналась я. — Хотела бы я встретить такого романтика!
Лена пригвоздила меня к креслу очередным взглядом–дротиком:
— Да ты его прекрасно знаешь!
— Неужели? Кто же это? Аристарх? Только не говори, что ты с моим дедом… — простонала я.
— Холодно, — успокоила Лена.
— Вацлав? — напрягшись, спросила я.
— Чуть теплее.
— Андрей? — насторожилась я.
— Опять холодно.
— Неужели Глеб? — нахохлилась я. — Меня он на карете не возил.
— Успокойся, с твоим Глебом я даже не была знакома.
— Тогда кто же это? Сдаюсь!
— А ты не поняла? Это был Жан.
— Жан? — Я даже закашлялась. — Ты меня просто поражаешь!
— Это не я поражаю, — грустно усмехнулась Лена. — Это он поражает своими поступками. Даже после смерти.
— А уж при жизни–то он как поражал, — саркастически отозвалась я, вспомнив, как Жан взял в заложники бабушку и Сашу, чтобы заманить меня на заброшенную фабрику и заполучить недостающие Серебряные Слезы.
— Ты совсем не знаешь Жана! — запальчиво бросила она.
— Конечно, не знаю! — вспыхнула я. — Во мне всего лишь течет его кровь. Она то делает меня зверем, то наполняет внезапной яростью. Ты хоть знаешь, каково это?
Видимо, что–то такое отразилось в моем взгляде, потому что Лена в оцепенении замерла и глаза ее округлились от ужаса.
— Жан, — сдавленно спросила она, — так это ты убила всех этих людей?
— Нет, — я пьяно мотнула головой, — но я убила… — У меня хватило ума преуменьшить свои заслуги. — Однажды.
Ленка, ахнув, закрыла рот ладошкой.
— Это был вампир из охраны Жана. Он напал на нас с Вацлавом, и… — Я подняла на Лену растерянный взгляд. — Я сама не понимаю, как это произошло.
Она по–прежнему с ужасом таращилась на меня.
— Никто об этом не знает, — добавила я. И взглянула на нее с кривой усмешкой: — А теперь, Громова, ты должна меня понять. Я не могу оставить в живых такого опасного свидетеля.
Лена на миг напряглась, но через секунду зашлась хриплым смехом. К счастью, у нее хватило соображения оценить мою шутку.
— Ну, Жанка, я ведь чуть не поверила. Ты так натурально на меня вызверилась.
Я грустно усмехнулась.
— Бессонова, — помолчав, продолжила она, — ты ведь понимаешь, что тебе никак нельзя проходить ментальный допрос? Если всплывет, что ты уже пристукнула кого–то раньше и скрыла это, — все, тебе секир–башка. Никакое высокое заступничество не поможет. — Она кинула взгляд на телефон на столике и заметила: — Что–то отца долго нет. Сколько же можно там ковыряться? У нас тут вопрос жизни и смерти решается!
Лена потянулась к кувшину с «Гранатовым браслетом» и, пресекая мои возражения, категорично заявила:
— За успешное завершение твоего дела!
Фужеры наполнились красным до самых краев. Лена поднесла свой к губам и принялась пить маленькими глоточками.
Я с отвращением пригубила фирменный напиток и вынуждена была признать: вкусно!
— Я же говорила — тебе понравится, — довольно прокомментировала Лена, подливая еще напитка в мой опустевший бокал. — Пей, пей. Тебе понадобятся силы.
Я зачарованно посмотрела на капельку крови в уголке ее рта и позволила себя уговорить.
— Ох, Жанка! — разрумянилась Лена. — Как же я рада, что ты сейчас здесь! Ты не дрейфь, все обвинения с тебя снимут, и вот тогда мы с тобой такое веселье закатим! Всем снобам нос утрем!
Я видела, как блестят предвкушением торжества ее глаза, и вдруг меня осенило. Я поняла то, что не давало мне покоя все это время. Вся суть крылась вовсе не в нашей старинной дружбе, а в желании Лены выделиться, засветиться, отличиться в каком–то громком деле, о котором будут судачить все. Мое имя было у всех на устах, и, помогая мне, она сама попадала в центр внимания. Ее помощь мне — на самом деле попытка самоутвердиться, доказать всем, что она способна на смелые и благородные поступки, переломить то тяготившее ее положение вещей, при котором остальные вампиры смотрели на нее как на пустое место. Интересно, отец знает об истинных мотивах дочки? Или у него есть свои причины помочь мне?