Виражи чужого мира — страница 39 из 54

— Ну, это мне понятно… — вздохнула я. — А теперь скажи, почему вы ходите только в наш мир? Что, в других мирах нет блондинок?

— Есть. Но чаще всего дети у эвинов рождаются именно от вас. Мы уже приводили девушек из других миров, и почти всегда такие союзы бесплодны. И ходим мы не только в ваш мир… Почти треть тех детей, кого тогда спрятал ковен, пока не найдена. Да и родной мир эвинов мы пытаемся отыскать. И если не удастся вернуть туда тех, кто захочет вернуться, то хотя бы сможем забросить шар и показать им, что там сейчас происходит.

— Все, я хочу поспать и немного прийти в себя, — решительно поднялась я с места. — У меня в голове каша, и все должно немного… как это… разложиться по полочкам. Спокойной ночи.

Глава 24Темные игры магов

Я шла по ступенькам наверх и ожидала окрика или вопроса в спину… Да хотя бы пожелания спокойной ночи. Но они оба упорно молчали, и я пока не могла определиться, радоваться мне или пора начинать волноваться. В том, что маги привыкли за последние годы, когда им пришлось вместе с эвинами наводить порядок и восстанавливать страну, действовать жестко и решительно, я не сомневалась. Только такой стиль правления обычно поднимает страны из разрухи и беспредела. Иначе начинается новый виток войн и мракобесия. И то, что они начали говорить со мной более-менее откровенно, открывая ровно столько информации, сколько нужно, чтобы показать себя с выгодной стороны, говорило только об одном. Я им очень нужна, и получить мое добровольное согласие они намерены как можно скорее.

Странное подозрение шевельнулось в сердце, едва я ступила на площадку лестницы перед своей дверью. Похоже, становлюсь параноиком, — еще пыталась я посмеяться над своими страхами, ведь дверь весь день была на запоре, а мозг уже лихорадочно искал причины непонятной тревоги и слабые места в моей обороне.

И были какие-то тонкости… что-то ускользающее… но, несомненно, важное, за что не сразу зацепился уставший за день от обилия информации и событий разум, но автоматически отметило подсознание. Например, странный, металлический запах — еле уловимый, но несомненно чуждый, какое-то ощущение чужого присутствия, что ли…

Я интуитивно провела ладонью по подоконнику, с которого хозяйственная Сина успела убрать подушки, и пораженно замерла: толстые доски с краю еще хранили тепло, как будто кто-то сидел тут совсем недавно. Для проверки я коснулась рукой соседнего места — прохладное. Выходит, неизвестный покинул подоконник лишь минуту назад… и куда пошел?

Сердце вдруг замерло и тут же тревожно забилось, во рту появился сладковатый привкус опасности, а в следующий миг в мозгу вспыхнула уверенность, что я точно знаю куда. И почти так же твердо могу сказать, кто именно.

Вот только как это понимать — молчание тех двоих, явно бывших в курсе, что он тут? Как предоставленное мне право выбора или солидарность со старыми и надежными партнерами?

Я обессиленно присела на подоконник, не в силах сделать больше ни одного шага, и с замиранием сердца увидела, как дверь в мою комнату медленно и бесшумно открывается.

Свет в магическом фонаре был убавлен почти до минимума, и в полумраке очертания стоявшей на пороге фигуры были расплывчаты и неопределенны, и только гибкая напряженность тренированного тела подтверждала мои первоначальные подозрения.

Однако напряжение и тревога вдруг схлынули, оставив лишь усталость и раздражение. И совершенно определенное желание узнать, как он проник в мою комнату.

Но задавать какие бы то ни было вопросы первой я не собиралась. Обоснованно считая, что первым должен заговорить тот, кому это нужно. Да и вообще меня всегда неприятно раздражала манера некоторых девчонок врываться в помещение и с порога начинать шумные разборки.

— Таресса… — помолчав несколько секунд, выдохнул он и вдруг оказался рядом, навис надо мною, почти придавив к стене, жадно задышал над головой.

Но в тот же миг отпрянул, отступил в сторону, освобождая проход в комнату.

— Заходи…

«Спешу и падаю», — едва не сказала я вслух, а шнурки тебе не погладить? А куда потом топать, прямо к кроватке?

— Не бойся, — он даже зубами скрипнул, — я до тебя не дотронусь, если…

«Вообще-то я не боюсь, — хотелось мне сказать ему со всей язвительностью, на которую способна, — а просто не люблю, когда мной командуют». Но я снова смолчала, ожидая, что еще он может сказать в оправдание своего вторжения. А попутно рассматривала распахнутую за его спиной дверь на балкон и жалела, что не знала раньше про особые физические способности неизвестных паладинов. Иначе не считала бы двадцатиметровый почти отвесный склон под балконом таким уж неприступным препятствием.

— Таресса, я даю честное слово эвина, что не прикоснусь и пальцем… хочу лишь поговорить, — в его голосе проскользнули досада и разочарование. — Просто в комнате удобнее, войди, пожалуйста.

Ладно, вздохнула я, хоть и предупреждал папа, что все маньяки отличные психологи и уболтать жертву для них плевое дело, но у меня ведь совсем другой случай? Да и двух партизан, что притихли в гостиной как мыши, совсем сбрасывать со счетов пока не стоит. Ну, и некоторые мои личные способности тоже.

Молча встав с подоконника, я решительно прошла мимо него в комнату, первым делом направилась к светильнику и прибавила свет на полную мощность.

И в тот же миг ошеломленно замерла, почти ослепленная взорвавшимся со всех сторон сиянием. Медленно повернулась, озирая развешенные по камину, креслам и конторке ожерелья, диадемы и прочую бижутерию в совершенно немыслимом количестве. А потом перевела взгляд на Найкарта, застывшего с невероятно самодовольной рожей, и не удержалась от ехидного вопроса:

— У вас Новый год или ты ограбил Али-Бабу и пришел похвастаться?

— Таресса… — Блондин, видимо, не веря своим глазам, смотрел, как я освобождаю одно кресло от металлолома и усаживаюсь поудобнее. — Это все тебе.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила я, — но не стоило так беспокоиться, я это не возьму.

— Почему?!

Да неужели он оскорбился?

— Не хочу, — коротко обронила я, не желая уточнять, чего именно не хочу — получить эту кучу золота или отвечать на его глупый вопрос.

— Тебе приятно меня унижать, — посопев несколько секунд над обдумыванием моих слов, оскорбленно заявил блондин, — или ты вообще любишь играть чувствами мужчин?

«Начинается, — вздохнула я устало, — проходили уже. Сейчас обманутый в своих матримониальных надеждах ухажер начнет обвинять меня во всех собственных грехах».

Было у меня в последний год несколько в чем-то схожих ситуаций. И самый запомнившийся случай произошел весной, когда, забежав в недорогое кафе выпить чашку чая, я натолкнулась на жгучего кудрявого брюнета ниже себя ростом, зато украшенного лысинкой и пузиком. Рассмотрев меня подробнее, красавчик развил бурную деятельность. Не слушая моих категорических возражений, громко приказал принести пирожных и напитков, сгонял водителя к машине, и тот приволок дежурную помятую троицу бутонов в целлофане. После чего ухажер решил, что этого вполне достаточно, чтобы начинать договариваться о свидании. И ужасно рассвирепел, когда узнал, что никакого свидания не будет и быть не может. Его возмущенные крики догоняли меня еще несколько минут после того, как я вышла из кафе. С тех пор я взяла за правило уходить сразу же, если замечала хоть малейшие признаки такого поведения.

Жаль, тут уйти некуда… да и не тот это человек, чтобы позволить просто уйти, понятно уже. Но и говорить ничего не хотелось, как-то очень неприятно объяснять человеку очевидные для тебя вещи. Поэтому я просто отвернулась и молчала, ожидая продолжения разборок. Думая лишь о том, работают в этом доме слова зейры или нет и прибегут ли на зов маги.

Он ждал минут пять, потом одним движением собрал со второго кресла украшения, не глядя, ссыпал на стол и сел напротив.

— Можешь ответить, почему ты все время молчишь?

— Найкарт, это очень трудный вопрос.

— Почему?

— Потому что задан некорректно и подразумевает, что ты имеешь право чего-то от меня требовать. Ну а если наглядно — поймай в лесу зайца и спроси его, почему он не хочет стать рагу?

— Что такое рагу?

— Тушеное мясо.

— Это плохой пример. Я же ничего от тебя не требовал и не собирался делать… рагу. Просто хотел порадовать, все девушки любят украшать себя.

— Найкарт, а можно я задам один вопрос?

— Да, — обрадовался он, — конечно.

— Все мужчины больше всего любят скакать на лошадях или есть такие, кто предпочитает гулять пешком? Или некоторым приятнее плавать на кораблях? А может, найдутся и те, кто обожает карабкаться по скалам или прыгать с них в море?

— Ну… я не знаю, — подумав, засомневался он. — Ты хочешь сказать, что вообще не любишь украшения?

— Найкарт, а тебе вообще не приходит в голову, что сначала нужно поинтересоваться, какие у меня на этот счет принципы? Я, конечно, начинаю понимать после сегодняшнего объяснения, что вы привыкли получать девушек на блюдце с голубой каемочкой. Маги приводят вам толпу запуганных и затурканных иномирянок, как овечек на убой, вы быстренько делите их и тащите по спальням.

— Но это не так… — вскинулся он и виновато опустил глаза. — Внешне похоже, но по сути совсем по-другому.

— Ты кому рассказываешь? — Я даже опешила. — Я сама там была и прекрасно помню свои ощущения. И безысходность, и ужас, и ненависть… Да, я вас ненавидела так, что убила бы всех не задумываясь, если бы знала, что сумею сбежать. Жить почему-то хочется, знаешь ли.

— Но остальные… — заспорил было он и пораженно смолк. — И что… ненавидишь до сих пор?

— Начала вроде понимать… и жалеть после рассказа учителя, но тут ты… со своей ювелирной лавкой и необоснованными претензиями. Тебе никогда не приходило в голову посмотреть на ситуацию не со своей колокольни, а со стороны?

— Теперь начну, — вздохнул эвин. — Но можно один вопрос… последний?

Конечно, я не могла не догадываться, что он захочет узнать, но понимала, что в этой просьбе отказать нельзя, поэтому просто кивнула: