– Боммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбоммбомм.
Птица Очевидия, скрепя сердце булавкой и стиснув клюв, молкнет.
– Затихнуть, но не умереть! – цедит птица сквозь дырочки.
Мягкое сердце замирает, сопение стихает.
Близится момент контрапункта…
…другая сторона неба
Герральдий сообщает дату прибытия новобранцев:
– Конец первой трети первой главы.
Хопнесса вяжет носки, шапки, шарфы и прочую амуницию. Верика расписывает потолок.
Смена должна чувствовать себя как дома.
Герральдий докуривает трубку мира и, размазанно улыбаясь, сообщается с Хопнессой:
– Дорогая! Я всегда воспринимал тебя не иначе, как витающей в облаках, но теперь ощущаю и себя таковым же. Поразительно!
– Только обещай мне на первых порах не витать далеко, не то заблудишься. Вот, держись за ниточку, – Хопнесса протягивает кончик пряжи.
Герральдий с восторгом обозревает невиданные отселе окрестности. Кругом, до горизонтов, тянутся лыжные колеи, проплывают воздушные мосты, покачиваются снежные горы с крепостями. А немного в стороне проходит прямая, как просека, трасса. Вдоль нее – каньоны со стекающими краями. Герральдий указывает на безмолвную экскурсию:
– А что они там разглядывают, если не секрет?
– Взгляни сам.
Герральдий, придерживаясь за ниточку, осторожно подкрадывается к ближайшему обрыву. Отсюда он видит лоскуты земной поверхности. Выкройки из замши, кожи, хлопка, шерсти, шелка, муара, тюля, кружев и бархата ловко подогнаны и скреплены разноцветными нитками, булавками, пуговицами , брошками, пряжками, застежками, завязками, замками, клепками и прочими креплениями. Среди всей этой пестроты Герральдий замечает крохотную поблескивающую Верику, размахивающую руками.
Герральдий машет ей ответственно с высоты своего положения:
– Сейчас спустимся!
Землю уже припорошило снежком, и она стала похожа на большой мемориальный пряник.
Хопнесса сматывает клубок:
– Кстати, неплохо было бы предпринять праздничный выход в музей в рамках надвигающейся культурной программы.
Пестрый клубок скатывается на пол и устремляется к выходу. Этот клубок знают во всех уголках вернисажного мира. Он никогда не стоит на месте.
…красота превосходящая
Cолнце еще не заходило, а Хопнесса уже предвосхищает восход, глядя на облачную равнину:
– Невозможно не любить красивое, – печально констатирует она и скатывает неровную нитку. – Здесь самый нежный пух на всем белом свете.
Хопнесса благоговейно поглаживает глобус мира – неземной шар естественной красоты. Смех ее напоминает клик чайки на ветру.
– Ты ведь помнишь принцессу с одиночной планеты? Ту, у которой всего было по одному экземпляру? – спрашивает неожиданный Герральдий.
– Да, я даже сохранила заметку в альбоме.
«Вот и мы пригодились!» – облегченно вздыхают доверики.
«Вспомнили наконец-то добрым словом!» – угрюмо ворчат недоверики.
– Берегите себя и планету.
Герральдий выкладывает из бездонного кармана бесполезные медикаменты, берет под козырек и выходит в открытое пространство. Изнедалёка доносится уставная выходная песня.
– А что это такое? – показывает Верика на пирамидальную голубенькую коробочку.
– Это таблетки для красоты, тебе ни к чему.
Близится час доброй воли.
Глава 5ГЕОГРИФ И…
…его недремлющая совесть
Каждое новое утро Геогрифа всегда начинается с подвига. Сегодня он чистит себя под зеркалом. Зеркало вертится над ним как может. Геогриф без страха и упрека разглядывает на себе следы ночных угрызений.
Хопнесса с Верикой накрывают под абажуром в столовой. Вокруг кружится и жужжит пчелка.
– Прямо не совесть, а цербер какой-то! – сокрушается Хопнесса по поводу крестника, вынимающего из себя маникюрными щипцами щепки и колючки.
Геогриф вздыхает так глубоко, что салфетки сворачиваются на столе.
– Бумздрав! – в приказном порядке командно чихает из своего кабинета Герральдий.
– Я потрясен всеобщим вниманием! – отзывается Геогриф, расстроганно потрясая копной чугунной травы.
– Приятно потрясен? – уточняет Верика.
– Очень приятно, – тает Геогриф, – в моей органической лаборатории остался один-единственный небьющийся сосуд!
Геогриф стучит себя в рефрижераторную грудь, где в глубине грохочет стальное нержавеющее сердце. «Бомм, бомм, бомм!» Геогриф счастливо расплывается по полу.
– Мне нравится, когда ты улыбаешься без тени смущения, но меня тяготит твоя мучительная истерзанность. Было бы лучше, если бы ты чаще давал повод для радости, чем для сожаления. Давай прогуляемся после завтрака в горы, подышим чистым воздухом? Проветримся.
– С превеликим удовольствием! – лязгают дверцы морозильной камеры.
Близится час подкрепления…
. . .
Книга, которую в данный момент пытается читать Геогриф, занята подбором переплета. Повсюду разбросаны обрезки тряпочек, измусоленные эскизы:
– Мы бы укоротили снизу и немного заузили по бокам.
– Может, примерим вот этот, в стиле диско?
– Нельзя ли без банальностей? Нужно что-нибудь основательное, символическое, светское. Вот оно!
На лоскуте гобеленова полотна изображена гора с крутыми склонами, вершина которой увенчана мельницей. Слева, у подножия горы, нарисован умывающийся зайчик, а справа белеет свернутый в рулон папирусный парус с логотипом «SOS». Штиль. Как выражается лирический Герральдий, пользуясь высоким стилем, – «Ветер-стих».
Геогриф демонстративно проплывает между строк, пытаясь привлечь внимание внутрикнижной общественности:
– Спасайся, кто может!
Из воды торчат неботроги, указывая верный путь к водопадам большой мойки. Для пущей убедительности по ветвям сопровождающих деревьев скачут рыжие пушистые стрелки.
Больше там ничего не изображено, потому что Верика промывает кисти. Уж очень много в них накопилось шишек и иголок. Кисточки пищат и вырываются из рук. Верика дирижирует, терпеливо приговаривая:
– Пищендо, сеньоры. Грандо пищендо!
…из неотсюда
Геогриф происходит из древнего мужественного рода. Ему невероятно трудно переносить неудачи, хотя невзгоды и лишения он преодолевает с легкостью хлопчатого пуха.
– У моего дедушки было довольно длинное по нынешним меркам имя, которое по-житейски звучит так – Геогриф Геогрифов Геогрифейский. Это благодаря ему я попал сюда и остался на попечении вашего любезного семейства, поскольку я прежде неоднократно просил его об этом, имея в виду всем известное мое неравнодушное отношение к милой Верике, всячески меня окрыляющей.
Для убедительности Геогриф приподнимает свои розовые неоперившиеся крылышки с нежными перепонками и неуклюжими длинными суставами. С подоконника падает новоиспеченное керамическое изделие. Геогриф сметает осколки одним крылом в другое, раскладывает на столе и собирает, как головоломку, подгоняя фрагменты по росписи.
– Орнамент по верхней каемке, – инструктирует Верика.
– Готово! – восклицает реставратор, сдувая пыль с некруглого блюда. – Прямо как антикварное, с трещинками.
– Только имей в виду, раньше это была ваза.
. . .
Идет время. Геогриф сидит понурив голову и уныло ковыряет ложкой арбузное варенье. За спиной у него скалится перекошенный, стреноженный ватзахелл.
– Не понимаю, как эти паразиты умещаются в моем узком пространстве? Я сам еле втискиваюсь сюда, – вяло возмущается из своей излюбленной раковины отпрыск Геогрифа Геогрифова Геогрифейского, пуляя в ватзахелла мягкими косточками.
– Позволь, я дам тебе житейский совет, – Герральдий показывает знак следовать за собой.
Спустя минуту Геогриф возвращается с наполненной до краев емкостью.
Близится час равновесия…
…таинственный свет из письменного стола
Из единственного заколоченного гвоздями ящичка в центре письменного стола чернильного дерева в кабинете Герральдия истекает бледный голубой свет. Он медленно опускается на пол и заливает собой поверхность ковра. Под этим облачным покровом проглядывают замысловатые восточные узоры, становящиеся холодными и строгими во вспышках маленьких молний. Из иллюминатора, расположенного в ящике стола, выглядывает голова изумленного Геогрифа. Голова живет своей жизнью.
Малейшая неточность, и происходит отклонение от курса. Вот прямая, соединяющая то место, откуда он вылетел, с тем местом, куда он летит. На стене загорается стрелка, указывающая направление влево. Геогриф мастерски использует огнетушитель. Инструкция не позволяет сокращать время и уклоняться от маршрута. Поэтому Геогриф предпочитает подремать в дальнейшем раздумье, не имея права торопить события. Когда пилот бессилен – он мирно спит.
Сквозь сон слышен треск атмосферных разрядов и динамичный голос птицы Очевидии:
«Просьба пристегнуть привязные ремни!»
. . .
Пока Геогриф несанкционированно выполняет полет в кабинете верховодца, Герральдий, не дочитав депешу, начинает искать глазами Геогрифа, доставившего послание. Но здесь его уже нет. Спустя нечетное количество мгновений Герральдий обнаруживает Геогрифа на самом краю левого верхнего фланга. Геогриф смотрит вниз, не источая никакой тревоги. Герральдий осторожно втягивает воздух:
– Вроде без электричества.
– Ага! – говорит Геогриф и загадочно улыбается, как будто он что-то знает, но не хочет этого выдать. Ни дать ни взять – сам Петрарка о критиках.
В общем, умеет озадачить собеседника. Герральдий, привычно постояв на краю безмолвности и столкнув в пропасть тихий камешек носком тапка, деликатно восвояшивается к месту дислокации.
. . .
Геогриф сидит у водопада и философствует, не грустно и не весело: «Настанет день, когда я стану большим». Достает акварельный карандаш, слюнявит и вычеркивает еще один незакончившийся сегодняшний день. Затем необычайно уверенным движением подносит к глазам диковинный витиеватый рог. Может, теперь он сможет разглядеть этот самый горизонт, о котором упоминала Верика?