[777]. После многих лет воинственной критики со стороны консервативной прессы – и особенно принадлежащих Нортклиффу газет – это стало решающим фактором, который укрепил уверенность Асквита. Он сказал Кабинету, что в столь разобщенном правительстве отставки вполне обыденны. Но, продолжил он, “ситуация на государственном уровне далека от обыденности, и я не могу убедить себя, что другую партию возглавляют или составляют люди, способные с ней справиться”[778]. Сэмюэл и Пиз тотчас все поняли и отговорили Бернса: “Если бы большая часть Кабинета сейчас ушла, управление перешло бы к сторонникам войны, а этого ему вовсе не хотелось”. “Альтернативное правительство, – заметил Пиз, – будет гораздо меньше желать мира, чем наше”. Три дня спустя он сказал то же самое Тревельяну, и к этому времени его мысль подхватили также Саймон и Ренсимен[779].
Казалось бы, тот факт, что консерваторы гораздо больше либералов желали войны, укрепляет позицию детерминистов: если бы Асквит потерпел поражение, Бонар Лоу точно так же вступил бы в войну. Но можно ли действительно сказать, что все было бы точно так же? Представим, что Ллойд Джордж – поверженный после провала его недавнего финансового билля, озабоченный финансовой паникой, атакуемый пацифистскими колонками Guardian и British Weekly – отвернулся бы от Грея на решающем заседании Кабинета. Грей бы точно подал в отставку, а Черчилль поспешил бы присоединиться к Бонару Лоу. Был бы у Асквита шанс удержаться со своим незначительным большинством, и так до предела напряженным из-за дебатов по вопросу об ирландском гомруле? Кажется маловероятным. Но как быстро сформировалось бы консервативное правительство? Предыдущая смена правительства затянулась: администрация Бальфура продемонстрировала первые признаки расслоения еще в 1903 г. при обсуждении протекционистской реформы, потерпела поражение в Палате общин 20 июля 1905 г., потеряла доверие сторонников Чемберлена в ноябре 1905 г. и наконец подала в отставку 4 декабря. Всеобщие выборы, подтвердившие силу либеральной поддержки в стране, закончились лишь 7 февраля 1906 г. Возможно, события развивались бы быстрее, если бы Асквиту пришлось подать в отставку еще в августе 1914 г. Определенно, план Черчилля о создании коалиции был разработан, чтобы предотвратить любые задержки со вступлением в войну. Но было ли в таких обстоятельствах возможно объявить войну Германии, не дожидаясь всеобщих выборов? Многое зависело бы от короля, который, как и его кузены в Берлине и Санкт-Петербурге, не проявлял особенного энтузиазма в отношении войны, однажды заглянув в бездну[780]. Логично предположить, что смена правительства по крайней мере на неделю задержала бы отправку британского экспедиционного корпуса.
Даже если бы смены правительства не произошло, отправка экспедиционного корпуса не была предопределена и не соответствовала планам, которые Вильсон разработал в сотрудничестве с французским Генеральным штабом[781]. Это объяснялось тем, что, как мы видели, однозначное решение в пользу континентальных обязательств так и не было принято, а потому старые аргументы против этого немедленно всплыли снова, как только разразилась война. Флотские энтузиасты настаивали, как и всегда, что исход войны может решить одна морская сила[782]. Они также склонялись к тому, чтобы оставить часть войск или всю армию на родине, чтобы сохранить общественное спокойствие и предотвратить любое вторжение. Другие беспокоились, что даже шести дивизий (плюс одной кавалерийской дивизии) слишком мало, чтобы внести существенный вклад: кайзер не единственный сомневался, смогут ли “те несколько дивизий, которые [Британия] в состоянии выставить, значительно повлиять [на ход событий]”[783]. Разнились и мнения по вопросу о том, куда именно отправлять экспедиционный корпус и до какой степени отдавать его под французское командование[784]. Решение отправить всего четыре дивизии и одну кавалерийскую дивизию в Амьен, а не в Мобёж (как всегда намеревался Вильсон) было принято после двухдневных споров[785].
Оказало ли это – как утверждали сторонники такого решения и его последующие апологеты – решающее воздействие на исход войны?[786] Иногда высказывается мнение, что план Шлиффена провалился бы и без вмешательства британского экспедиционного корпуса, поскольку Мольтке сильно испортил его своими корректировками[787]. Возможно, французы сумели бы отбить немецкое наступление и без всякой поддержки, если бы сами сосредоточились на обороне, вместо того чтобы пытаться провести собственное наступление. Но они этого не сделали. Даже учитывая ошибки немцев, кажется вполне вероятным, что, несмотря на изначально хаотичное отступление и провал маневра в Остенде, присутствие британских войск при Ле-Като 26 августа и на Марне (6–9 сентября) действительно существенно снизило шансы Германии на победу[788]. К несчастью, корпус не смог добиться победы над Германией. После падения Антверпена и первой битвы при Ипре (20 октября – 22 ноября) стороны на Западном фронте зашли в кровавый тупик, из которого не смогут выбраться еще четыре года.
Если бы британский экспедиционный корпус так и не отправили на континент, Германия, без сомнения, выиграла бы войну. Даже если бы немцев удалось сдержать на Марне, в течение нескольких месяцев они почти наверняка преуспели бы в прорыве французской обороны, ведь ждать значительного британского подкрепления, которое Китченер начал формировать еще 10 августа, не приходилось[789]. Даже если бы БЭК все же был переброшен на континент, но в результате политического кризиса в Лондоне это случилось бы на неделю позже или войска отправили бы в другую точку, Мольтке все еще мог бы повторить триумф своего предшественника. По крайней мере, он бы не проявил такой готовности к отступлению на Эну. И что тогда? Несомненно, продолжились бы выступления в поддержку британского вмешательства с целью обуздания германских амбиций – особенно если бы премьер-министром стал Бонар Лоу. Но возможно бы было лишь вмешательство совершенно другого типа. Поражение французов сделало бы экспедиционный корпус бесполезным; если бы он все же был отправлен, вероятно, ему потребовалась бы эвакуация по типу Дюнкерка. Старые планы военно-морских чинов о высадке на побережье Германии тоже отправились бы в мусорную корзину. В ретроспективе кажется, что самым эффективным использованием армии стал бы какой-либо вариант Дарданелльской операции (особенно если бы Черчилль остался в Адмиралтействе, что случилось бы почти наверняка). Помимо этого опасного предприятия – которое, само собой, могло бы оказаться успешнее, если бы был доступен весь экспедиционный корпус, – Британия могла бы разве что использовать свою морскую мощь, чтобы развязать морскую войну с Германией, к которой всегда призывал Фишер: задерживать немецкие торговые суда, терроризировать нейтральные государства, торгующие с противником, и конфисковывать германские заморские активы.
Такая двойная стратегия точно вызвала бы раздражение Берлина. Но к победе в войне она бы не привела. Свидетельства показывают, что блокада не истощила Германию и не вынудила ее покориться, как надеялись сторонники этой меры[790]. Победа над Турцией также не привела бы к существенному ослаблению позиции Германии, побеждавшей на Западе, но точно оказалась бы на руку русским, которые смогли бы реализовать свои исторические планы на Константинополь[791]. Без войны на истощение на Западном фронте британские войска, экономика и значительно большие финансовые ресурсы не могли бы оказать должного воздействия на Германию, чтобы обеспечить ее поражение в войне. Гораздо более вероятно, что в итоге стороны пошли бы на дипломатический компромисс (вроде того, который пропагандировали сначала Китченер, а затем Лансдаун), по условиям которого Британия прекратила бы военные действия в обмен на германские гарантии сохранения целостности и нейтралитета Бельгии, а также раздел трофеев в Османской империи. В конце концов, это и было главной целью Бетмана-Гольвега. При условии поражения Франции и обещания Германии восстановить бельгийский статус-кво сложно представить, каким образом любое британское правительство смогло бы обосновать продолжение морской и, возможно, ближневосточной войны неопределенной длительности. И ради чего? Можно представить, что озлобленные либералы, как и раньше, призывали бы к войне против германской “военной касты”, но Хейгу этот аргумент вряд ли показался бы убедительным, да и поддерживать его было бы нелегко, если бы, как кажется вероятным, Бетман-Гольвег продолжил свою политику сотрудничества с социал-демократами, которая началась с налогового закона 1913 г. и принесла плоды при голосовании за военный заем[792]. Что насчет войны ради сохранения российского контроля над Польшей и странами Балтии? Ради передачи Константинополя царю? Хотя порой казалось, что Грей готов пойти на такую войну, он точно проиграл бы в схватке с людьми вроде начальника Генерального штаба Робертсона, который в августе 1916 г. еще выступал за сохранение “сильной… тевтонской… центральноевропейской державы” для сдерживания России