седую волосатую грудь и роняет слезы на простыню черного атласа. Вместе с его безжизненными седыми волосами.
– Ты жутко вредный! Он старше ее всего на двадцать три года. Очень интересный мужчина и совсем не седой.
– Значит, лысый или красится. И что значит «старше всего на двадцать три года»? Он ей вполне годится в папы. Я, допустим, начал в четырнадцать. Говорят, что-то жутко похожее на меня бегает по одному из районов нашего хмурого, как ты сказала, города.
– Я последний раз предупреждаю. Или ты меняешь стиль общения, или я еду к тете Наде.
Конечно, я был не против того, чтобы она резво мотанула к тете Наде. Но мне захотелось ее банально попользовать. И я изменил стиль общения. Переступил через разлагающийся труп своей опостылевшей всем души. Шаг дался тяжело. Я мечтал о доброй, милой и ласковой девушке. Я планировал короткий отрезок своей жизни. И что я получил? Бесспорно, красива, но не по годам стервозна. Хотя, наверное, у стервозности нет возраста. У моих друзей растет дочка. Ей всего четыре года. Зовут как собаку – Шейла. В ней все задатки профессиональной стервы. «Мороженое соленое, игрушка не мягкая, няня сука». В четыре года она называет няню сукой! Да… Вы когда-нибудь видели соленое мороженое? Один раз эта мини-стерва сказала: «Бьять, я укоелась». Ее мама тут же принялась костерить няню. Маленькая четырехлетняя гадина. Ей всё прощают, ей всё дозволено, и каприз – ее норма. Из-за этой вредной малявки я перестал ходить к своим друзьям в гости. Пока мы сидели за разговорами в зале, она натолкала винограда в носы моих дорогих туфель и вылила в них полбутылки сиропа. Все смеялись, Шейла чуть не порвала рот от хохота. Мне было обидно.
От вина Анжелика потеплела. Когда мы вышли на улицу, она сама взяла меня под руку. Тыкала пальцем в звездное небо. Говорила о космосе и Млечном пути. Почему-то вспомнила конфеты «Белка и Стрелка», которые любили ее родители. Расстроилась, когда узнала, что собачки угорели, не долетев до «шарика». Мы пили чай с воздушными эклерами в кофейне «Розамунда». За окошком неуверенно шел дождь. Анжелика восхищалась атмосферой Старого города и хотела, чтобы мы всегда были вместе. Я был против, но не возражал. К полуночи мы добрались до стоянки.
– Миш, у тебя есть дома бар?
– Есть, но пустой. Я себя сознательно ограничиваю. Но по дороге мы что-нибудь купим. Виски, ликер, коньяк?
– А как себя можно ограничивать бессознательно?
– До бессознательного состояния. Только в этом случае ограничений не существует. Так виски, ликер, коньяк?
– Нет. Купи мне бутылочку «Шардонне». Если, конечно, этот сорт будет в ваших магазинах. Я просто обожаю «Шардонне». В Москве это не проблема.
– В Риге может статься не так. Город просто соткан из проблем, в отличие от всевосхищающей Москвы.
Мы заехали в ночной маркет. Убожество поселилось в нем раньше хозяина. Я купил бутылку вина, орешки, несколько не внушающих доверия упаковок конфет.
– «Шардонне» было, милый? – быстро я перекочевал в разряд милых. Стало даже тошно.
– Да, Анжелика. Конечно же, было. Сказали, что последняя бутылка, – я достал из пакета пузырь.
– Фи-и-и… Это же калифорнийский розлив. О, Господи! Это калифорнийский розлив!
Не знал, что господь ведает наполнением бутылок.
– В Калифорнии криво льют?
– Нет, там другое солнце.
– Ну да… Лучи зеленого цвета.
– А ты не купил фруктов… Я буду плакать, если ты не купишь мне фруктов.
Мне захотелось, чтобы она рыдала. Мне хотелось поставить ее под кокосовое дерево и загнать наверх выдрессированную мартышку. Может, удар ореха в темечко выправил бы извилины этой невесты. Я подъехал к заправке и набил пакет бананами, киви и яблоками… Не успели мы тронуться, как она вспомнила, что просто не мыслит своей жизни без минеральной воды «Эвиан». Потом была зубная щетка, непромокаемая шапочка для волос и женский дезодорант. Очутившись в квартире, она тут же нарекла ее холостяцкой берлогой.
– Я хочу переодеться. У тебя нет какого-нибудь халатика?
Халатик был, и причем не один. Но девочка с таким низким стартом могла закатить сцену ревности.
– В ванной – шкафчик. В шкафчике – хоккейные майки. Они длинные и просторные, как халаты. Новые – на нижней полке. Можешь выбрать любую.
Я просто не сомневался, что она выберет майку в крупную сетку. Под черной материей хорошо просматривались белоснежные трусики. Лифчик она сняла. Нежные ступни, красный педикюр на загорелых ножках, аристократические лодыжки, распущенные волосы. Это был вызов. Я забыл, что она стерва. Я хотел ее. Оружие, которое не дает осечек. Тоненькая полоска с кружавчиками. Выпирающие соски, длинные ножки, томный взгляд, гордо вскинутый подбородок. Закинув ногу на ногу, Анжела вальяжно развалилась в кресле напротив меня: «Я восхитительна и желанна. И сейчас я вытяну из тебя все соки».
– За нашу встречу, Миша, – мы первый раз за вечер чокнулись.
– Да, Анжелика. За нашу встречу, – в моем голосе не было прежней уверенности.
– Ответь мне на один вопрос. Тебе он может показаться нескромным, но все же я задам его. Только не лукавь и не строй из себя строптивца. Ты ведь хочешь меня? – вопрос был задан безапелляционным тоном.
Обычно все начиналось по-другому. Ну, не так резво. С ответом я помедлил:
– Отрицательно на твой вопрос мог бы ответить импотент или педераст… Маленький мальчик засмущался бы и застенчиво промолвил «не знаю»… Древний старик задохнулся бы от счастья… Я не импотент, не пидор, не мальчик, и до старости мне еще далеко.
– Значит, пошло, но оригинально упакованное «да». А знаешь, ведь я тоже хочу тебя. Но… Есть одно маленькое «но». Я должна испытать оргазм.
– А его не нужно испытывать. Его получать нужно.
– Не перебивай, пожалуйста. Так вот. Я не сомневаюсь, что ты опытный и страстный любовник. Я почему-то уверена, что своими ласками ты можешь довести меня до безумия. Но ведь оргазм должен быть не только физическим. Да… это сладкие волны, обволакивающие все тело, это приятные судороги, этот океан блаженства. Но… Этого мало. Есть еще и моральный оргазм. Когда ты чувствуешь не только горячую плоть, но и душу, когда блаженство продолжается дольше. Ты когда-нибудь испытывал моральный оргазм, Мишка?
– Да. Когда шайбы в ворота забивал, из-под шлема так и текло.
– Не пошли. Тебе это не подходит – раз. В душе ты не такой – два. Способ этой защиты вышел из моды – три… Так вот. Я не могу без морального оргазма. И боюсь, что если лягу с тобой в постель сегодня, мне будет не дано его испытать во время нашей первой близости. А это страшно. Это может даже оттолкнуть. В одной составляющей этого сладострастного чувства я уверена. А во второй, увы, нет. А я должна испытать оргазм в полной мере. И, обязательно, моральный. Я тонкая натура.
– Я тоже тонкая, и я уже испытал. Только виртуальный. Я мысленно кончил. И вообще я хочу спать.
– Грубо и снова пошло. Постели мне, пожалуйста.
– Белье – в шкафу. Подушки и одеяло – там же. Спокойной ночи, Анжелика.
Форменная садистка. Ей нужен моральный оргазм. У нее тонкая натура. Наверняка перед сном будет мастурбировать. Ну, ничего. В левый кулак нужно сжать волю, в правый – член. Сжать и заснуть.
Перед сном я долго ворочался. Заснул на спине. Мне снились оранжевые мышки в черную полосочку. Они водили хороводы, грызли сервелат и занимались любовью. Они звали меня к себе. Зоофилическое путешествие по тайникам человеческого сознания…
Открыв глаза, я увидел стоящую в изголовье кровати Анжелику. У девушки был тяжелый взгляд. Она разбудила меня глазами. Часы показывали девять. Сонным голосом я пробормотал:
– Может, приляжешь, Анжел? Еще спать и спать можно. Я тебя побаюкаю, сказку расскажу…
– Я хочу ку-у-ушать. А у тебя в холодильнике только яйца.
Надо же. Фантастический аппетит. Не успела проснуться и уже влезла в холодильник.
– Мда… И те, что в холодильнике, не болят. Им холодно, и они не болят. У тех яиц анестезия. А у меня не яйца, а колокола.
– Ну сколько можно пошлить, Мишка? Я, правда, хочу есть, – канючила Анжела.
– Значит, поедем есть.
Я мысленно прикинул, где могут кормить в такую рань. Тем более в воскресенье. Только в гостиницах. Но там шведский стол для постояльцев… Еще в эти часы завтракают в тюрьмах и больницах. Тьфу, тьфу, тьфу… Вспомнил про ресторанчик «Стабурагс». Настроение было не воскресным. Член гудел и делал зарядку, играя с кровопритоком. Хотелось спать. По дороге я чуть не врезался в ограждение. Анжелика сказала, что если я буду вести себя так всю неделю, она разочаруется в женихе. Она собирается ошиваться здесь целую НЕДЕЛЮ!..
«Стабурагс» был открыт. Заведение в стиле придорожной харчевни времен Лифляндского герцогства. Стены и полы – из дерева. Потолок – из соломы. На полках – дубовые венки и фотографии умирающих от воспаления альвиол хористов. По залу ходили русские официанты в латышских национальных костюмах. Звучали языческие песнопения в режиме нон-стоп. Но кормили в «Стабурагсе» отменно.
– А ничего местечко. В центре Праги есть похожий кабачок. Но он посолиднее.
– Я и не сомневался. Удивительно, что не в центре Москвы.
Поесть Анжелика была горазда. Заказала порцию свиных ребер. Набрала салатов. На десерт попросила хлебный суп. Мне-то не жалко, но для завтрака более чем солидно. Но лучше пусть ест. Пусть много ест. Она ведь голодная. Компенсирует недополученные оргазмы свининой.
– А почему у тебя нет собаки, Мишка?
– Держать собаку в квартире – безнравственно и жестоко. Это же не безмозглые хомяки и попугаи. У собак в квартирах суставы затекают, воздуха им свежего мало. А потом, я не люблю борщи и котлеты с шерстью.
– А у меня есть собака.
– Бультерьерчик, небось?
– Нет. Мопсик. Мой лапушка Энтони. Ты не представляешь, какой он славный. И самый, самый модный во дворе.
– В смысле – модный? Стрижка?
– Не-е-е-т. Вот недавно моя подружка прислала ему из Италии комбинезончик от «Valentino» за триста долларов. А я прикупила ему бантик от «Laura Biaggiotti» за сто пятьдесят. Представляешь, желтый комбинезон, желтый бант в белый горошек и такая симпотная мордашка. Все оборачиваются, когда мы гулять выходим. Мой пупсичек скучает без мамочки Анжелы. Скулит мой пушистый Энтонюсенька!