Стены, оклеенные полосатыми обоями, причем на каждой стене – разными, словно вибрировали. Женщина помешивала что-то на маленькой газовой плитке. Не такая уж старая, вот только седая, с пробором посередине. Такие же огромные глаза, как у девушки, только серые, а не карие.
– Ночлег и завтрак? – спросил он ее.
– Бронировали место?
На ней были мужская твидовая спортивная куртка с рукавами, протертыми на локтях, надетая поверх джинсовки, и фланелевая бейсбольная рубашка без воротничка. Никакой косметики. Лицо обветренное. Длинный нос с горбинкой.
– Нужно было бронировать?
– Мы сдаем комнаты через агентство в городе, – сказала женщина, вынув деревянную ложку из закипавшего варева.
– Это мне дала девушка, – сказал Райделл, показав ей флаер, который все еще был у него в руках, прижатый к сумке.
– Вы хотите сказать, она их действительно раздает?
– Вручила прямо в руки, – ответил он.
– Деньги есть?
– Кредитный чип, – сказал Райделл.
– Заразные болезни?
– Нет.
– Наркоман?
– Нет.
– Наркодилер?
– Нет, – сказал Райделл.
– Что-нибудь курите? Сигареты, трубку?
– Нет.
– Агрессивны?
Райделл заколебался.
– Нет.
– И еще, признаете ли вы Господа Иисуса Христа своим личным спасителем?
– Нет, – сказал Райделл, – не признаю.
– Прекрасно, – сказала она, погасив горелку. – Вот чего я действительно не переношу. Выросла среди этих психов.
– Все-таки, – сказал Райделл, – нужно мне бронирование, чтобы переночевать у вас тут, или нет?
Он разглядывал кухню, недоумевая, где прячется это самое «тут»; кухня была примерно семь на семь футов, и нигде никакого другого входа, кроме того дверного проема, в который Райделл и втиснулся. Из-за обоев, кое-где отставших от пара, помещение казалось декорацией на сцене любительского театра.
– Нет, – сказала она, – не нужно. У вас же флаер.
– А место у вас есть?
– Конечно. – Она сняла горшок с плитки, поставила его на круглый металлический поднос, лежавший на маленьком крашеном белом столике, и накрыла чистым кухонным полотенцем. – Ступайте, откуда пришли. Ступайте, ступайте. Я выйду следом.
Он послушался – вышел и стал ждать ее в дверях. Заодно заметил, что очередь к «Шеф-повару гетто» стала еще длиннее.
– Нет, – сказала женщина у него за спиной, – это здесь, наверху.
Он обернулся и увидел, как она дернула за конец длинной оранжевой веревки из нейлона, отчего каскадом обрушилась алюминиевая лесенка на противовесе.
– Лезьте наверх, – сказала она, – я пришлю ваши сумки.
Райделл опустил на асфальт свой вещмешок и «глоб-эксовскую» посылку и встал на нижнюю ступень лесенки.
– Смелее, – сказала она.
Райделл вскарабкался наверх и обнаружил невероятно тесное помещение, в котором, очевидно, ему и предлагалось спать. Сперва он подумал, что кто-то решил устроить здесь японский капсульный отель из обрезков досок, купленных на распродаже стройматериалов. Стенки были из какой-то обшивки дешевого дерева, которая имитировала скверную имитацию какой-то другой обшивки, которая, вероятно, имитировала некий ныне забытый оригинал. Крохотный квадрат пола рядом с Райделлом – единственная часть комнаты, не занятая кроватью, – был застлан ковриком с коротеньким ворсом странного бледно-зеленого цвета с оранжевыми блестками. Уличный свет проникал из дальнего конца комнаты, где, как решил Райделл, было изголовье кровати, но ему пришлось бы встать на колени, чтобы понять, как такое возможно.
– Хотите снять этот номер? – крикнула снизу женщина.
– Конечно хочу, – сказал Райделл.
– Тогда тяните наверх свои сумки.
Он обернулся и увидел, как она ставит его вещмешок и «глоб-эксовскую» посылку в ржавую проволочную корзину, которую подвесила к лесенке.
– Завтрак в девять ноль-ноль, – сказала она, не глянув наверх, и исчезла.
Райделл подтянул к себе лесенку с багажом за оранжевую веревку. Он вытащил из корзины вещи, а лесенка осталась в том же положении, – видно, ее удерживал невидимый противовес.
Он встал на четвереньки, заполз в свою спальню по шмату пены, накрытой типичным микрошерстным одеялом на пенной основе, и уткнулся головой в какую-то пластиковую полусферу (возможно, самолетный блистер), приклеенную эпоксидкой с внешней стороны стены. Снаружи блистер был покрыт как будто слоем соли, застарелыми отложениями морских брызг и пены. Свет внутрь он пропускал, но едва-едва. Спать, судя по всему, придется, засунув голову прямо в эту хреновину. Ничего, сойдет и так. Пахло здесь странно, но не противно. Надо бы спросить, сколько стоит ночлег, но с этим можно повременить.
Райделл сел на край кровати и снял туфли. Из обоих носков пальцы торчат. Нужно купить побольше носков.
Он достал из куртки очки, надел их и вызвал из памяти номер Лейни. Слушая гудки, представлял себе комнату где-то в Токио, в которой звенит телефон, некий роскошный отель, хотя, возможно, телефон звенел в офисе на столе, громадном, как у Туна, только реальном. Лейни взял трубку на девятом гудке.
– «Сбойный сектор», – пробормотал Лейни.
– Что?!
– Кабель. Он там.
– Какой еще кабель?
– Для проектора.
В эту секунду Райделл глядел на «глоб-эксовскую» коробку.
– Какого еще проектора?
– Который ты сегодня забрал в «Глоб-эксе».
– Погоди минутку, – сказал Райделл, – ты-то откуда знаешь?
Минутная пауза.
– Просто знаю.
– Слушай, – сказал Райделл, – у меня тут неприятности. Я подрался. Ну то есть не я подрался, другой парень, но драка вышла из-за меня. Они просмотрят записи охранной системы «Глоб-экса» и узнают, что я расписался за тебя. И у них будет видеоролик со мной.
– Ничего у них на тебя нет.
– Да есть у них все! – запротестовал Райделл. – Я же там был!
– Не был, – сказал Лейни. – У них есть видеоролик со мной.
– О чем вообще речь, Лейни?!
– О бесконечной пластичности цифры.
– Но я расписался. Написал свое имя, не твое.
– На экране, верно?
– Ну-у… – Райделл задумался. – Кто это, интересно, может взломать «Глоб-экс» и переписать эти данные?
– Не я, – сказал Лейни, – но я вижу, что их переписали.
– Ну и кто это сделал?
– Сейчас это чисто теоретический вопрос.
– Что это значит?
– Это значит – не задавать вопросов. Ты сейчас где?
– На мосту, в «ночлеге с завтраком». А ты меньше кашляешь.
– Это голубой сироп, – сказал Лейни; Райделл понятия не имел, о чем это он. – Где проектор?
– Штука вроде термоса? У меня.
– С собой не таскай. Найди лавку под названием «Сбойный сектор» и скажи, что тебе нужен кабель.
– Какой именно кабель?
– Тебя будут ждать, – сказал Лейни и дал отбой.
Райделл сидел на кровати, в солнцезащитных очках, порядком разозленный на Лейни. Чувствовал жгучее желание провалить операцию. Найти работу в парковочном гараже. Сидеть себе и глазеть на природу в бывшем деловом центре Детройта.
Но тут чертова рабочая этика не дала ему покоя. Он снял очки, засунул их в карман куртки и принялся вновь надевать туфли.
28Фолсом-стрит
Начало Фолсом-стрит под дождем, все эти закопченные микроавтобусы, кособокие домики на колесах, рванобрюхие колымаги всех мастей, лишь бы к ним было применимо слово «древний»; машины, ездившие – если они вообще ездили – на бензине.
– Ты только глянь, – сказала Тесса, подогнав свой фургон впритык к старому «хаммеру», в прошлом армейскому: каждый квадратный дюйм облеплен микромусором на эпоксидке, миллион мельчайших обломков производства, мокро блестящих в свете фар.
– Думаю, здесь найдется свободное место, – сказала Шеветта, вглядываясь в мутные размывы «дворников».
«Дворники» Тессова фургона были в стиле Малибу – старые и успевшие отвыкнуть от влаги. Когда дождь зарядил всерьез, подругам пришлось снизить скорость и буквально ползти весь последний квартал до самого Эмбаркадеро.
Теперь капли размеренно барабанили по металлической крыше фургона, но Шеветта знала Сан-Франциско и понимала, что это ненадолго.
Черный парень с дредами честно заработал свой чип на полсотни. Когда они вернулись, он неприветливо горбился на поребрике, словно горгулья, и покуривал русские сигареты из красно-белой пачки, сунутой за подвернутый рукав поношенной армейской рубашки, которая была ему на три размера велика. Фургон, как ни странно, все еще был на колесах, и шины целы.
– Как думаешь, чего он там бубнил, – спросила Тесса, маневрируя между замшелым школьным автобусом, воистину антиквариат, и разваленным катамараном на трейлере со сгнившими шинами, – про то, что тебя, мол, искали?
– Не знаю, – сказала Шеветта; она спросила мальчишку кто, но он лишь пожал плечами и отвалил, предприняв сначала решительную попытку выклянчить у Тессы «Маленькую Игрушку Бога». – Может, он и сказал бы кто, если бы ты отдала ему камеру.
– Ага, как же, – сказала Тесса, заглушив двигатель, – это половина моей доли от дома в Малибу.
Сквозь щели-оконца крохотной кабинки катамарана струился свет, и внутри кто-то копошился. Шеветта принялась опускать свое окошко, но ручку заело через два оборота, так что ей пришлось открыть дверцу.
– Эй, это место Бадди, – сказала девочка, высунувшись из люка катамарана; она говорила громко, стараясь перекрыть шум дождя, хриплым, немного испуганным голосом. Стояла, съежившись то ли под старым пончо, то ли под куском брезента, так что Шеветта не могла разглядеть лица.
– Да ладно… – сказала Шеветта, – нам нужно встать тут всего на одну ночь или хотя бы пока дождь не стихнет.
– Здесь паркуется Бадди.
– Ты не знаешь, когда он собирался вернуться?
– А тебе-то что?
– Завтра мы уедем с утра пораньше, – сказала Шеветта, – мы просто две тетки. Не возражаешь?
Девочка чуть приподняла брезент, и Шеветта мельком увидела блеск ее глаз.
– Две тетки, и все?
– Давай мы останемся, – сказала Шеветта, – тогда не будешь дергаться, кого еще принесет вместо нас.