50«Лишние хлопоты»
Умиравший от рака отец рассказал Райделлу одну историю, якобы вычитанную им в сборнике афоризмов и занимательных рассказов.
В Англии в стародавние времена казнили одного человека. Казни там были жесточайшие – каленым железом, колесованием и прочее. Человек увидел перед собой плаху, топор палача. Он все время молчал и как бы равнодушно претерпел разнообразные муки, посмотрел на топор, на плаху, толстого палача и даже в лице не изменился.
Но потом к нему явился другой заплечных дел мастер с настоящим арсеналом пыточных орудий. Человека предупредили, что сначала его будут потрошить и только потом отрубят голову. Послышался вздох. «Лишние хлопоты», – сказал человек.
– Если я им так нужен, – сказал Райделл, ковыляя за незнакомцем, прячущим танто во внутреннем кармане, – почему они меня просто не схватят?
– Потому что вы идете со мной.
– Что же они вас не застрелят?
– Потому что у нас, у меня и этих людей, общий хозяин. В каком-то смысле.
– Он не позволит им вас застрелить?
– Смотря по обстановке.
Они подходили к безымянной забегаловке, в которой, как помнил Райделл, Бьюэлл Кридмор спел одну старую песню. Было шумно: громкая музыка, хохот, толпа у двери, все с пивом и, не скрываясь, дымят сигаретами.
Каждый шаг отзывался болью в боку Райделла, а он вспоминал Рэй Тоэй, сидящую на его подушке. Что, интересно, значит для нее этот «термос», то есть проектор, который он тащит на своем плече? Неужели она только так может проявляться в мире и общаться с людьми? Чувствует ли она хоть что-нибудь, когда голограмма включена? (Райделл сомневался.) А может, создавшие ее программы дают ей иллюзию более полноценного существования? Но если вы нереальны изначально, как сравнивать существование и не-существование?
Впрочем, сейчас его больше всего волновало, что и Лейни, и Клаус, и Петух настаивали на исключительной важности проектора, а он, Райделл, беззаботно хромает по доброй воле рядом с этим убийцей, типом, который явно работает на того, кто охотится за ним, Райделлом, ну и за проектором тоже, а он, понимаете ли, тащится как на поводке. Бараном на бойню.
– Мне нужно зайти сюда на минутку, – сказал Райделл и остановился.
– Зачем?
– Повидаться с другом, – ответил Райделл.
– Это что, благовидный предлог улизнуть?
– Я не хочу идти с вами.
Мужчина бесстрастно взирал на него из-за тонких очков.
– Вы осложняете положение, – наконец сказал он.
– Ну, так убейте меня, – сказал Райделл, стиснув зубы. Он перекинул ношу с плеча на плечо и, пошатываясь, прошел в дверь мимо курильщиков, в лицо ему пахнуло теплым ядреным пивным духом и разгоряченной толпой.
Кридмор стоял на сцене рядом с Рэнди Шоутсом и волосатым басистом с бакенбардами, они как раз заканчивали какую-то песню. Кридмор подпрыгнул с финальным «вау!», инструменты прогрохотали коду, и толпа взревела, топая ногами и бурно аплодируя. Райделл увидел глаза Кридмора – пустые, сверкающие, кукольные – в свете софитов.
– Эй, Бьюэлл! – закричал Райделл. – Кридмор! – Он оттолкнул кого-то плечом и захромал дальше. Теперь он был всего в нескольких футах от сцены. – Кридмор!!! – Сцена была маленькая и невысокая, от силы фут высотой, толпа не такая уж и плотная.
Кридмор заметил его. Спрыгнул со сцены. Его ковбойская рубашка с жемчужными пуговицами была расстегнута до пупа, впалая белая грудь лоснилась от пота. Кто-то подал ему полотенце, и он стал вытирать им лицо, показывая длинные желтые зубы с изъязвленными деснами.
– Райделл, – сказал он, – сукин ты сын. Где ты был?
– Тебя искал, Бьюэлл.
Мужчина с танто положил руку на плечо Райделла.
– Это неразумно, – сказал он.
– Слушай, Бьюэлл, – сказал Райделл, – возьми мне пива, ладно?
– Ты видел меня, Райделл? Мать твою, мужик, я был сыном гребаного Иисуса! Гребаным Хэнком Уильямсом[129], мать твою так! – Кридмор сиял, и Райделла поразил его вид на грани безумия. Кто-то вручил Кридмору пару высоких пивных банок, уже открытых. Передав одну Райделлу, Кридмор вылил холодный солодовый напиток себе на грудь и принялся им растираться. – Черт возьми, я крут!
– Здесь нас слишком легко окружить, – сказал мужчина в пальто.
– А ну отпусти моего приятеля, ты, – сказал Кридмор, впервые заметив незнакомца. – Педрила, – добавил он, будто читая на его лице и с трудом подыскав ему оскорбительное определение.
– Бьюэлл, – сказал Райделл, взяв того за руку, – познакомься с моим новым приятелем.
– Кажется, одному педриле пора подобрать подол лопатой, – отметил Кридмор, теперь уже в бешенстве сузив глаза; повод был найден.
– Отпустите мое плечо, – тихо сказал мужчине Райделл. – Выглядит не очень хорошо.
Мужчина снял руку с его плеча.
– Мне очень жаль, – сказал Райделл, – но я собираюсь остаться здесь с Бьюэллом и примерно сотней его закадычных друзей. – Он посмотрел на жестянку в своей руке. Какая-то хрень под названием «Королевская кобра»[130]. Отхлебнул. – Если хотите уйти, уходите. Или просто убейте меня, да и дело с концом.
– Черт тебя дери, Кридмор, – сказал Рэнди Шоутс, тяжело ступив на пол со сцены. – Гребаный наркоман. Ты напился! Напился и до сисек обдолбался «плясуном»!
Кридмор выпучил глаза на верзилу-гитариста, глаза его, казалось, были сплошными зрачками.
– Господи, Рэнди, – начал было он, – ты же знаешь: мне надо было немного расслабиться…
– Расслабиться? Расслабиться?! Господи Исусе! Ты забыл слова такой классики, как «Брось мудака и пошли со мной!». Это ж как надо обсадиться, чтоб так слажать? Чертова публика знает слова этой песни, мужик; они даже тебе подпевали! Пытались, по крайней мере. – Шоутс для пущей ясности ткнул Кридмору в грудь свой мозолистый большой палец. – Я говорил тебе, что не работаю с обдолбанными макаками. Ты понял, алкаш? Пошел вон отсюда. Абзац.
Кридмор, казалось, пытался заглянуть внутрь своей души, будто искал там какое-то подобие достоинства, необходимого, чтобы с честью встретить этот неожиданный поворот. Видимо, нашел. Чуть выпрямился.
– А пошел ты! – сказал Кридмор. – Козел! – добавил он, когда Шоутс с отвращением отвернулся и зашагал прочь.
– Бьюэлл, – сказал Райделл, – на тебя заказан столик или что-нибудь типа того? Где бы мне присесть?
– Мэриэлис, – ответил Кридмор, явно думая о своем, и неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. После чего отвалил, по всей видимости – за Шоутсом.
Не обращая внимания на человека с танто, Райделл направился к бару, где обнаружил Мэриэлис, одиноко сидящую за столиком. На нем стояла табличка из гофрированного коричневого картона, разукрашенная разноцветными фломастерами: надпись, сделанная вручную, гласила: «БЬЮЭЛЛ КРИДМОР & ЕГО БРАТЬЯ МЕНЬШИЕ», обе «О» выведены красным цветом и разрисованы смеющимися рожицами. Столик был уставлен пустыми бутылками, а у Мэриэлис был такой вид, будто ей только что крепко стукнули пыльным мешком по голове.
– Вы из эй-энд-ар? – вздрогнув, спросила она у Райделла, словно очнулась от сна.
– Меня зовут Берри Райделл, – ответил он, выдвинув стул и опустив с плеча вещмешок с проектором. – Мы недавно встречались. Вы – Мэриэлис.
– Да, – улыбнулась она, польщенная тем, что ей так любезно об этом напомнили, – я Мэриэлис. Правда ведь, Бьюэлл чудесно выступил?
Райделл присел осторожно на стул, чтобы не потерять сознание от боли в ребре.
– Есть здесь где-нибудь розетка, Мэриэлис? – Он уже открывал вещмешок, выпрастывая проектор, разматывал сетевой кабель.
– Вы из эй-энд-ар! – сказала Мэриэлис, зачарованно наблюдая за движениями Райделла. – Я так и знала! А с какого лейбла?
– Пожалуйста, воткните эту штуку туда. – Райделл показал на розетку в неровной стене рядом с Мэриэлис и протянул ей штепсель.
Она поднесла врученное к самому носу, в недоумении поморгала, огляделась, увидела розетку. Воткнула в нее штепсель и повернулась в Райделлу, будто озадаченная тем, что только что сделала.
Мужчина с танто подтащил стул, поставил его у столика и сел напротив Мэриэлис. Но никто не обратил на него внимания.
– Так, теперь вы, – обратилась к нему Мэриэлис, украдкой бросив взгляд, чтобы проверить, в порядке ли ее корсаж, – вы, видимо, глава лейбла, так?
– Голова Гейбла?
– Я это сразу поняла, – сказала Мэриэлис.
Райделл услышал гудение проектора.
И в тот же момент появилась Рэй Тоэй, она стала рядом с их столиком, и Райделл понял, что снова, всего на секунду, видел ее обнаженной, ее белая кожа сияла, и вот на ней уже красуется наряд, как на Мэриэлис.
– Привет, – сказал Райделл.
– Отсосите досуха мне молокососом… – промолвила Мэриэлис тихим от изумления голосом, уставясь на Рэй Тоэй. – Богом клянусь, я не видела, что вы тут стоите…
Мужчина с танто тоже смотрел на Рэй Тоэй, свечение ее голограммы отражалось в круглых линзах очков.
– Мы в ночном клубе, Берри Райделл?
– В баре, – уточнил Райделл.
– Резу нравились бары, – сказала она, с интересом разглядывая толпу. – У меня сложилось впечатление, что посетители баров только делают вид, будто разговаривают друг с другом, а на самом деле разговаривают сами с собой. Это оттого, что их высшая нервная деятельность слегка подавлена в развлекательных целях?
– Я просто балдею от вашего топа, – сказала Мэриэлис.
– Меня зовут Рэй Тоэй.
– Мэриэлис, – сказала Мэриэлис, протянув ей руку. Идору сделала то же самое, ее рука прошла сквозь руку Мэриэлис.
Мэриэлис вздрогнула.
– Кролику больше не наливать, – пробормотала она.
– Меня зовут Рэй Тоэй, – сказала идору мужчине с танто.
– Добрый вечер.
– Я знаю, как вас зовут, – сказала она ему мягко. – Я очень многое знаю о вас. Вы удивительная личность.
Он спокойно смотрел на нее.
– Благодарю вас, – сказал он наконец. – Мистер Райделл, как я понял, вы решили остаться здесь с друзьями?