– На завод, на завод, – директор снял шапку и вытер пот со лба. – Господи, так вот и поверишь в Бога, – вздохнул Геннадий Васильевич и оглянулся на водителя.
Но тот был сосредоточен на управлении полуторкой. Грузовик пробуксовал на льду и двинулся по разбитому заснеженному проселку. Геннадий Васильевич молча вздыхал время от времени. Ехали минут пятнадцать, пробивая светом фар кромешную темноту. Шофер боролся с колдобинами, машина грохотала колесами в заледеневшей колее.
– Так ее перетак! – злился Палыч. – Резину надо было давно менять!
– Где же я ее возьму? – недовольно буркнул директор. – Разнарядки-то не было. План!
– Какой, ядрить ее, план по таким дорогам? – ругнулся шофер.
Со злости он зазевался с перегазовкой, полуторка потеряла скорость и тут же затарахтела, завизжала забуксовавшими колесами.
– От, мать ее!
– Застряли? – вытянул шею Геннадий Васильевич.
Шофер молча поддал газу, но резина визжала и выла напрасно – засели всерьез.
– Сами не выберемся, – наконец смирился он с неизбежным. – Надо тягач цеплять.
– Эх ты, ну вот вечно так! – разозлился директор. – Только из одной передряги, сразу в другую. И где же нам тягач взять? В клубе у Пантелеева должен быть, наверно.
– Далеко уже отъехали, – напрягся шофер, понимая, что если кому и придется идти, то ему. – Может, до утра досидим? Часа четыре осталось, потом от Пантелеева грузовой «Студебекер» пойдет.
– Так ведь замерзнем за четыре часа!
– Пока мотор работает, не замерзнем, – успокоил шофер директора. – А для надежности можно и более верное средство употребить.
– А есть? – взгляд Геннадия Васильевича потеплел.
– Ну, куда же зимой шоферу без этого? – улыбнулся Палыч, извлекая из-под сиденья непочатую бутылку водки. – Погибель одна.
Он ловко распечатал бутыль и понюхал, чуть морщась.
– Закуски-то нет? – спросил директор.
– Да есть какая-то, – водитель порылся под сиденьем и поднял с промасленного пола побитую, чуть подмерзшую луковицу.
– Пойдет, – вздохнул Геннадий Васильевич.
Палыч разрезал находку и протянул половину начальнику. По очереди выпили прямо из горлышка, закусили. Потом выпили и закусили еще. Директор раскраснелся, фыркал, на лбу у него выступили мелкие капельки. Холод действительно отступил, но тревожное чувство, вопреки ожиданиям, не оставило Геннадия Васильевича, а напротив, навалилось с новой силой. Пришлось выпить еще. Сделалось легче.
– Что-то толстею я и толстею, – пожаловался он нечаянному собутыльнику. – Уже и не ем почти, а брюшко-то видел какое?
– Нервная небось работа? – посочувствовал шофер.
– Мастером цеха было проще, – вздохнул директор и сделал еще глоток. – Но другие от нервов худеют!
– Это у всех по-разному. Когда нервничаешь и сидишь в кресле, то, скорее всего, растолстеешь или того хуже – геморрой схлопочешь.
Снова выпили, покривились от луковой горечи.
– Геморрой, – пьяно рассмеялся Геннадий Васильевич. – Иногда его лучше в прямом смысле заработать, чем в переносном. Эх, если бы ты знал, Палыч, как меня этот день вымотал! Нет, надо еще выпить.
Скоро в бутылке осталась треть.
– Да, – с пониманием вздохнул шофер. – Начальство покоя не дает?
– Это… Тс-с-с-с! – Директор прижал палец к губам. – Никому этого знать не надо. – Он помолчал, затем добавил в задумчивости, продолжая размышлять вслух: – Какая бы, к чертям, разница? Базальт, не базальт? За каким, скажи, лешим Дроздову понадобился базальт?
– А что это?
– Ничего, это я так, о своем, – опомнился Геннадий Васильевич.
– А…
Допили остатки водки, и шофер выкинул бутылку наружу.
– О! – воскликнул он, собираясь захлопнуть дверцу. – Кажется, свет. Точно! Машина едет. Наверно, это ваш э-э… друг на «эмке».
Директор нервно заерзал. Легковушка осторожно объехала грузовик и остановилась чуть поодаль.
– Что случилось? – крикнул через приоткрытую дверь Сердюченко.
– Застряли! – ответил Палыч. – Резина совсем худая, так ее перетак!
– А ждете чего?
– «Студебекер» от Пантелеева.
– Ну, это вы не дождетесь, этим утром там другие заботы. Давай трос, я тебя дерну маленько.
За неимением троса Палыч достал из кузова одну из погрузочных строп и зацепил за «эмку». Урча моторами, швыряя из-под колес снег, обе машины натужно сдвинулись с места.
– Хорош! – высунулся из кабины Палыч. – Теперь выберусь. Спасибо.
– Не за что! Стропу не забудь подобрать.
Сердюченко сам отцепил конец и сел за руль. Вскоре желтый свет фар «эмки» скрылся за изгибом дороги.
Палыч повозился, сматывая и закидывая в кузов стропу.
– Повезло нам. – Он сел в кабину и осторожно тронул грузовик с места. – А то куковали бы неизвестно сколько.
– Да уж, повезло, – пробормотал директор. – Это точно.
Когда доехали до завода, он спрыгнул в снег и, пошатываясь, побрел к проходной.
– Черт бы побрал этот день, – пьяно поругивался он, поднимаясь по лестнице. – Прямо наказание, а не день. Сил нет.
Наконец Геннадий Васильевич добрался до своего кабинета и толкнул дверь. Внутри горел свет, а за директорским столом сидел заместитель – тощий, поросший щетиной на впалых щеках.
– Ну как? – нервно подскочил он навстречу начальнику.
– Пронесло! – опускаясь на стул, успокоил его Геннадий Васильевич. – Товарищ Дроздов, как мы и полагали, оказался не силен в горных породах.
Заместитель медленно опустился в кресло и только после этого выдохнул.
– Значит, не подкачала моя идея? – спросил он.
– Господи… Да эти комиссары гранит от мрамора не отличат! А мы с тобой изнервничались, бегали весь день дураками, искали этот чертов базальт.
– Это вы искали, – поправил директора заместитель. – А я думал. И придумал.
– Молодец, молодец. Разве я что говорю? Зачту тебе, не сомневайся. Выручил ты старого дурака. Сам бы я никогда не додумался стеклодувный шлак за базальт выдать. Точнее, не осмелился бы.
– Вот-вот, – кивнул заместитель.
– Осталось только составить список рабочих, которые вырезали куб, – вспомнил наказ Дроздова директор. – Думаю, двоих хватит. Кого будем подставлять?
– От Мериновича давно бы надо избавиться. И от Станилова.
– Хорошо, – кивнул директор. – И еще у меня осталась накладная, подписанная Дроздовым. Он вписал туда малахит на чернильный прибор, а мне приказал внести своей рукой базальт и что-нибудь для себя.
– Я бы этого делать не стал. Выпишите по накладной малахит и сдайте ее обычным путем в бухгалтерию.
– А что скажу про базальт?
– Скажите, что на складе нашелся. Откуда Дроздову знать?
– Хороший ты работник, – пьяно улыбнулся директор. – Далеко пойдешь.
ГЛАВА 10
29 декабря 1938 года, четверг.
Городок Уитон в пригороде Чикаго,
штат Иллинойс
– Уже за полночь! – Карл бросил взгляд на часы. – Мне ехать завтра. Нет, уже сегодня. Черт… Добираться до Нью-Йорка, а там пароход.
Спьяну он сломал третью спичку, пытаясь поджечь кончик сигары трясущимися руками. Грот Ребер помог приятелю прикурить.
– Наверно, и правда пора спать, – вздохнул хозяин. – Боюсь, ты проспишь свой пароход, если я тебя не разбужу.
– Да я в порядке! – немец махнул рукой и чуть не свалился со стула.
– Ты боялся, что я напьюсь, – улыбнулся Ребер, – а получилось в точности наоборот.
– Да… Кажется, я принял лишнего, – согласился Карл, едва не уронив изо рта сигару.
Он поднялся и, шатаясь, побрел к индикаторному устройству приемника. Стрелка на милливольтметре по-прежнему подрагивала.
– Я тебе сбил настройку, – хмуро заметил немец. – Со мной это обычное дело. От заговоренного всегда одни неприятности.
– Перестань пороть чушь, – отмахнулся Ребер. – Что ты там мог сбить?
– Стрелка дергается, – Карл уронил пепел на пол.
– Что?! – Грот поднял брови и бросился к устройству. – Дергается? Что ты тут крутил, Карл?
– Ну… Нет, погоди, не злись. Ты же все равно собирался ломать антенну!
– Что ты крутил? – повысил голос Ребер. – Говори сейчас же! Крутил или нет?
– О, майн гот! Да, крутил. Вот эту ручку.
– Эту? – Ребер указал на верньер настройки. – Не трогай! Не трогай, Карл!
– Не буду, не буду.
Грот задумчиво потер лоб, не сводя взгляда со стрелки прибора.
– Это сигнал небесной радиостанции, – негромко произнес он. – А ведь я тебе обязан, Карл! Зря я на тебя накричал. Сам бы я до этой частоты не скоро добрался.
– В самом деле? – заинтересовался немец. – Я тебе помог принять сигнал от звезды? Это правда?
– Да! Он оказался на частоте один и девять десятых метра, – хозяин глянул на ручку настройки. – Еще точнее – одна целых восемьдесят семь сотых метра. Господи, так ты был прав, Карл! Надо было просто увеличить длину волны. Я упрямый, самоуверенный осел! Погоди, мне надо записать параметры сигнала.
Он умчался в кабинет и вернулся, на ходу черкая в тетради карандашом.
– Все-таки похоже на музыку, – заявил Карл, следя глазами за стрелкой. – Погляди, как ритмично двигается твой индикатор.
– Черт! Может, это помехи земного происхождения?
– А отчего бы нам не подключить вместо этой дурацкой стрелки обычный динамик? – Немец пошатнулся и выпустил сигарный дым в потолок. – Было бы забавно послушать.
– Да, пожалуй… Так, возможно, мы точнее поймем природу сигнала. Ты бы сел, Карл, а то, не ровен час, свалишься. Посиди, а я пока достану кое-что из мастерской. Только ничего не трогай!
– О’кей! Я не буду трогать твой приемник.
– Да, уж будь любезен.
Немец с сигарой устроился в кресле, а Ребер бегом скрылся в мастерской, откуда сразу донесся стук выдвигаемых ящиков и перезвон разгребаемых деталей. Вскоре хозяин вернулся, держа в руках громоздкий усилительный блок со встроенной в корпус мембраной динамика. Свободного места рядом с приемником не нашлось, поэтому Ребер окликнул гостя:
– Помоги мне, Карл! Передвинь бутыль со ртутью, а то я уроню на нее этот чертов блок.