Он прислоняется к забору, чувствуя, как онемевшая под тяжестью рюкзака спина возвращается к жизни. Снова слезы? Нет, больше никаких слез. Чувство горя притупилось, осталась только растерянность.
По мосту над головой проезжает машина и, моргнув фарами, исчезает в ставшей еще более непроглядной тьме. Интересно, свидетелем каких событий довелось стать водителю за рулем?
После того как Дано покинул зал ожидания, ему на пути встретилось всего несколько человеческих тел. Одно принадлежало старушке, которая села в их поезд, кажется, где-то после Мальмё и ехала с ними в одном вагоне. Ее ярко-красный рюкзак, наполовину открытый, лежал рядом с ее мертвым телом, на земле валялись одежда и фен для сушки волос. А совсем недавно он прошел мимо мужчины в футболке и джинсах, лежавшего на спине между путей. На лбу – запекшаяся рана, под затылком – лужица засохшей крови. По сравнению с остальными он выглядел совершенно здоровым.
Дано пролез в щель между двумя трейлерами. По всей видимости, кто-то уже лазил здесь до него: с торчащего обломка кузова свисала чья-то сумка.
Оказавшись по ту сторону, Дано вздрагивает при виде жуткой картины перед ним: падая, трейлеры придавили собой людей. Из-под переднего края кузова и забора на стоянке торчат чьи-то ноги, кого-то раздавило обрушившейся крышей платформы.
За станцией снова тянутся какие-то редкие строения. Становится еще темнее. Рельсы уводят прямо в лес, и Дано это не нравится. Он боится того, что может скрываться под пологом ночной тьмы.
Стоит ли ему продолжать искать отца и Лине? Или лучше подождать до утра? Но какой же он тогда старший брат, если готов бросить свою маленькую сестренку, даже не попытавшись…
Он резко обрывает себя. Какой он, к черту, старший брат, если только что голыми руками задушил своего восьмимесячного младшего брата.
Я убил его, думает он. Я бросил Лине и сбежал…
Дано устал и тяжело дышит. Он больше не жмется к забору, предпочитая держаться середины путей – подальше от темного края леса.
Интересно, почему он до сих пор не заболел? Потому что это болезнь, так ведь? Как простуда, только в тысячу раз хуже. Почему же эта зараза не тронула его?
Или это его наказание – выжить, когда все остальные погибли?
Лес заканчивается. Снова какая-то промышленная зона. Рельсы пересекают дороги, запруженные брошенными машинами, навечно застрявшими в пробках. На всех светофорах маячит отвратительное пятно желтого света. Кое-кто из водителей пытался объехать пробку по обочине, но угодил в канаву.
У некоторых машин открыты дверцы, словно хозяева покидали их в жуткой спешке и забыли захлопнуть. У одного автомобиля до сих пор работает двигатель, Дано слышит тихое ворчание мотора и видит включенные фары.
Он добирается до следующей станции. На табличке название – Эльвшо. Резкий запах щекочет ноздри. Кажется, пахнет чем-то горелым. Дано поднимает голову и далеко на западе, где уже село солнце, видит объятый пламенем многоэтажный дом, но сирен не слышно, и никаких голубых мигалок поблизости.
И ради этого они проехали всю Европу?
И что теперь? Зачем он продолжает идти по этим рельсам? Неужели он думает, что брату его отца, которого он не видел шесть лет, удалось выжить, когда столько людей погибло?
Дано несколько раз пытался дозвониться до Ахмеда, но безуспешно. В первый раз еще шли гудки, но никто не взял трубку. Во второй раз он попал сразу на автоответчик, и женский голос произнес что-то непонятное, после чего повторил на английском: «Набранный вами номер не отвечает. Пожалуйста, попробуйте позвонить позднее».
Дано снова достает мобильный и включает экран. Время 01:18, от заряда батареи осталось тридцать два. Ему нужно хоть немного поспать, сменить одежду, смыть с себя пот. Такое чувство, что голова вот-вот взорвется – должно быть, от обезвоживания. Последние несколько глотков воды он выпил перед тем, как покинуть маму и Билала.
Железнодорожные пути пересекает еще одна дорога, самая широкая из всех им встреченных, но даже она вся забита машинами, особенно в западном направлении, где виднеются съезды с трассы. Все машины стоят пустые, повсюду мертвые тела. Кто-то умер прямо за рулем, кто-то наполовину вывалился в приоткрытую дверцу. Несколько тел лежат на асфальте между машинами.
И тут Дано замирает. По дороге между машинами пробирается какой-то человек в кепке, синей куртке и шортах до колен. У него в руке что-то длинное, похожее на бейсбольную биту, но в темноте трудно разглядеть.
Мужчина не выглядит больным. Но он чего-то боится и продвигается вперед быстрыми, осторожными шагами.
Дано какое-то время ждет, пока мужчина не исчезнет под мостом, после чего беззвучно приближается к краю широкой бетонной плиты. Ему любопытно, куда идет этот человек. И вместе с тем ему страшно, он уже давно перестал доверять незнакомцам. Все же Дано чувствует облегчение. Не только он один остался в живых. Конечно, этот человек тоже может заболеть, но, судя по тому, что успел увидеть Дано, болезнь прогрессирует очень быстро. И если мужчина, даже пройдя через местность, усеянную трупами, до сих пор жив, следовательно, с ним все в порядке.
А это что-нибудь да значит.
Жилые строения заканчиваются, Дано снова окружает лес. Слева тянется велосипедная дорожка. Она взбегает на гребень небольшого холма, откуда открывается живописная панорама большого города.
Перед Дано раскинулся центр Стокгольма. Во всяком случае, это может быть только он. Железная дорога тянется дальше, взбегает на длинный мост, раскинувшийся над широкой водной гладью, потом еще на один и следом плавно сворачивает направо. Разноцветная мозаика высоких и пониже зданий, церковных шпилей и уличных фонарей. Все новые и новые подробности открываются перед Дано, пока он медленно шагает по мосту. На востоке и западе тоже мосты – бесчисленное множество мостов. Темная вода внизу неподвижна, городские огни отражаются на ее чернильной поверхности. Он видит лодки, пришвартованные по обе стороны от небольшой пристани. Железная дорога поднимается вверх и направо и исчезает за скоплением многоквартирных домов, справа от которых возвышаются высокие строения, напомнившие ему…
И в этот момент все исчезает. Только что Стокгольм лежал перед ним в своей безмолвной жуткой красоте. И вот его уже нет. Словно кто-то щелкнул выключателем, и весь город погрузился во тьму.
Щелк.
Аманда просыпается от невыносимого звона и шума в голове. Сначала ей даже кажется, что кто-то долго и настойчиво бил ее кувалдой по виску.
Боясь пошевельнуться, она медленно приоткрывает левый глаз и пытается сфокусировать взгляд на непонятном предмете. Через несколько секунд до Аманды доходит, что она смотрит на дверцу холодильника.
Она хочет приподнять голову, но ее щека намертво прилипла к керамической плитке на полу. Правая половина тела Аманды затекла, и она не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Одним резким рывком, словно отрывая пластырь от раны, она поднимает голову, переваливается на спину и замирает.
Как долго она пролежала в таком положении? Отрешенно уставившись в потолок, она облизывает пересохшим языком растрескавшиеся губы и чувствует сильную боль в горле.
Комната залита ярким солнечным светом. Обычно Аманде с трудом удается засыпать в дневное время, но на этот раз солнце не помешало ей провалиться в глубокий сон.
Аманда начинает плавно, сантиметр за сантиметром, приподниматься на локтях. На то, чтобы сесть, у нее уходит целая вечность. Она прижимается щекой к холодильнику и…
Стоп. Почему он такой теплый? Она поднимает голову и видит, что привычный зеленый огонек не горит. Холодильник не работает.
В середине лета отключили свет. Хоть и с трудом, но она понимает, что забитый продуктами холодильник скоро разморозится и вонючая жижа зальет кухню.
Встав на четвереньки, она ползет к раковине. Силы Аманды на исходе. Ей срочно нужно утолить жажду и что-нибудь съесть. Ухватившись за край раковины обеими руками, она начинает подниматься и левой ногой задевает стакан. От громкого пронзительного звона у нее подпрыгивает пульс и едва не подкашиваются ноги.
О господи, какое жуткое похмелье.
Она растерянно смотрит на пол и стакан. Нет, ей сейчас не до этого. Аманда берет с полки кружку и открывает кран. Она едва успевает набрать полкружки воды, как внезапно кран дергается и из него с фырканьем начинает вытекать коричневая жижа.
Все это происходит не со мной, в панике думает Аманда. Пожалуйста, я это не вынесу.
В этот момент в кране заканчивается даже ржавая вода.
Аманда смотрит в раковину и пытается собраться с мыслями. Какому идиоту, думает она, пришло в голову перекрыть воду, после того как отключили электричество.
Держась за стену, Аманда идет по коридору в ванную комнату. Оказавшись в полной темноте, она инстинктивно нащупывает выключатель и несколько раз щелкает им, но чуда не происходит. Выругавшись, она открывает дверь и садится на унитаз.
На самом деле отсутствие света имеет свои преимущества. Во всяком случае, в темноте голова болит не так сильно. Аманда отрывает немного туалетной бумаги, подтирается и бросает ее в унитаз. Опустив крышку, она вяло натягивает трусы и уже хочет смыть воду, но вспоминает фыркающий кран и передумывает. Пожалуй, стоит поберечь воду, решает она и выходит в коридор.
НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
На лестничной клетке раздается душераздирающий вопль. Аманда от неожиданности резко вздрагивает и рассекает висок об острый угол вешалки. Она чувствует, как из раны начинает медленно струиться кровь. Твою мать! Когда же закончится это безумие? Хватит!
Едва не разбив голову о незакрытую дверь, Аманда забегает в ванную, отрывает кусок туалетной бумаги и прижимает его к ране.
Потом она возвращается в коридор, походит к входной двери и прислушивается. Интересно, кто и почему так громко кричит?
СТОЙ! ТЫ БОЛЬНОЙ НА ВСЮ ГОЛОВУ?