— Как ты, детка?
— Хорошо…
Эти дети не жаловались. Они болели молча, безропотно, как маленькие старички, — они просто не верили, что на их жалобы кто-то обратит внимание. Наташа вернулась в ординаторскую, налила в Аленкину чашку сока из своего термоса — этот сок приготовила мама, она каждый день давала Наташе с собой целый термос свежеотжатого сока, и сейчас Наташа делилась им с Аленкой.
— Вкусно…
— Спи, Аленка. Завтра будет лучше, вот увидишь.
— Мне уже лучше.
Наташа даже не сразу поняла, что Аленка имеет в виду. Но через секунду внутренне содрогнулась: поистине страшной должна быть жизнь у ребенка, если ему в больнице, среди чужих людей лучше, чем дома. Наташа знает, что мать Аленки была одной из убитых в коридоре, а отец умер вчера, прикованный наручниками к кровати, — он подозревался в убийстве. Что теперь будет с девочкой, неизвестно, а она не интересуется, но Наташа понимает, что хуже, чем дома, ей уже не будет.
Кто-то из медсестер принес Аленке красивую Барби с набором одежек, и девочка из рук не выпускала это обретенное сокровище. Она и до больницы была истощена, а болезнь превратила Аленку в тень, но уже второй день она демонстрировала тенденцию к выздоровлению и постоянно играла своей новой куклой — первой в ее жизни.
На тумбочке у кровати лежал красивый буклет: глянцевые страницы, яркие картинки, а на обложке — роскошный полосатый кот. «Школа самосовершенствования „Нефертум“». Наташа пролистала буклет — ничего особенного, те же принципы, что у свидетелей Иеговы: обещания, яркие картинки, исполнение желаний, и лучшее, что было в этом буклете, это кот — удивительный, с шелковистой шубкой, которую так хотелось потрогать.
— Это мне Марина принесла, картинки красивые. — Аленка посмотрела на буклет. — Я тоже котиков люблю, они ласковые.
— Да, и красивые. — Наташа отложила буклет. — Отличные платья у твоей куколки. Надо ей кроватку и шкафчик купить, по-моему, я где-то видела такое, принесу тебе, хочешь?
Конечно, Аленка хотела, ее обычно колючие настороженные глаза на остреньком личике на миг стали совсем детскими, счастливыми.
— Тетя Наташа, мне очень хочется такого зайчика… Знаете, мягкого, маленького… Когда-то я видела у мальчика на улице.
— Погоди немного.
Наташа вышла из отделения и спустилась на первый этаж больницы, где располагались небольшие ларьки, работающие круглосуточно. Здесь продавали лекарства, средства гигиены, бахилы, соки и печенье и недорогие игрушки. Наташа купила у сонной продавщицы пакет яблочного сока и небольшого мягкого зайца, отчего-то розового. Подумав, присовокупила к игрушке блестящий браслетик из стекляруса. Положительные эмоции для пациентов важны не меньше, чем правильное лечение, но Наташа делает это не для успеха лечения, хотя и сама боится себе в этом признаться. Мысль о том, что будет с Аленкой дальше, очень тревожила ее.
Аленка ждала, укутавшись в одеяло. Наташа поставила сок на тумбочку и положила девочке на колени зайца и браслетик, и Аленкины глаза снова вспыхнули радостью.
— Спасибо…
— А теперь спи. — Наташа вновь погладила Аленку по стриженой голове. — Я тебе пакет сока открою, захочешь пить — наливай и пей, а сейчас засыпай, тебе нужно много спать.
Но Аленка уже надела браслетик и любовалась, вытянув перед собой ручонку, похожую на прутик.
— Блестит! — Она счастливо улыбнулась. — Тетя Наташа, а теперь ты будешь моей мамой?
Вопрос застал Наташу врасплох, она совершенно не ожидала такого поворота дела.
— Вряд ли мне позволят это. — Наташа укутала девочку и положила руку ей на голову. — Но я всегда буду помнить о тебе и постараюсь сделать так, чтобы тебе было хорошо.
Аленка кивнула и прижала к груди зайца, а Наташа вышла из палаты, пребывая в полнейшем смятении. Аленкин вопрос оказался неожиданным, она никогда не думала, что девочка может воспринять ее внимание таким образом, и что теперь с этим делать, Наташа не знала.
Олег спал. Наташа тихо вошла в бокс и села у его кровати, нащупала пульс, проверила температуру. Пациент явно шел на поправку, Наташа слушала его спокойное дыхание, а свет, льющийся сквозь стекло в двери из коридора, выхватил из темноты его светлые волосы. Наташе очень захотелось прикоснуться к ним, но она понимала: нельзя. Олег может проснуться, и кто знает, как он воспримет…
Ладонь Олега легла на ее пальцы.
12
— Боюсь, Геннадий Михайлович, нам с вами придется обратиться к вашему приятелю из полиции, этому красивому молодому человеку. — Анна Валентиновна ошарашила Генку перед самым своим уходом. — И будет лучше, если мы это сделаем если не сегодня, то завтра.
— Что случилось?!
Генка едва смог оторваться от работы — без Олега его накрыл жесточайший цейтнот.
— Анна Валентиновна, еще порцию скверных новостей я не вынесу, а теперь еще Маша запропала…
— Когда речь идет о недвижимости, Маша подождет. — Анна Валентиновна безжалостно припечатала Генку к стулу. — Как я вам и говорила, предыдущую сделку по этому зданию пытаются признать недействительной. И я только что узнала, что иск подан, но пока не принят судьей к производству, но дело даже не в этом. Дело в том, что я набралась наглости и позвонила в контору Малышева — там меня отчего-то еще помнят, и мне удалось пообщаться с Малышевым-старшим. Он был крайне удивлен, что его сын Олег представляет истца, ведь это очень большие деньги, как я уже вам говорила, а тут младший Малышев взял дело, а папаша об этом ничего не знает! Что-то здесь нечисто, понимаете? Малышев-старший попросил у меня номер скайпа и позвонил, попутно позвав в кабинет своего сына. Ему требовалось, чтобы молодой человек ответил на его вопросы, а тут я — живой, так сказать, свидетель. Сын начал мямлить что-то невразумительное, и вдруг Малышев-старший изменился в лице и сказал: «Анна Валентиновна, передайте своему клиенту мои искренние извинения, а что касается иска, то он будет немедленно отозван». И отключился, но я услышала напоследок, как он кричит сыну: «Я не позволю тебе снова влезть в это болото!» Так что происходит нечто нехорошее, и нужно обязательно выяснить, что именно.
— Хорошо, Анна Валентиновна, я сейчас позвоню майору Реутову, и он, возможно, уделит вам время, а я никак, у меня…
— Не нервничайте, Геннадий Михайлович, я справлюсь без вас. Но одной головной болью у нас стало меньше, если Малышев сказал, что иск будет отозван, — значит, так оно и произойдет. Он большой негодяй, этот Малышев, но на его слово можно положиться как на каменную гору. Он был испуган и зол, а это нетипично для такого человека, а потому я еду в полицию, а вы позвоните своему приятелю и скажите, что я в пути и пусть он меня дождется.
Генка кивнул — на большее его не хватило. Нужно было звонить Реутову, и он с опаской набрал знакомый номер, и разговор его не утешил.
— То есть вы утверждаете, что есть некая связь между иском, поданным на вашего клиента, и отравлением в доме Горчинского? Кстати, как вы об этом узнали?
Бережной с удивлением рассматривал ухоженную моложавую женщину, дородную, отлично одетую — она чем-то неуловимо напоминала ему Диану, только у Дианы нет такого цепкого взгляда, холодного и оценивающего.
— Вы же понимаете, Андрей Михайлович, что мальчики эти — программисты, в смысле — просто дети, у которых очень легко отобрать все, что они имеют, а они даже не заметят. Но тут дело вот в чем. У меня есть знакомый директор риелторской конторы, и когда я задала ему нужные вопросы, он вспомнил, как несколько месяцев назад к нему обращался некий господин Марконов. — Анна Валентиновна сделала рукой какой-то неопределенный витиеватый жест. — Да, тот самый Марконов, который олигарх, меценат и прочая, прочая, прочая. Конечно, он не сам лично обращался, но его люди. Марконов хочет построить в нашем городе ожоговый центр и многоярусную парковку. И для ожогового центра он искал здания в центре, что-то типа старых хрущевок, коих почти что и не осталось именно в центре — только те, что на бульваре Центральном и на площади Профсоюзов, но там они густо натыканы, а Марконов хотел больше маневра и меньше расселения. И тут я подумала: а здание, в котором офис моих ребяток, — как раз то что надо! Рядом два таких же, но они пока заселены рабочими одного умершего завода. Наше здание тоже принадлежало данному заводу, жильцов выселили и строение продали, а потом уже новый собственник распродавал площади под офисы, но даже сейчас оно пустует наполовину, верхние этажи никому не нужны — но место, место! Если все сломать, то там можно строить, очень даже можно! А под парковку искали кусок земли — тоже в центре, но далеко от теплотрасс и прочих коммуникаций, и тот дом, где живет Олег, как раз тупик в ветке, дальше нет ничего, я планы проверяла сама, у меня знакомый в архитектурном управлении города. Но официальный запрос отчего-то не подавался, и я не думаю, что господин Марконов знает эти подробности, а вот человек, который обращался к моему приятелю от его имени, должен объяснить, почему решил не идти обычным путем.
— И везде-то у вас знакомые…
— Без этого никак. — Анна Валентиновна покачала головой. — Вы понимаете, что это значит?
— Понимаю. — Бережной кивнул. — Есть люди, которые взялись за эту работу, но решили сэкономить — возможно, на покупку просто выделен бюджет, и разницу они планируют положить в карман.
— А это значит, что поножовщина может повториться, а может, и вирус.
— Это закрытая информация.
— Я знаю.
Бережной поежился под взглядом Анны Валентиновны. Нет, она совсем не похожа на Диану. Это опасная, очень умная женщина, достигшая в своей профессии именно того, чего хотела, и знающая, что может достичь бесконечно большего, просто ей это пока не нужно.
— Я знаю, о чем вы думаете.
— Не сомневаюсь. — Бережной вздохнул. — Я рад только, что не женат на вас.
— Вы умеете сказать даме комплимент. — Неожиданно глаза Анны Валентиновны заискрились, и лицо ее стало милым и приятным, метаморфоза была такой неожиданной и мгновенной, что Бережной опешил. — Этот вариант вас меньше напрягает?