Зула тоже двигалась неуклюже, но знала, что нельзя подпускать его на расстояние выстрела, и потому попятилась.
Поняв, что замечен, Саид ускорил шаг, падая всякий раз, как «кроксы» скользили на осыпающемся земляном склоне, опасно размахивая помповиком и вскрикивая, когда ветки били по лицу.
Что-то сильно дернуло за лямки. Зула повернулась, думая, что зацепила рюкзаком за сук.
И рухнула ничком. Она выставила руки, чтобы смягчить падение, но они разъехались, и теперь она лежала плашмя, придавленная сверху рюкзаком. Через мгновение на рюкзак навалилось что-то еще более тяжелое.
– Держу ее! – крикнул Закир. В следующий миг он навалился всем телом, едва не переломав Зуле ребра. Воздух из легких он ей точно вышиб.
– Ну что, сучка, нравится умирать?
В запасе у нее было только одно движение, что облегчало выбор.
Резко согнув правую руку в локте, она нащупала рукоятки ножей и выбрала больший – Закир прижал его своим весом, но Зула дернула посильнее. Потом не останавливаясь ткнула назад, на звук голоса.
Закир подавился собственным криком и рухнул на землю. Нож повернулся у Зулы в кулаке, но она, удержав рукоять, потащила его на себя и почувствовала на пальцах горячие брызги. Затем встала на четвереньки, откатилась от Закира и кое-как села.
Закир стоял на коленях и руками зажимал рот. Кровь стекала от ладоней к локтям и дальше на землю.
Раздался крик. Кричал не Закир – он просто не мог. Зула подняла голову. Саид, в «кроксах», стоял в десяти футах от нее, опустив ружье, и в ужасе смотрел на Закира.
С двадцатикилограммовым рюкзаком за спиной она не могла даже встать.
Несколько мгновений они с Саидом смотрели друг на друга. Он перевел взгляд на ее руки и увидел окровавленный нож.
Саид, наверное, хотел помочь Закиру, который, прислонившись к дереву, оседал, по мере того как из тела выходили воздух и кровь. Подходить ближе было страшно. Ему всего-то нужно было ее пристрелить, но он не мог решиться.
Это был пат.
Что-то мелькнуло в воздухе у Саида за спиной. Что-то вроде птицы, только весом примерно с Зулу. Однако движение – неестественно быстрое и бесшумное – было сродни птичьему.
Саид упал ничком, словно его сбила машина. Помповик отлетел прочь и покатился в сторону Зулы.
Она была настолько сосредоточена на ружье, что не видела ничего другого, пока не высвободила руки из лямок и не метнулась схватить помповик с толстого слоя прелой сосновой хвои.
Затем подняла голову и уперлась глазами в золотистую морду огромной кошки. Их разделяло футов шесть. Клыки у зверя были в крови, передние лапы упирались в спину Саида, каждый коготь – в растекающемся алом диске. Но больше всего крови лилось из шеи Саида: кошка повалила его в прыжке, одновременно перекусив шейные позвонки.
Зула вспомнила, что у нее в руках ружье, и прицелилась в пуму – мозг, запоздало переключившись в режим биологической таксономии, выдал ей нужное слово. Наверняка именно эта пума накануне побывала в лагере и позже напала на енота. Интересно, сообразил ли Саид дослать патрон и снять с предохранителя?.. Зула правой рукой оттянула цевье, увидела желтоватый блеск патрона и вернула затвор на место. Глянула на пуму. Большим пальцем отыскала предохранитель, посмотрела, в каком он положении, сдвинула так, чтобы показался красный кружок. Вновь глянула на пуму. Та не собиралась прыгать на Зулу, но внимательно следила за ней, скалилась и вообще всячески выказывала недовольство.
Она охраняла жертву.
Правой рукой держа помповик нацеленным на зверя, Зула села на корточки, продела левую руку в лямку рюкзака и вскинула его на спину. Пума раздраженно зашипела, переступая лапами, однако Зула уже пятилась, увеличивая расстояние между ними.
Что-то стукнулось в колено, и Зула с ужасом увидела: Закир вцепился в нее окровавленной рукой, не столько пытаясь удержать, сколько моля о помощи. Зула отпихнула его ногой и двинулась прочь. Только отойдя футов на сто, она продела в лямку вторую руку и застегнула поясной ремень.
С ушами в последние минуты что-то произошло, но сейчас слух вернулся, и Зула поняла, что колокол уже некоторое время не звонит. Видимо, Ершут или кто-то другой залез туда и чем-то его замотал. Вместо звона раздавалось глухое постукивание, слышное от силы на несколько сотен ярдов.
Зато теперь она различила два звука, которые прежде заглушал колокол. Первый – крики Закира за спиной; видимо, его голосовые связки вновь заработали. Второй – рокот мотора на дороге со стороны Элфинстона.
Зула почти не сомневалась, что это «харли-дэвидсон».
Сюда едет Чет. Услышал колокол и спешит разобраться, в чем дело.
Зула вызвала Чета, устроив пожар, и теперь моджахеды его убьют.
Донесся голос Джахандара – тот что-то говорил в рацию или по мобильнику. Поискав глазами, Зула его увидела: он отступал от дамбы к углу шлосса.
Чет еще не показался, но фара мотоцикла уже освещала деревья примерно в миле отсюда и Зула слышала, как он сбрасывает и прибавляет газ на знакомых поворотах.
С тех пор как Чет ушел из наркоторговли и ввязался в безумный проект Доджа, мысли (и беспокойство) о шлоссе не отпускали его ни на час. Чет жил шлоссом. Жизнь эта его вполне устраивала, но, помимо прочего, включала обязанность вскакивать по ночам и тушить пожар.
Не в буквальном смысле. Настоящего пожара в шлоссе не было ни разу и быть не могло благодаря системе пожаротушения, которую они за бешеные деньги установили в каждой комнате. Однако она не помогала против метафорических пожаров: мелких воришек, протечек, скворцов под крышей, медведей и енотов, лезущих в мусорные баки… Когда штат вырос и появились люди, которым это можно отчасти передоверить, Чет купил участок в нескольких милях дальше по дороге и построил там дом, чтобы жить вблизи от шлосса, но хотя бы на время отключаться от бесчисленных забот.
Оставался Грязный месяц, когда персонал уходил в отпуск. Тогда либо Чету, либо Доджу надо было круглосуточно находиться в шлоссе.
Последние несколько дней там жил Додж, так что у Чета появилось время отдохнуть, прочесть отложенные книги и пару раз прокатиться на мотоциклах с Паладинами Септентриона, кто еще жив и в силах. Он как раз вернулся из второй поездки – по западному берегу озера Кутеней, поджарил себе стейк, прикончил полбутылки кларета, лег спать рано и сразу крепко уснул. Однако примерно за час до рассвета Чет обнаружил, что не спит и что разбудил его колокол.
Чертова система пожаротушения опять потекла.
Разумеется, это не пожар. Будь в шлоссе пожар, аварийная система почуяла бы дым, вызвала пожарных и отправила на его телефон эсэмэску. На дороге сейчас уже выли бы сирены. И вышел бы на связь Додж.
Нет, что-то подействовало на оросительную систему, и она включилась. В одной из комнат шлосса потоком хлещет вода. Теперь мороки не оберешься. Наверняка Додж среди ночи гонял бадминтонной ракеткой летучую мышь, лупил в темноте куда ни попадя, забыв про нежные разбрызгивающие головки. И теперь сидит один в шлоссе, мокрый, злой и пристыженный, а гордость не позволяет ему позвать на помощь.
Чет через силу поднялся с постели, сходил в туалет и надел мотоциклетный костюм прямо поверх пижамы. Не слишком презентабельно, но никто, кроме Доджа, не увидит, а Доджа стыдиться нечего. Он вышел на гравийную площадку между домом и дорогой. Чоппер стоял здесь, грязный, усталый, и масло ему надо было сменить две-три тысячи миль назад. Гнать через темноту будет неуютно и холодно. Разумный человек сел бы в джип, но Чету прикололо мотнуть на чоппере. Все равно он вскочил среди ночи и полдня будет ликвидировать потоп, так не один ли черт, если еще и померзнуть?
Он оседлал «харлей», пнул кикстартер, вильнул хвостом на гравии и выкатил на проселок, ведущий от дома к шлоссу. Раз в год, после того как вешние воды окончательно превращали старую рудничную дорогу в промоину, тут прогоняли грейдер; сейчас, в первые недели таяния снегов, она была хуже всего. Выбирая путь в конусе света от передней фары, Чет первые минуты две думал только о том, чтобы не влететь в самые глубокие рытвины. То, что ехать приходилось медленно, было на самом деле к лучшему, иначе комья полузамерзшей грязи из-под колес набивались бы под крылья.
Ближе к реке лес редел, и теперь Чет ясно видел розовато-перламутровое небо на востоке. Был сильный соблазн выключить фару и гнать в темноте, как гонял в молодости. До несчастного случая. Однако несчастный случай вразумил Чета, если кукурузный стебель в мозгах подходит под слово «вразумление». А жизнь в здешних краях научила, что именно в это время суток на дороге больше всего зверей: они уже видят, что происходит, но хищникам еще нелегко их заметить. В такой час у одинокого байкера больше всего шансов врезаться в лося. Хищники тоже охотятся в это время, высматривая сумеречную добычу светящимися глазами, ловя ее движения подрагивающими ушами-локаторами. В Селькиркских горах явный перебор хищников высшего порядка: два вида медведей, волки, койоты, пумы и всякие кошачьи поменьше, если брать только четвероногих; вершина пищевой пирамиды здесь больше походит на плато, чем на пик. Если врезаться в оленя – засада, то как назвать, если врежешься в гризли, который выслеживает оленя?
Поэтому Чет, выехав на асфальт, не выключил фару, и первую четверть мили плавно набирал скорость, чтобы от покрышек отвалилась мокрая грязь. Потом газанул и начал закладывать виражи на пути к шлоссу, ускоряясь на прямых участках, притормаживая перед крутыми поворотами, за которыми мог оказаться олень – они часто выходят пощипать молодую зелень на солнечных обочинах.
За несколько минут – чересчур быстро, потому что как раз начал ловить кайф от езды, – Чет миновал участок, где дорога виляла влево, и теперь катил под скалой Барона. Дальше начинался спуск к реке. Здесь был разворот для машин, которые из-за размера не могут проехать по дамбе, и заодно неофициальная парковка для шоферов, которым охота порыбачить или перекусить на капоте в живописном месте с видом на скалу, реку и башенки шлосса за деревьями на другом берегу.